Эпизод из армейской жизни

     После того, как я не поступил в институт, пришлось идти в армию.
     Привезли в  бывшую  Восточную Пруссию,  в Калининградскую область город Советск (бывший Тильзит, помните Тильзитский мир?) и, после того как командиры частей и их уполномоченные разобрали всех новобранцев, я оказался в 149 -ом гвардейском кавалерийском Дунганском полку, который на самом  деле  был  полком артилле-рийским,  усиленным двумя батареями гвардейских миномётов ("Катюшами") со вполне современными средствами передвижения.
     Так как я был одним из немногих, окончивших десятилетку, и прилично знал математику, меня направили в топографический взвод, который наряду с взводом разведки, относился к армейской аристократии.
     После месячных курсов молодого бойца,  на которых мы изучали хитрости передвижения  по-пластунски (это в ноябре-декабре,  при довольно сильном морозе),  учились стрелять из автомата Калашникова (вариант  с откидным прикладом, специально для артиллеристов-кавалеристов), и приняли присягу, стали полноправными рядовыми.
     Дедовщины тогда ещё не было,  а некоторые попытки со стороны старослужащих как-то потретировать нас - молодых, решительно пресекались комсомольской организацией и командирами батарей,  среди которых выделялся капитан Рабинович - командир первой батареи. Выделялся более чем двухметровым ростом, постоянной щетиной иссини черного цвета и громадными кулачищами. Но о нём в другой раз.
     Служба шла своим чередом.
     И, вот, в первых числах января, когда на улице было более 25 градусов мороза, а  с Балтики дул совершенно пронизывающий влажный ветер, нас впервые привлекли к караульной службе.
     Устав-то мы теоретически уже изучили, теперь предстояло реальное дежурство на территории полка. По два часа с четырёх часовым перерывом для отдыха.
     Нам выдали длиннополые тулупы,  автоматы и полные магазины патронов (т.е. тридцать штук).
     Разводящий еще раз проинструктировал  весь  состав  караула.  Мне лично он сказал:
     - Слушай-ка,  твой пост около школы сержантов, там, в подвале хранится некоторое  количество  боеприпасов, не для пушек, конечно, ну, патроны, там, сигнальные ракеты и прочее. И, главное, имей в виду, что курсанты этой школы иногда в самоволку бегают. Могут как раз в твою смену возвращаться. Так что ты не сразу стреляй- то, пусть в казарму пройдут, а ты вроде бы и не видел. И потом, не стой под грибком на свету, а то тебя хорошо видно, а ты ничего. Понял?
     Понять-то я понял,  но как ночью отличить курсанта от  диверсанта оставалось загадкой.
     Моя смена начиналась в два часа ночи. До этого я сидел в караулке и топил печку.
     Пришла первая смена. Ребята поснимали тулупы, и поставили автоматы в козлы.
     Вот тут я насторожился. Принесённое с мороза оружие моментально покрывалось плотным слоем инея, который, тая, оставлял за собой противные ржавые пятна.
     - Это же его завтра до обеда не отчистишь,- подумал я и стал размышлять, как избежать такой неприятности.
     К тому времени,  когда мне нужно было отправляться на пост, решение созрело.
     Я надел шинель, на плечо повесил автомат, а тулуп надел поверх, но так, чтобы автомат легко можно было правой рукой выпростать из-под полы тулупа.
     Разводящий довёл  меня до грибка,  ещё раз напомнил,  чтобы я не торчал там постоянно, и ушел. Я остался один.
     От грибка до казармы, где размещалась школа сержантов, (двухэтажное кирпичное здание с двумя подъездами еще добротной немецкой  постройки), примерно двести пятьдесят метров. Дорожка, тщательно выметенная солдатским руками, медленно покрывается свежей искрящейся порошей. Свет от лампы у грибка постепенно слабеет, если уходишь от него, и почти ничего не освещает, около второго подъезда.
     Толстенные, в полтора обхвата, каштаны ровным рядом стоят вдоль дорожки, отбрасывая мрачные тени.
     Прошло чуть больше часа.  Ходить приходилось довольно интенсивно, чтобы не замерзнуть.  Туда,  от грибка, можно идти чуть медленнее, так как ветер в спину, а обратно - порезвее.
     И вдруг, пройдя примерно полдороги от грибка, я услышал за  собой слабое поскрипывание свежего снега. Человек явно старался идти со мной в ногу, чтобы я его не услышал.
     - Ну,  вот,  дождался,- подумал я,- и как это в такую холодрыгу в самоволку ходить,  спал бы себе в теплой казарме.  Ну,  ладно,  сделаю вид, что я его не замечаю.
     Я прошел первый подъезд казармы,  туда человек не  вошел,  прошел второй, и  опять чуть слышные шаги следуют за мной и,  как мне показалось, приближаются.
     Я не на шутку разволновался.
     Устав-то я помнил, но в такой ситуации рассуждать с моим преследователем по сценарию: "Стой, кто идет? Стой, стрелять буду!" казалось не рациональным, но и сразу стрелять на поражение рука не поднималась.
     Я, не меняя скорости шага, дошел до очередного  каштана  и  резко прыгнул за  него, одновременно наставив на преследователя из-под полы тулупа автомат.
     - Стоять,- дрожащим от волнения голосом произнес я.
     - Тихо, ты, не пальни случайно.
     Шагах в  четырёх  от меня стоял командир нашего полка, вздумавший проверить, как несут службу молодые солдаты.
     - Добрый вечер,  товарищ полковник,- совсем не по уставу приветствовал я его.
     - Да  уж  не вечер,  а глубокая ночь,- ответил он мне,- как оригинально вы с оружием обращаетесь.
     - Так  холодно  же,- товарищ полковник,- на таком морозе и затвор замерзнуть может, а вдруг что случись?
     - У вас оружие на предохранителе?
     - Нет.
     - Палец на спусковом крючке и рука в перчатке?
     - Точно.
     - Осторожно опустите ствол и поставьте на предохранитель.
     Я выполнил скорее просьбу, чем приказ.
     - Как фамилия?
     Я назвался.
     - Ну, давайте и дальше так же, бдите, аккуратно только.
     Меня поразило его обращение ко мне на "Вы", а он ушел в направлении караулки и только балтийский ветер трепал полы его шинели.
     Утром, на построении караула, мне было приказано сделать два шага вперёд, и  командир  караула от имени полковника объявил мне благодарность за бдительность.
     Ребята пристали ко мне, расспрашивая о причине похвалы.
     Я скромно отмалчивался, а чистить автомат мне не пришлось.