Таганрог, апрель- пятнадцатое

Они вышли сегодня позже почти на два часа.
В доме было холодно, и вылезать из под теплого верблюжьего одеяла не хотелось.
- Вставай Коля, сказала Женечка..
- Нет! Ты первая вставай, а я следом..
Перепалка длилась недолго. Они встали оба и столкнулись лбами, протискиваясь в душ.
Солнце, несмотря на высокую давно орбиту,
пока не в состоянии прогреть огромную железобетонную- о девяти этажах- глыбу.
Брр!  Вырвалось у Кольки, едва за ними захлопнулась подъездная дверь.
Десять градусов,не больше.
Тем не менее,  на уличной лавке,  что видна из окна их  кухни,свободных мест не было.
Мужики громко и  наперебой приветствовали.
Кто- то, залетный-  кивком головы, не вынимая изо рта сигареты,
другие, кого он хорошо знал, - по имени-отчеству.
И только живущий в его подъезде,  главнокомандующий этой, теплой уже с утра,  компании, дед,
растягивая рот в широкой улыбке,
и подталкивая сидящего с краю, чтоб освободить  место, пригласил Кольку присесть,
 повторяя никак не клеившееся к моему герою:
- Уважаемый! Много, много, много- уважаемый!
Но, не будь за спиной заходящейся от смеха жены, Колька б и тогда прошел мимо.
И не потому,  что пиво с утра  не пил.
- день то какой!
Как можно не наслаждаться этим весенним воздухом
с пьянящим ароматом цветущего  абрикоса, променяв его на дым,
от которого слезятся глаза, и на еще не выветрившийся вчерашний перегар.

- Только бы дождь не догнал,-
Колька поднял голову вверх, и увидел
в  небе, пусть и до боли в шее высоко, облако.
Сверху, освещенное солнцем,  оно было светлым,
а низ его уже был напитан дождевой влагой, готовой хоть сейчас
 пролиться на головы беспечных (без зонтов) людей..
Лошадь! - мороз пробежал по коже -
до чего похожа была туча на лошадь, хоть и странного  окраса.
Но дождя не случилось.
Ни на остановке с пробитой в крыше огромной дырой.
(вечерами в нее заглядывали звезды).
Ни после, когда они вышли, как обычно, на Гоголевском бульваре.
Если говорить об обыденном, им бы стоило выйти двумя остановками выше, у рынка.
Зайти в пирожковую, и, прикупив, с пылу с жару- огромных,
- сорок пятого размера - смеялся Колька,  лаптей,  да свежезаваренного чаю,
 по стаканчику на брата, присесть на лавочке неподалеку-
 аккурат,  через дорогу от рынка. Об  эту пору переполненного,
 запасающимся к великому празднику продуктами, людом.
Но..
Проглотив,  при мысли о горячих пирожках,  голодную слюну,
несмотря, что перед выходом из дома они перекусили,
Колька подхватил под руки Женечку, и они пошли вниз к улице Петровской.
Пересекли её, не дожидаясь, пока желтый глазок светофора сменится на зеленый,
и направились в проснувшийся давно городской  парк.

От самых ворот - кованых и ажурных, впрочем,  как и вся ограда,
вела прямая аллея, что хорошо просматривается с той самой улицы Петровской.
По ней в обе стороны мчат авто, и вдоль всей длинны ее,
аж до самого сквера над морем, где на пьедестале стоит задумчивый император, звучит,
 соревнуясь с шумностью городского бытия, пешеходное радио.
Сегодня звучал Чайковский.
- Может быть махнем к морю?-предложил было Колька.
Но тут, как из подворотни,  дунул бодрящий ветерок.
Он только ласково лизнул, словно щенок, но это был ветер с моря,
что бурлит  за высоким мысом. -
Нет,-  поёжилась Женечка,- давай, поищем лавочку, чтоб лицом к солнышку.
Они недолго искали.
Субботний день, но таких сумасшедших в парке надо было еще поискать.
Ладно - те, что вышли чтоб заработать  на продаже летучих зверюшек,
или  сладкой  ваты, так востребованной  в теплые майские деньки.
Или вот того ряженого, что рекламирует мороженое.
 Брр!
Нет, нет,-  отмахнулись они от него, как от назойливой мухи.
Но.. мухи спят  в такую погоду.
Тучи пролетали над головой, словно яхты во время регаты.
Но их было так много, что солнце появлялось всего на мгновение,
чтобы снова быть проглоченным этим неистребимым и ненасытным чудовищем.
Благо, пока не брызжет!- подумал Колька.

Солнечные лютики, изумрудная сочная зелень, птицы с изумительными,
чистого тона, голосами.. Ах! Как любит он, закрыв глаза,
и впитывая редкое солнечное тепло, подремать, сидя на апрельской лавочке,
 где- нибудь недалеко от беломраморного классика,  давшего имя парку,
и стоящего на самом высоком месте..
Да, да- это тот самый-  Алеша Пешков, он же Максим Горький.
Как кстати! -
подумал Колька, глядя на статую,
едва по пешеходному радио зазвучали какие- то, из пионерского детства,
греющие душу, но никак не соединяющиеся с нынешними, песни..
Женечка согрелась, прижавшись к нему. Пока он думал о своем,
та успела рассказать и о работе, и о вазе, которую присмотрела для прихожей.
А ещё позвонить сыновьям.
Потом они встали, и пошли по пустынному и безлюдному парку.
С рук кормили верблюда, свесившегося головой через высокую ограду.
Бродили вдоль стоящих на приколе, словно корабли, зажатые льдами,
цепных каруселей, и с удивлением смотрели, как медленно,
 словно старуха с клюкой,  в гору поднимались ярмарочного цвета кабинки колеса обозрения.
Там, в верхней точке, видимо, не по- детски дули ветры,
потому как кабинки покачивало, и они скрипели.

Наконец  добрались они и до "Красного мака".
Прибежище в нелетную погоду для проголодавшихся, и уставших колесить,
" на своих двоих", пешеходов.
Раздевшись, присели за единственный свободный столик
 у  окна с пыльным фикусом,  укрывшим их от любопытных  взглядов  с улицы.
- Ах, как тут уютно,- сказала Женечка.
И сытно..добавил Колька.
Они и съели то  по маленькому пирожному.
Оно уменьшилось в разы  за последние годы, но фирменного вкуса не потеряло.
А самое главное - чай!
Он, не иначе - из лавки Чехова, что стоит всё там же -  на Гоголевском бульваре,  по пути к рынку.
Хоть и недёшево, но.. купи пару пакетов с ароматнейшим содержимым в той лавке
и доброе настроение на неделю,  а при экономном расходовании,
и смешивании с заваркой куда меньших достоинств-
две недели удовольствия обеспечено.
И хоть будут они бродяжничать до самого заката,
 запах этот,  смешанный с ароматом чудного весеннего дня,
 останется с ними надолго.

Таганрог, апрель - пятнадцатое