На Чабанке

Море. Суровое море. Закипает от гнева. И ветер откуда-то вдруг налетел и запутался в листьях платана. На крышу веранды в изящном изгибе уронила тяжелые старые ветви белая акация, выстукивая длинными стручками, будто тонкими пальцами, барабанную дробь. Вдруг оглушительный треск!

Рухнула на покатую крышу веранды огромная корявая ветка. Цепляясь листьями и стручками за мелкие трещинки и за шершавую черепицу, упала перед нами, будто бы ахнула в отчаянии, раскрывая миру свою зеленую наготу. Упругая, живая и сочная, она лежала на земле, обреченно и тихо, и что-то шептала листвой.

А мы похватали и чешки, и шлепки. Сбежали с опасной веранды и мчимся по мокрой траве босиком. В полном восторге!

Николай Иванович на крыльце что-то кричит нам и машет рукой.

Вдруг сверкнула в воздухе из ниоткуда огненная палочка дирижера. Крупные капли и горошины града застучали аккордами по асфальту, а за ними ахнула и грянула стена тропического ливня.

Николай Иванович вырубил электричество на время грозы. Мало ли что! Домики - деревянные. На территории несколько корпусов, столовая, душевые. Он один, как директор, отвечает за все: за казенное имущество, за хозпостройки, за безопасность детей.

Ворчит. Запирает за нами и окна в сенях, и входную дверь. Мокрые, юркнули в корпус. В полутьме по коридору пробираемся к своей комнатушке. Вода ручейками по полу бежит с одежды, со шлепок. Не холодно. Только мокро. Будто лягушата после душевой, шлепаем по деревянному настилу.

Ласточки в гнезде сидят. Под потолком ласточкин хвост торчит. Притихли птенцы-желторотики. Не пищат. Ласточки сегодня кружили низко-низко. Кричали, что будет гроза.

В комнатушке полумрак. Неуютно. Сидим на кроватях. Что еще делать? Не привычно без света. Будто чего-то не хватает. Вглядываешься в этот коварный полумрак, пытаешься раскрыть его, раздвинуть мыслями. Не получается, и злишься. И чувствуешь, будто внутри тебя закипают капризные мурашки и требуют немедленно вскочить и закричать, и пнуть хотя бы для виду эту дурацкую дверь.

На соседней кровати Надя обхватила колени руками и будто бы крутит сальто. Любимая поза. По-другому не сидит – скучно. В школе на уроках только так бы и сидела – в группировке. Или хотя бы в шпагате на полу. Но за партой в группировке не посидишь.

На уроке физкультуры Надя однажды села на шпагат. Физрук похвалил и поставил пятерку. А ребята подумали, что зазналась, и смотрели, как на белую ворону.

На уроках елозишь на стуле. Ноги под партой готовы сами убежать в спортивный зал…

Нет настроения разговаривать. Легли под одеяла и слушаем, как бушует гроза.

Ветер гоняет по небу толстые тучи, трясет за бока, сверкает в ярости огненной указкой. Вытряхивает на землю, будто бы из холщевого мешка, тонны воды и града. Свистит хлыстом над морем, над сушей, закручивая над горизонтом коварные черные воронки. Не знали и не видели еще девочки такого урагана, разрушающего, разъяренного. И сидели, счастливые, в своем деревянном домике, замирая от ужаса и восторга.

На двери в полумраке календаря не видно. Помним каждый зачеркнутый день. Осталось три пустых квадратика! Три пустых! И все! И домой, в родной город, к маме, к родным! Последний рывок, последняя тяжелая тренировка. И вот она, уже видна перед нами заветная финишная прямая. Не смеем ослушаться тренера. Бежим из последних силенок до конца, до второго дыхания, до финишной полосы. И как же безумно долго будут тянуться теперь эти три дня!

Затихло небо, наконец. Выдохлось. С грохотом и треском ветер погнал свое тучное стадо за море. Приглушенно и глухо долетают до лагеря раскаты грома. Редкие капли бегут по стеклу ручейками все тише и тише.

Люда открыла створку окна. Дыхание ночи остудило комнатушку. Люде не холодно. В одном платьице стоит у раскрытого окна, радуется - как здорово на улице, как свежо!

Я не хотела, чтобы открывали окно. С головой нырнула под одеяло, колени прижала к животу, дышу на ладони. Пригрелась и задремала.

Надя давно спала. Заснула под грохот грозы и всполохи молний. Напрыгалась, накувыркалась за целый день. Люда не стала будить Надю. А у меня спросила:

- Вера, ты с нами пойдешь? Мы на море.

Не помню. Кажется, сквозь полусон пробубнила, что не пойду.

Не приеду я больше на море. Надоело. Мне все надоело! И стадион, и домики, и пляж, и самодельные снаряды. Противное холодное море, я не стану больше играть с тобой. Я боюсь тебя. Колючие и скользкие медузы лепешками бултыхаются у берега, большие и маленькие, белые и прозрачно-голубые, лиловые и кремовые. Все наши дни на море так и плавали вдоль берега широкой, бесконечно длинной лентой. Бывало, что волнами выбрасывало на песок медузу со страшными жгучими щупальцами. Мы боялись брать ее в руки. Нам говорили, что такая медуза оставляет болезненные ожоги. Она лежала, бедная, на боку, перепачканная, придавленная, обсыпанная песком, и мучительно таяла. Умирала. Она не двигалась, и только морская волна колыхала ее иногда в соленой пене. Бывало, что море манило медузу, пенными пальцами тащило за капюшон обратно в свои соленые воды. И тоскливо, и страшно нам было смотреть на нее.

Море - глубинная чаша, обрамленная песчаными откосами, валунами, цепями гор. В соленом теле моря берегут свои темные тайны подводные леса. Рыбы, как птицы, парят под водой, проплывая медленно и важно над кораллами и рифами. Рассекают соленые просторы косяки мелкой рыбешки, задорные, веселые, блестящие. Волшебные коньки и морские звезды будто бы рассказывают друг другу причудливые истории.

Суровую жестокую сказку сочинило когда-то море и упрятало ее в золотом сундуке в логове морского дьявола. И никто никогда не найдет ее и не поймет ее. На языке моря была написана она - дикая могучая сказка. Гудят и волнуются волны под напором холодного ветра, укачивают меня, убаюкивают, рассказывая древнюю сказку. Сидит у моего изголовья синеволосая принцесса. Волнами гладит мою голову, улыбается и поет, и ведет меня во сне в свое сказочное королевство.

Люда одела кофту, прикрыла дверь и на мысочках вышла в коридор. Марьяна и Катюша не отставали от подруги.

На крыльце Люда закинула руки вдруг и распустила пучок. Длинные русые пряди упали на плечи, будто бы выплеснули себя в эту ночь, в эту прохладу, вдохнули и задышали. Люда улыбнулась. Немного скованны были ее шаги.

В спортивном костюме, в кроссовках и в строгом пучке ходила все эти дни на сборах. И теперь в темноте в ситцевом платьице и с распущенными волосами смущенно ступала по тропинке.

Худенькие девичьи тени осторожно плыли вдоль домика. Девочки не боялись и все же мимо окон пытались пройти незаметно. Причудливо падала на листья каштана лунная извилистая лента. И казалось, на его семипалых листьях отдыхали лунные феи.

- Люда! Девочки! Подойдите ко мне! - Мара Петровна и Сергей Иванович сидели на веранде. Они тихо смеялись и о чем-то говорили в полголоса. Взволнованно, девочки объяснили, что хотели бы спуститься к морю. Мара Петрова удивленно посмотрела на Люду, на девочек, но будто бы что-то поняла и улыбнулась:

- Хорошо, девочки, только ненадолго. Вы поняли меня?

Все казалось теперь иным, все изменилось. Будто бы ливень размыл дороги, разорвал, перепутал страницы книги. И ступаешь теперь по земле, удивленный, восторженный, ничего не понимая, и все же чувствуя волшебство и полноту обновленного мира.

По тропинке до калитки девочки шли босиком, шлепали по траве, по лужам. Немного озябли. За калиткой широкая тропа была затоптана отдыхающими так, что даже граду не удавалось ее пробить. Крупные горошины еще лежали по краям, а ручейки, отражая ночное небо, спешили к морю. Дикое море! И девочки тоже спешили к тебе.

На холме, чуть выше тропы, кучерявая крона можжевельника, опьянила хвойным ароматом и накрыла девочек густой темнотой. Марьяна и Катюша прижались к Люде, руками закрывая лицо от назойливых веток. Девушка обняла подруг - нечего бояться. И лагерь, и море – все же рядом! Зашли только зачем-то в какие-то дебри. Глупые. Раздвигая непослушные ветви, девочки вышли к морю, промокшие опять с ног до головы в этой можжевеловой темноте. И на песчаном откосе замерли перед морем.

И раскрылось море перед ними в праздничном наряде. И разукрасило свои песчаные пляжи синими, голубыми гирляндами. Прибрежная вода, и песок, и водоросли, спутанные, смешанные, будто бы скошенные и выброшенные волнами из недр морских, мерцали миллионами огней. Сверкающая голубая дымка едва парила над водой. И страшно было ступить на такую красоту. Наверное, это крестная фея летела к Золушке на свадьбу, да обронила во время бури свой подарок - фату дорогую, обшитую бирюзой.

- Что же это за чудо такое, девочки? – прошептала Марьяна, села на корточки и опустила руки в море. - А медузы-то все уплыли куда-то!

Не было ни одной медузы! И только тихая, сонная вода, изливала загадочное свечение, источала внутренний свет.

Люда и Катюша ходили по кромке берега. Они набирали в ладони воду, а потом выливали на песок или подкидывали в воздух, играя со светом. И сверкающие брызги-светлячки улетали в темноту.

Девочки были не одни. На пляже видны были силуэты людей. Многие не спали в ту ночь. Бродили по воде или сидели у берега.

Мара Петровна и Сергей Иванович подошли неожиданно из темноты. Ласково, по-доброму смотрели на девочек. И девочки почувствовали что-то вдруг, не страх и не боль, как все эти дни на изнурительных тренировках, но что-то нежное и доброе в себе. Большая, мягкая сила лилась из души, и захотелось просто обняться, просто прижаться к ним, к тренерам, чтобы они всё узнали, всё поняли, чтобы раскрыли в себе все эти чувства, которые сейчас возродились вдруг возле моря.

Пора было возвращаться. Часы давно пробили двенадцать. В далекой сказочной стране волшебство крестной феи уже потеряло свою силу и Золушка, убегая из дворца, обронила хрустальную туфельку. У берега всю ночь мерцало море, освещая дорогу, долгую дальнюю дорогу в сказочный мир, куда улетала крестная фея.

Люда держала в ладонях пучок мерцающий водорослей. Она несла их Наде и Вере. Как жалко, что девочки заснули и не пошли вместе с ними на море. В комнатушке Люда положила подарок на тумбочку. Всю ночь он мерцал синими огоньками, как ночник, как ароматная лампада, источая запахи моря.

Под утро огоньки погасли. На тумбочке вместо сказочного ночника лежала в утренней серости странная масса из песка, сухих водорослей и мелких грязных ракушек.