монолог Сатаны

Большая зала, час заката.
Огромный стол, на нем графин.
Картины с видом Арарата,
Подсвечник – пляшущий дельфин.
Камин прадедовой поры
Поленом давится сырым,
И тратят свечи парафин.

Явленье первое: пред нами,
Блистая мрамором лица,
Застыл, недвижим будто камень,
Завет отринувший Отца
Опальный ангел, он же бес,
Поправ величие небес,
Желавший выше стать Творца.

Бунтарь, не знающий покоя.
Сощурив хитро левый глаз,
Оперся правою рукою
О стол резной, стоит анфас.
Стоит один, глядит в окно.
Загадкой мучаясь одной,
Вздыхает тяжко, через раз.

Не гость он здесь и не хозяин,
И не жилец, и не слуга…
Осколок тысячи мозаик,
Хитрец под маской простака.
Со скуки взявшись за игру,
Навряд ли вспомнит поутру,
Кого оставил в дураках…

Колода карт, расклад не новый:
Лежат измятые у ног
Шестерка пик и туз бубновый,
А сам скучающий игрок
(бывалый шулер и фигляр),
Зажав подмышкою футляр,
Читает долгий монолог:

Что есть исход? Движенье смерти?
Не я ли есть всему черта?
Меня ли видит тот, кто смертен,
Когда сожму его гортань,
под жизнью всей ведя итог?
Откуда вздох, скупой глоток,
В улыбку скорчивший уста?

Жестоко было ком из глины
Обречь душой на жалкий срок.
Душою чистой и невинной,
Случайно брошенной в порок.
Да я из жалости лишь сам –
Простят ли шутку небеса –
Лукавым искусом помог…

Горшки не боги обжигают.
Но жизнь – столь слабая свеча –
Способна, право, полагаю,
Все то, что вылепил Гончар
Накалом чувства и страстей
Обжечь до мяса и костей
Без всяких фокусов и чар!

Да разве в том была проблема –
Понять, кто добрый, а кто злой?!
Ведь зревший плод в садах Эдема
Отравлен был (тупой) иглой…
Ах, змей, несущий искушенье,
Тебя ли мучило сомненье,
Когда ты брызгался слюной?!

Зачем хранишь его в футляре
Как доказательство вины
Обмана тех двуногих тварей,
Что рая были лишены?
Тебе не чужды сантименты?...
Как сладко помнить те моменты,
Что в прошлом уж погребены...

Дыханье чаще, взор туманен.
В зрачках видны следы комет.
Но беса вновь влечет и манит
В футляре спрятанный предмет:
Для смертных вечное табу,
Решил он некогда судьбу
Двоих, нарушивших запрет.

Женой оставлены Адама
Грядущей символы беды:
На гладкой коже словно шрамы
Следы зубов, греха следы.
Оставлен прежде светлый рай…
Как часто нас ступить за край
Влекут запретные плоды.
*****************************
Пустой футляр в камине брошен,
Вокруг него в седой пыли,
Как сотни маленьких горошин,
Сверкают алые угли.
И пуст уже совсем графин,
Свечой истрачен парафин –
Нет даже косвенных улик…

Другая сцена: шумный город.
Толпой запруженный бульвар.
Купцы, зеваки, шлюхи, воры –
Живой и розничный товар,
Перчатки, платья, гребешки,
Конфеты, сушки, петушки,
Изюм, орехи и халва…

Какой безумный архитектор –
Какая пошлая игра –
Дома и улицы, проспекты
Все точно, ровно, четко в ряд
(Да в самом деле по линейке
не плац застроил ли армейский?)
Замкнул он в каменный квадрат…

Здесь бес со скуки персонажей
Как шулер (помыслом) крапит. 
В колоду картой новой ляжет
Старуха дряхлая на вид,
Младенец, ангел и девица –
Раба покорная и жрица
Продажной уличной любви.

Тузы в руке, и падший счастлив.
Но пусть старуха крест несет:
Младенец, спящий тихо в яслях,
Однажды все же разорвёт
Порочный круг (или квадрат?),
Где словно пики томный взгляд
Разит сердца (и сладость льет)

Ах, ангел, зрящий за младенцем,
В слепой любви не видишь зла.
Не дай коснуться бесу сердца:
Лишь только острая игла
Души коснется подопечной,
Как будет жажда его вечной
Искать все свет, где правит мгла.