Мультик

Странно устроена наша жизнь: иногда человек, с которым вы и знакомы-то толком не были, вдруг врывается в тихую заводь вашего спокойного, устоявшегося бытия, переворачивает всё вверх дном и направляет его по совершенно новому пути.

Женькин город затерялся у границы Полярного круга, среди бескрайних северных лесов и промёрзших болот, на самом краешке обитаемой земли. Старожилы шутили, что ничего у них тут нет, кроме доски, трески и тоски. Конечно, любое мало-мальское событие вызывало живейший интерес горожан. Потому когда осенью из Москвы приехали известные барды братья Мищуки, это вызвало неподдельный ажиотаж в среде Женькиных знакомых туристов. Причем, они не просто приехали, а ещё и организовали конкурс молодых исполнителей. Женя никак не относила себя к молодым исполнителям и собиралась просто сходить послушать выступление знаменитостей. Но в один из дней на большой обеденной перемене её поймала староста группы Светлана:

— Так, слушай сюда. Нам позарез надо выставить на конкурс человека от института. Ты прекрасно поёшь. Ты пойдёшь туда и порвёшь всех — я знаю, что обыгрывать тебя просто некому, стопудово.

Ошалевшая от такого напора Женька вяло возражала, что и песен авторских не знает, и гитару в руки берет лишь по большим праздникам, но спорить со Светланой было все равно, что пытаться силой мысли остановить скорый поезд на полном ходу.

«Ладно, позор так позор», — меланхолично подумала Женька. Она слишком хорошо знала этот тип людей: комсомольские активисты, они умели заставить мир крутиться по своему желанию и вырабатывали энергии не меньше, чем Братская ГЭС в период пиковых нагрузок.

Конкурс Женька, конечно, не выиграла, но и не опозорилась. Отметили красивый голос, посетовали на бедный репертуар, пожурили за лень и нежелание работать с инструментом и отпустили с богом. Мир она не покорила, зато завела новые и интересные знакомства. Самым полезным оказалось знакомство с Людмилкой: высокая, в очках, с вечным конским хвостом на голове, та была лет на пять старше Жени, закончила тот же институт и даже вела психологию в Женькиной группе. Казалось, она смущается своего волейбольного роста, однако её небольшая комната в учительской общаге всегда была полна людей: сюда заходили обросшие и загорелые туристы, только что вернувшиеся из водных, пеших и горных походов; сюда приходили непризнанные молодые барды. Известные в узких кругах музыканты заскакивали к Людмилке по пути из Питера в Гималаи автостопом… В общем, жизнь там кипела, Женьке нравились все эти люди — вольные, свободные и талантливые. Ну и главное, у Людмилки всегда можно было перекусить. Конечно, там не подавали комплексных обедов и нежнейшей сёмги домашнего посола, но на чай и плюшки можно было рассчитывать смело, в любое время суток.

Однажды зимой, после сдачи особо зубодробительного экзамена по теормеху, Женька почувствовала, что душе и разуму её срочно требуется отдых в хорошей компании, а желудку — нечто более изысканное, чем осточертевшие макароны с ошметками тушёнки, которыми они в общаге пробивались всю последнюю неделю.

Людмилка была одна, но ждала гостей: стол, накрытый огромной скатертью, свисавшей со всех сторон чуть не на полметра, был вплотную придвинут к дивану, и на нём уже стояли тарелки, стопки, чашки и огромный, украшенный завитушками из теста, открытый пирог с клюквой.

— Не помешаю? — никакой голод и мороз не могли выбили из Женьки врождённой вежливости.

— Проходи. Бери пирог, сейчас налью тебе чаю.

Женька удобно устроилась на диване, с внушительным куском пирога в одной руке, и вдруг застыла. Она отчётливо услышала звуки музыки — величественные, печальные, ни с чем не сравнимые начальные аккорды «Лунной сонаты». Играли на гитаре. Играли в этой самой комнате… но прятаться там было совершенно негде! Звук был чуть приглушённым и доносился откуда-то снизу.

Осторожно отодвинув край скатерти, Женька обнаружила две ноги, торчащие из-под дивана. Ноги были одеты в дорогие, чуть заляпанные грязью ботинки хорошего фасона, на брюках выделялась отглаженная складка.

- А, не обращай внимания, это Граф! – Людмилка внесла в комнату большую дымящуюся чашку. – Пришел с час назад, никакусенький.

Женька встречала Графа раньше. Молодой парень, не старше двадцати пяти лет, очень привлекательный внешне, у Женьки он почему-то вызывал жалость. Красивый, безусловно одарённый музыкально, сын крупного чиновника из областной администрации, был он весь какой-то несчастный, потерянный, непутёвый, с огромными грустными глазами. Женя не знала, что за отношения связывали Людмилку с этим парнем, вечно пьяным, вечно в обнимку с гитарой. Ей было достаточно того, что Граф хорошо играл. Во всяком случае, в любом состоянии он мог играть и «Лунную сонату» и что-то ещё из сложных инструменталок.

Люди постепенно подходили, заполняли комнату. Было уже довольно поздно, когда явился последний припоздавший гость. Женька раньше его не видела: постарше других, лет 33-35, с русыми волосами и недлинной бородкой, с бутылкой «Цинандали» в руках и застенчивой улыбкой, он ей сразу понравился.

— Мультик! — пожимая ему руку, Женька не сразу поняла, что так его зовут.

В компании Мультик оказался незаменим. Спокойный, улыбчивый, он знал тысячу хороших, не пошлых анекдотов и занимательных житейских историй, был ко всем внимателен и услужлив. Но когда он взял в руки гитару – мир для Женьки просто перестал существовать.

В руках этого бродяги, непонятно откуда взявшегося, казалось, был не музыкальный инструмент, а волшебная палочка, переносившая слушателей в знойные просторы Андалусии, к хрустальным ручьям, где босоногие крестьяне ловят форель, к апельсиновым рощам юга Испании. Лорка, фламенко, кастаньеты, коррида проплывали перед Женькиными глазами, пока он играл. Она подумала с испугом, что во времена Инквизиции его бы точно сожгли на костре за колдовство.

Зимней январской ночью, в небольшой комнатке в общежитии для преподавателей судьба подарила Женьке настоящее чудо.

Они пересекались потом ещё несколько раз, у Людмилки на посиделках. По профессии Мультик был геологом. Он увлечённо рассказывал, как упражнениями из йоги можно себя согреть, когда снаружи жестокая зима, а ты лежишь в палатке и не можешь заснуть от холода. Показывал Женьке разные интересные аккорды и приёмы, всегда просил её что-нибудь исполнить. Женька смущалась, но уступала. Ей нравилось для него петь, и ей льстило, что такой мастер ценит её скромные таланты. Но ещё больше она любила просто тихонечко подпевать, когда он сам брался за гитару и начинал наигрывать известные песни.

Однажды в апреле после занятий Людмила подошла к Женьке и как-то очень официально пригласила её завтра на вокзал, в 14—40.

Провожали Мультика. На вокзале их было всего трое. Говорили мало. У Людмилки с собой была бутылка легендарного портвейна «777», и они по очереди к ней прикладывались, чтобы противостоять и ледяному северному ветру, пронизывающему, совершенно не апрельскому, и щемящему чувству потери. Конечно, была гитара, и срывая голос, во всю глотку, они орали «Поезд в огне» и что-то ещё, такое же отчаянное, рвущее сердце.

Перед тем, как прыгнуть в вагон, Мультик сунул руку в рюкзак и протянул Женьке объёмный сверток.

- Держи. Учи.

Женька распаковала его дома. В свёртке был «Самоучитель игры на шестиструнной гитаре».

Спустя три года Женька зашла к Людмилке. Она уезжала и хотела перед отъездом навестить всех, кто был ей дорог в этом городе. Спросила и про Мультика.

— Не знаю. Сначала мы переписывались, он собирался жениться. А два года назад я получила от него последнее письмо, там была всего пара строчек. Он писал, что замолчал, и уже много месяцев молчит… Не представляю, что это значит.

Девушки переглянулись. Женька вдруг подумала, что даже не знает его настоящего имени.

Спустя много лет, готовясь к концертам. Женька доставала с полки потрепанный «Самоучитель». Проигрывая любимые пьески, чтобы вернуть беглость пальцам, она вспоминала Мультика. Что с ним стало? Где он сейчас, жив ли?

Как странно, думала Женька, в её жизни было столько разных людей. Кто-то их них задерживался надолго, некоторые же были подобны вспышкам — пришли и ушли. Но вот след от их посещения оставался с ней на долгие годы, словно излучение невообразимо далёкой звезды, которая светит нам спустя миллионы лет после своей гибели. И след этот порой оказывается настолько глубоким, что определяет не только сиюминутные события, но и общее направление судьбы человека.