Ермак

               
                ПЕРВЫЙ ВЕЩИЙ СОН

          (Из мемуарных рассказов "Два вещих, два удивительных сна и несколько прелюбопытных случаев из моей жизни")

     Предзимье. Ясная, лунная ночь. Мы вдвоём стоим на высокой, отвесной скальной площадке, выступающей над левым берегом реки.
     Мой спутник стоит рядом, справа от меня. Это – широкоплечий мужчина ростом около двух метров, одетый в белый домотканый балахон с капюшоном, накинутым на голову. Чтобы увидеть лицо моего спутника, мне приходится поворачивать голову к правому плечу и задирать лицо вверх.
Над высоким плечом спутника я вижу тёмный сухощавый профиль с крупными чертами лица.
     Я думаю, что это – мой ангел-хранитель.
     Мне очень хочется посмотреть на его крылья, но стыдно оглянуться, и я отказываюсь от этой соблазнительной  мысли.
     Перед нами – прекрасная ночная панорама широкой сибирской реки.
     Полная луна освещает реку ярким серебристым светом и подчёркивает черноту хвойного леса, простирающегося
до горизонта.
     Луна высоко за нами, и мы её не видим.
     Внизу, между высокими берегами, с юго-востока на север пролегла  широкая водная лента.
     Сон беззвучен, как в немом кино, поэтому ни шума реки, ни шума ветра, ни скрипа стволов мощных сосен, ни шелеста веток деревьев – никаких других шумов я не слышу. Зато видимость изумительная: я чётко вижу предметы, удалённые от меня
на расстояние в 400 - 500 метров.
     Такая способность видеть невооружённым глазом возможна разве что во сне.
     Слева впереди, в метрах трёхстах от нас, река делает плавный поворот на север под углом 20 - 25 градусов.
     От нашего, левого, каменного берега реки к песчаному правому, идёт армада из 55 - 60 (возможно, несколько больше) длинных остроносых казачьих стругов.
     Издали по форме струги напоминают суда, на которых ежегодно соревнуются между собою студенты Оксфордского
и Кембриджского университетов, но значительно мощнее и длиннее их. Скорее всего, струги построены из досок цельной корабельной сосны.
     В отличие от гребцов Лондонской регаты, шесть гребцов на струге, располагаются по бортам в шахматном порядке
на расстоянии чуть более полутора метра друг от друга.
     Вдоль плоского днища струга, от носа к корме, поджав под себя ноги, лежит ещё четыре, одетых по-зимнему, вооружённых казака.
     На носу и на корме каждого струга дополнительно уложены одежда, провиант, снаряжение и другие вещи. Длинные казачьи копья тоже пристроены на днище струга.
     В некоторых стругах только шесть гребцов, а свободное пространство струга занято мортирами, снарядами, вооружением, провиантом и крупной кладью.
     По тому, как голы берега реки и как тепло одеты казаки, я понимаю, что стоит поздняя осень или зима запоздала со снегом.
     Армада стругов уже прошла середину реки и ломаной линией быстро несётся к узкой песчаной полосе правого берега.
     Правый берег реки представляет собою почти отвесный, вероятно, песчано-глинистый обрыв высотой от двух до шести метров, на котором грозно возвышается хвойный лес.
     Чёрная мантия леса простирается вдоль всего правого берега реки до самого горизонта и упирается в осеребрённую кайму синевы ночного неба.
     В ближней к нам, правой части армады, примерно в пятнадцатом струге, в треть оборота ко мне, стоит и что-то говорит казак – мужчина сорока-сорока пяти лет, суровой, но приятной внешности, с чёрной, как мы ныне говорим, пугачёвской бородкой. Казак выше среднего роста, крепкого, но не богатырского телосложения.
Одет он в меховую чёрную шапку, в чёрный овчинный полушубок с белой меховой окантовкой и опоясан широким чёрным кожаным ремнём.
     Понятно было, что казак – атаман Ермак, что он обращается к своему казачьему войску с речью.
     Уверенность движений и жестов указывали: атаман знал, что сказать своим товарищам в этот великий, и в то же время суровый, исторический момент.
     Я не слышу, о чём страстно и убеждённо говорит Ермак, поочерёдно обращаясь то к одному, то к другому крылу казачьей флотилии, но воображаю и домысливаю речь атамана и вместе со всеми участниками события воодушевлённо
и торжественно переживаю этот великий момент.
     Вдруг ангел-хранитель беззвучным импульсом говорит мне: «Это – ты».
     «Где я?» – в недоумении вслух спрашиваю я.
     «Это – ты». – повторяет импульс мой ангел-хранитель.
     После второго импульса я понял, что произносить слова не нужно: достаточно только подумать и твой собеседник услышит твою мысль.
     Понял я и то, что в одной из своих прежних жизней я был атаманом Ермаком.
     Меня бросило в жар от осознания этой мысли.
     В великом возбуждении я посмотрел на человека в белом балахоне: тёмный профиль его лица был суров и непроницаем,
а он сам – неподвижен и молчалив.
     Всем существом своим, всем напряжением мысли и чувств погрузился я происходящее действо.
     Быстро, беззвучно и слаженно приближается армада стругов к высокому правому берегу.
     По всей ширине реки в лунном свете серебрились гребни волн, лёгкие всплески и взлетающие брызги воды от казачьих вёсел, белые крылья волн, разрезаемых стругами, и разводья за ними.

                Комментарий к ПЕРВОМУ ВЕЩЕМУ СНУ

      Во сне я видел себя в образе молодого человека.

      Я хотел бы обратить внимание читателей и историков на этот сон, так как он показывает действительный,
а не вымышленный исторический момент перехода границы Сибирского ханства русским казачеством под предводительством Ермака.
     Любители же батальных и пышных сцен: писатели, сценаристы, режиссёры и постановщики художественных фильмов
на эту тему искажают историческую правду своими фантазиями и любовью к дешёвым эффектам, а не к исторической правде событий.