Шанс не дает о себе знать или псевдобомонд на мутн

       
               
       Потягивания утром особенно приятно, если у тебя есть шанс продолжить сон, но начало  дня делает тебя жертвой пробуждения. Потом ты становишься жертвой многих других вещей, но об этом потом…
         Ну, хорошо, я просыпаюсь для грядущего дня! Прежде всего, бег трусцой. Мозг  светлеет,  он полон идей, которые чахнут после часа службы на работе.
          Каждый день похож как предыдущий, он абстрактная вера в будущее, уносит нас изо дня в день и в этом скрывается великая загадка движения.
           Каждый день – дождь.  Позвоночник отзывается ноющей болью и трещит от каждого смелого движения. Если « в здоровом теле здоровый дух» - мой дух жертва  слабого хребта. Мысли травмированного человека субъективны  ???
           Активный бег трусцой на месте, потому что не знаю к какому горизонту бежать, покрывает мое тело потом, но не отгоняют черных мыслей – бегу дальше  от черных мыслей.
            Мне  не мало лет, но  я не знаю что такое  чувства возраста. Просто у каждого есть свое время на земле – с младенческого розово, до изборожденного морщинистого, и дух временно живет в нас до полного распада. Нет  нужно, покончить с черными мыслями и потому бегу к бодрости.
   Руки у меня сильные, ноги несколько окрепли после болезни, но левая нога чуть слабее, ее гоняю больше. Человеческие возможности бесконечны, это знают все, но никто не знает дорог ведущих к ним, просто есть удачлевые, которые не устают говорить об этом.
     Семь тридцать – холодный  душ, легкий завтрак, семь минут ходьбы до блажащей  магистрали, двадцать минут давки в общественном транспорте, и я на работе.
    Трудовой день начинается, чтобы тут же закончиться. Если у тебя есть, маломальские способности,  то это всех интересует для того, чтобы  загнать тебя в общую серость. Ты борешься, но под конец настолько устаешь, что с радостью становишься в ряд тебя травивших, и тем самым  страхуешь свой зад от пинков и с тревожным сердцем отдаешься тяжелым мыслям об извечной несправедливости. Я живу в стране, которая, продвигаясь во времени, идет назад. Массовый гипноз с неизвестным сроком. Мои мысли прерывает мой шеф:
 - Проделанная вами работа, неудовлетворительна (работа не входящее в мои обязанности ).
 - А разве вы не внедрили мои идеи в процесс?
 - Внедрил.
 -Успешно?
 - Успешно, но неудовлетворительно!
 - Успешно, но  неудовлетворительно!! (каково??!!)
     Категоричность моего шефа была изыскана, а тупость не имела границ, в связи с чем, я должна была участвовать на партийном собрании – будучи беспартийной и совершенно « добровольно».
На добровольном собрании, мой шеф был ведущим, навязывая нам ведомым, устав новоиспеченной партии, напичканный  фейерверками, ослепляющими будущее, и дабы нам не ослепнуть, мы все  стадом должны идти за тем, кто первый вырвался вперед. В данный момент это был шеф! И чтобы довести  всех  до полной прострации, сделав глубокий вдох – заорал : «Кто не со мной тот против меня» - применив святость слов, в надежде собрать армию шизофреников, что, собственно чрезвычайно легко в нашем обществе, и очистить путь к личной славе!
      Потом происходит «добровольный» выбор в актив, я оказавшаяся среди актива,  пытаюсь противостоять диктатуре:
  - Я отказываюсь!
  - Откажитесь перед народом, пусть он видит ваше лицо!
  - Отказываюсь от своей  безликости пред не менее  безликой толпой, становлюсь ее маленькой частицей, которая в братстве с другими осадит пылью на западные башмаки моего шефа. Но стадность меня всегда угнетала, и чувство собственного достоинства морским узлом сжало горло. Беру реванш….
 - Шеф, вы состоите и в другой партии тоже. Вы служите двум господам? А может трем? Партий больше не продешевите. В какой из, партии вы остаетесь до утра? Никогда не говори, что партийный -встретишь более партийного !!   

   Лицо шефа багровеет, глаза стреляют крупным калибром ненависти, я первая в шеренге  приговоренных предателей, но до исполнения приговора – будут баталии, потому что он кокетливо грозился демократией!
  Пятнадцать ноль-ноль. Все находиться в тревожной эйфории  в непонимании, ясная голова только у шефа ( в своей направленности). Моя голова совершено, пуста, после  жалкого всплеска беззащитной правды. Но одна мысль, в эмбриональном  состоянии – мечется. Как покончить с трудовым днем, и забыть стратегически неверные  с жуткими последствиями шаги ? 
    Измочаленная дешевыми интригами шефа, швыряю измученное свое тело на диван  настороженно и глубоко прислушиваюсь к тишине, потому что она никогда не бывает долгой. Да!
   Хочу я того или нет напротив моего дома, как раз на уровне моего этажа живет человек, который вклинивается в мою жизнь злободневными афоризмами. Я его называю балконно-трибунным комментатором или трубным трибунном. Наглотавшись информации, он вклинивается в мою жизнь и выплескивает ее в  виде яда а я пытаюсь вырабать противоядие  в противостоянии нашей ядовитой действительности. Какой-то over dose?  Вот и теперь….- Она  отдала все себя, свою девственность, совесть, любовь- революции, она сделала это, и тут же пошла, получать талоны на хлеб!
Слово «масло» было выкрикнуто фальцетом и все соседи подумали об изнуряющей очереди. Мой покой не был нарушен,  потому что не ем масло, ну разве что с икрой.


              Устала….
Ноги пульсируют усталостью, и мыслям нет покоя. Бассейн – вот что надо.
   Погружаясь в голубизну чистейшей воды,  выныривая, легко держусь на плаву, теряю вес тела, отдаюсь ей полностью, раздавливаю свою  наличность, перехожу в душевную расхлябанность, зависаю в невесомости.
  Взмах - вдох –выдох, так я проплываю километр, вдох-выдох –мышцы набирают силу, выдох- вдох – мысли светлеют, забываю о настырном быте и начинаю замечать мужчин рядом и ловлю себя на том, что тело мое изрешечено мужскими взглядами, распрямляю и без того широкие плечи и легкой походкой газели пересекаю бассейн, оставляя мокрые следы (легко испаряющиеcя).

                Любовь. 
Дорога, ведущая, к моему сердцу обросла «перекати поле», Многие доходящие до середины, слегка исцарапанные, оберегая себя, оборачивались назад, и с легкостью бросались в доступные объятия, чтобы пополнить ряды обывателей. Я не за мученическую любовь, я за терпенья,  и тогда откроются неизведанные дали, ждущие особенно смелых,  награда которым счастье! Но, увы! Многие из нас подставлены сексу. А  секс это агрессия во взятии башни оргазма!
В любви за все надо платить, за все, за каждое неудачно оброненное слово, за неосторожный взгляд, за смелый жест, за безысходный поцелуй, все чревато последствиями, и потому любовь висит на волоске. Любовь  это взлеты в поднебесья или падение в преисподнюю.      
          
              История любви.
      Я встретила его, он вел меня по страницам своей книги жизни, но однажды мы оба натолкнулись на пустую страницу. Когда я не смогла ничего  прочесть в его глазах, я разорвала чистый лист. Стоя на крою пропасти с оторванным пустым листом я уже долго ничего не хотела, чтобы не знать, чего я хочу…… 
         
                Но одно я знаю точно – слово – сила!

       Все слова, умышленно, случайно - брошенные другими, витающие в воздухе – все мое! Я собираю их крупицами и скрупулезно складываю в замысловатый калейдоскоп. Как известно Слово любит и убивает, между этими крайностями, бескрайняя возможность Слова. Все витающее в воздухе – мое, я бумерангом возвращаю их, потом читателю все, что он безалаберно выбросили в пространство.


                Откуда такие мысли?

                История всех историй.

Границы зла нужно искать в разграничивании   территорий. Отсюда и все войны, раздуваемые теми, кто владеет военным арсеналом. Они всегда придерживаются одного правила – подальше от себя откатить пороховые бочки, устроить дымовую завесу, решить вопрос занятости населения (каждому по шашке) и пусть рубят друг друга под лозунгом « Отечество в опасности».
      Мой балконный трибун читает мои мысли….
-  Дело мастера боится и падает в обморок, (милитаризация).
       На этот раз мой трибун выглядел политический  угрожающий. На нем была широкая майка из американского флага и плавки бикини, на которых уместились  остальные части света. Все страны выглядели жалкими разноцветными кружочками, а в руках у него  был огромный плакат следующего содержания: « мы сохраним мир любой ценой  и воздадим    почести всем тем, которые мирно покоятся, уйдя из этого мира во имя мира» Клин Блинтон.
Мой трибун охрип и изрядно посинел, потому что на дворе осень плела любовные интриги с зимой. Из прохожих редко кто останавливался, разве что молодые особы, которые бросали восхищенные взгляды  на его крепкие спортивные ноги, и из-под тешка,  представители сексуальных  меньшинств. Но мой  трибун добросовестно рвал глотку во имя невостребованной правды.
     - Народ нашпигован страхом! Садам Хусейн производит химическое оружие… Пентагон освобождает человечество от этого страха….США предупреждает: всякого рода оружия будем производить только мы! Стресс опасен  для здоровья!
Мой трибун окончательно охрип и уже шепотом, еле шевеля губами, выплюнул последнюю, на этот день, фразу в пустую, темнеющую улицу:
   -  Лю-ди! Многие правители разлеглись на масонском ложе, в чем мать родила! Ищите будуар!
     На балкон вышла измученная правдой мужа, жена, и потащила, теперь уже, пустого, синего атлета домой, что бы откачать его для новой правды.
      Я смотрела через свое окно на совершенно глухую улицу, город, страну…. А что же я? С волками жить по-волчьи выть, подумала я и сфальшивила.
  В тишину врезался телефонный звонок и убил ее.
  - Да, кто говорит? Что? Из бани.. ? Что? Каждый сотый звонок  выигрышный? Я выиграла? Да спасибо. И меркантильно –отмыться что ли?


           Грустная история.

       Утро всегда бывает трепетно хрупким, и  даже, когда облака, я знаю, солнце за ними, утро всегда светлое, за одним исключением, утра вечера темней, это революции! Остерегайтесь кучки бездарных фанатов во все времена, Французская, русская, китайская –утрамбуйте все это получиться едкий брикет в истории человечества. Все диктаторы были невысокого роста, знаете почему? Потому что, если к их росту прибавить комплекс неполноценности, они станут выше всех.
  Если сократить время и приблизить момент преступления к моменту расплаты, не рубили бы с плеча. Милостивый Бог дает шанс выбросить из рук топор, но все равно мы рубим дальше! 


          
                История одной страны.


    К власти пришел демократ. С виду он был робким  и на правду смотрел слегка опустив глаза и  думал –если правду унижают, ее скрывают, над ней издеваются, то зачем она родилась? И потому в душе был убежденным диктатором, восхищаясь своим выбором. А народ понял, что идея о светлом будущем так целомудренно висит в воздухе, что никому не мешает, и от любви до измены, отечества – один стул –трон. 
       
                Загадка для школьников.

 - Решите одну примитивную задачу – призывал наш друг на балконе. – из пункта А  в пункт Е тронулся целый состав с брикетами утрамбованной лжи в виде просроченной гуманитарной помощи. Подсказка, в пункте Е проживает народ, который веками славился гордостью и храбростью, но сейчас жадно пожирает все гадости мира. Кто это? А пункт А заказывает музыку. Кто это?

 Я быстро, к своему стыду, решила эту задачу и посмотрела вниз.
Между нашими домами есть небольшой садик, он какой-то еврейский, здесь всегда тихо, хотя он в малом центре. Он стал излюбленным местом мыслящих наблюдателей. В садике, уже который день, сидела женщина и внимательно следила за происходящим. Ее присутствие меня заинтересовало, она стала тем углом треугольника, который связал нас. Театр одного актера и двух зрителей, где каждый живет своей жизнью и безобидно прислушивается к другому.
 Мне было любопытно, кто она? Я искала, встречи с ней и это случилось в холодный осенний вечер. Я припарковала машину напротив моего дома, когда  реплика впилась мне в спину.
     - Одни в холод прилипают к скамейке, другие разъезжают на машинах, как ни в чем не бывало.
   У меня был выбор- уйти с этим и договориться со своей совестью или нагрубить и утвердить ее неудачу. Думая так, я обернулась и увидела женщину, которая, давеча, разбудила во мне любопытство.
  Ее взгляд говорил о готовности к атаке, не так чтобы зло, скорее поразвлечься и залить вечер чем-то. Как потом выяснилось, так оно и было. Что бы нейтрализовать ситуацию я спросила:
   -Вам не холодно?
   -Холодно –зло ответила она.
   - Приглашаю к себе.
Я удивилась той готовности, с которой  она последовала за мной. А может мы втроем, не сознавая того, породнились в нашем дворовом бермудском треугольнике правды.
             - Чай, кофе?
             - Кофе.
 Почувствовалось легкое потепления, но я еще не избавилась от чувства вины и не хотела идти  у нее на поводу. Пока чайник закипал, я разглядывала таинственно-агрессивную, уставшую женщину. Ей было, чуть больше средних лет, на лице был отпечаток былой славы и благополучия, теперь уже – отрешенность в связи с этой потерей, но не так, чтобы жалость к себе, а зло накопившееся от количества ошибок. Я подумала, что ошибки молодости это такая же неизбежность, как седина, не знала, что попаду  в точку.
 
      - Тело храм для души, но многие отдают его в аренду – многозначительно изрекла незнакомка.
Фраза вонзилось в сиюминутность, и повисла между  нами, став началом.
   
              Монолог. ( Ее плачь!)

 Если женщина не становиться матерью – она становиться политиком, если не становиться политиком, она становиться поэтом, воспевающая неразделенную любовь. Если она становиться матерью, политиком или предпринимателем, то перестает быть женою, и становиться любовницей. В процессе выбора, как, ей кажется, она теряет самое сокровенное, которое не обнаруживается, когда она плюет выбору в лицо. Если женщина не становиться ни матерью, ни женой, ни политиком – она стареет.
  Я слушала ее и силилась понять, кем же она стала, все было так сумбурно, и непонятно, что можно было сделать один вывод, она сдалась старости.
 Мне захотелось сменить грустную тему, и так получилось, что спросила о еще грустном
   - Если ты пьяна от счастья, бывает ли утром похмелья?
   - Думаю, что,  да, ведь от чрезмерности всегда бывает горечь.
   -А какая мера определяет чрезмерность или недостаточность любви, счастья? Почему большая любовь фатальна, а недостаточная убогая? И вообще, что такое предел в любви? Или она есть или ее нет!
    Складывалось впечатления, что она меня не слушает, а думает о своем, так оно и было, и я себя почувствовала  неудачным психоаналитиком, который не может и слова вставить.

               
                Страхи мужчин.

        - Муж после свадьбы думает о том, что время любви растаяло вместе со свадебным маршем Мендельсона. Что же думает жена?
 


                Угасающая страсть еще любящей жены…

Ты любишь меня в той обстановке, где время мизер, хватающее на четверть поцелуя. И это визитная карточка твоей  любви ко мне, и это все. Иногда я начинаю думать (конечно, в момент, когда страсть хватает за горло), что еще не все потерянно, что есть шанс…..Но потом я начинаю привыкать к этому, и стряхиваю крохи страсти, и хороню время любви. Как видите,  оба похоронили любовь, просто у каждого были свои похороны.

                Отступление.

- Вы знаете, я никогда не жила иллюзиями, -  уже по родному она обратилась ко мне, переборов сопротивление откровенности. Что такое иллюзия?- Сказала она,- это частная схема жизни, придуманная в юности, которая рушиться с первых дней зрелости, и жизнь предлагает один  путь – на ринг жизни, где жестокая борьба кулаков, где предательства, изощренные интриги, ложь. Так что – или вы владеете ситуации, или  она имеет вас. Вообще  то – жизнь  это время, обреченное  на грех. Но как говорил Хеменгуей: «Мир –хорошее место, за него можно драться». Скривив в горькой улыбке рот,  моя собеседница сказала: - смешно, а ушел из жизни предательский и  пораженным !
    Женщина сделала большой глоток кофе, закурила, впервые, за весь вечер пристально  посмотрела на меня, блеснула изумрудом глаз, обвела, комнату взглядом и казалось, вернулась из пучины мыслей.
   -  Я не знаю, почему вы слушаете меня? Может оттого, что ко многим прислушиваетесь? И невзначай выбросила четверть взгляда через окно.
Интересное наблюдение, подумала я.
    - Вы имеете в виду моего балконно-трубного трибуна?
    -Удачное сравнение, я видела, вас наблюдающую, лукаво  сказала она, со знанием дела.
    - Я думаю, вы  тоже пристрастны?
    -Да я знаю его давно, он из тех, кто говорит, кто есть кто, и не может остановиться. Он лишил себя всего, из-за голой колючей правды, нелепо нацепил на лоб carte blanche и носится с этим. Он так и не понял, что к любой правде можно придраться, в то время, как  капля правды точит камень, убивающий эту правду. Смешно, теперь он живет с широко открытыми глазами с домашним арестом, и в мир пытается попасть через решетки своего балкона.


                Жилплощадь.

     Вдруг послышался знакомый нам обеим шум, мы, как по команде бросились к окну…
  «Жизнь это зебра, а если ты получил жилплощадь на черной полосе, можно  считать ее пантерой?
  С очередным выходом на балкон, трибун засвидетельствовал свою незыблемость, и казалось, он все время присутствовал, потому что если иначе, как же так впопад, всегда к месту, и не к чему придраться, и за это он поплатился с  полна, но стал властелином своих слов. До этого он стремительно падал, осознав, в конце, насколько был жалок там внизу, где ежедневные похоти других, брали его в плен. Отчаявшись, он ушел. Он так долго падал, что уже парил в небесах и приобрел дозволенность шута, обосновавший на балконе 1х1 м с пожизненным заключением. Так вперед, в омут, со своей правдой, зная, что рубит сук, на котором он сидит со своей семьей. И я вспомнила мудрое изречение трехлетней Анны; « жила была дверь, она вела на балкон».
 - Ну, мне пора, - прервав утомительный разгул моих мыслей, женщина ушла не попрощавшись.
 


                История одной страны.

В одной стране родился министр вооружения. Он был опасной смесью Гитлера с Муссолини. История, почему-то восстанавливает семя монстров, именно тогда, когда робко пытаешься свободно вздохнуть. И вот теперь, мы находимся в колючей колыбели под названием Отечество, отцом, которого является недоразумение с диагнозом  шизофрения, оставшиеся мозги, которого одурманены транзитным опиумом. Он с высокой трибуны заявляет; «Внеочередные выборы !!! ??? Их не будет, Я сказал! Когда будет? Я скажу! Я, как министр вооружения,   состоялся! У меня есть, что сказать, сделать, стереть, заново начать! Всех ребятишек, ребят, мужчин – сделаю солдатами! Я соберу мощную армию! Все, что было до меня чушь!  Я сказал!!»

                Еще бы, за его спиной миллионы мушек, направленных на слушателя, попробуй после этого не принять ахинею национального героя с вышесказанным диагнозом.
Наша демократия имеет национальный характер, где мракобесия – сила, а разум –атавизм. Она вырастила монстра вооружения с маленькими монстриками, с тенденцией активного размножения. У каждого человека есть свое генетическое недоразумение, но это не должно стать трагедией целой нации!


                Прогулка.      
 
    Вечер подходил  к концу, решив исход дня. Сумерки это коктейль дня и ночи, мне бывает тревожно по вечерам.
Нужно сходить в магазин, подумала я, как раз проветрю голову, разомну ноги. Быстро побежала вниз по лестнице, пересекла наш скверик, вышла на проспект. Свежо.
 В тихий прохладный вечер вкрадывался какой-то гул, и мой каждый шаг, приближал меня к нему, выявляя четкую речь. Прислушалась.
   В двадцати шагах от меня, прислонившись к стене, по причине неустойчивости ног, из-за изрядно выпитого, толпа бесполых бомжей, вела горячий разговор. Их было человек семь-восемь, и поскольку им некуда было спешить, по известной  причине, некоторые разлеглись на тротуаре, держа в руках бутылки с последними каплями бурды.
  Я замедлила шаг.
         - Как  ты думаешь, бомж – это ситуация или философия? – Обратился один из них к другому.
           -Какая там философия мать твою, это исход!
          -Исход чего?- спросил бомж,  намного моложе  того, который, прежде, чем ответить, блистал изощренной руганью.
          -Всего!!!
          -Мне кажется у меня все впереди, просто сейчас мне негде жить- сказал с надеждой, молодой бомж.
          -Да, скоро тебе принесут ключи от квартиры, просто еще не подобрали цвет кафеля к унитазу, жди, –приподнявшись с тротуара, язвительно сказал третий. Четвертый бомж усмехнулся, уткнув небритое лицо в грязный воротник.
           -А мой дом стал процентом чужого капитала, - как будто для себя сказал другой бомж.
          -Сегодня у меня был самый удачный день, –сказал весело, шестой бомж.  Я по голосу узнала, что это женщина, и как выяснилось потом, это она устроила   пир для бомжей.
           -Стою на улице, - продолжала она,- как всегда попрошайничаю, вдруг на большой скорости черный Мерседес едет на меня, я в сторону, но не успела, правое крыло задела меня и я уже лечу, аж на метров двадцать и сваливаюсь на такого, же бомжа, и что вы думаете? Ирония судьбы - бомжа спасает бомж. Машина останавливается возле наших опрокинутых тел из нее выходит невозмутимый, суперквадратный, который своими габаритами  заслоняет солнце, с омерзением и лениво смотрит на нас. Тут мой невольный спаситель, который валялся рядом, оценив ситуацию, начал истошно орать: «ой умираю, все болит». Заткнись, ублюдок,  не наезжай на мой навар, сказала я и набросилась на него. Квадратный брезгливо посмотрел на нас, с омерзением бросил двадцать долларов и отъехал. Добрый был человек, а мог и уехать просто.
           - Да и дай ему долгих лет жизни, что бы он пополнил наши ряды, - сказал шестой и плюнул. Первый бомж выругался еще круче.
            -Это зависть, ему повезло больше, чем всему народу- сказал второй.

            - А почему ему? – проснувшись, сказал седьмой.
            -Он в нужное время, оказался в нужном месте,- сказал второй.
             -А мы, почему не оказались там? – Окончательно проснувшись сказал седьмой - я ведь был в окопах в это время с перевязанной мордой, –не мог остановиться седьмой – я, я защищал это.. родину – и растерянно развел руками.
           - Говорю, не там был, придурок – махнул рукой второй.
          - Теперь мы толпа или народ?- Робко спросил пятый бомж.
          -Сейчас мы быдло, завтра объединимся с толпой и станем народом, – с отвращением,  ответил озлобленный бомж.
           - А что такое достояние народа - не мог угомониться пятый.
           -Достояние народа это то, что он достал, а достояние правительства –это то, что оно от хапает, все то, что достал народ!- скрежеща зубами сказал первый, уставший ругаться. 
       Рядом слышался храп восьмого бомжа, но вдруг, храп, перестал.
          - А что там, на верху?- зевая, сказал восьмой  с досадой, что многое пропустил и пытался наверстать упущенное.
          -Любовь козла к козлу зла, –страшно заорал первый.
Восьмой так напугался, ничего не поняв, пошел подальше улегся и согрел своим телом новый клочок асфальта.
          -А знаете – сказал молодой бомж – у меня есть друг бомж в Америке, говорит, приезжай, здесь хорошо кормят, трехразовое питание, бесплатный медосмотр, ночлежки с душем. А ребята, что скажете? Может, устроим обмен опытом с их бомжами, подбодрим их, скажем, что в этот мир пришли голыми, голыми и уйдем, хотя,- изрек молодой бомж и приутих с грустными мыслями, - мы оголились намного раньше времени.
            -Когда ты бомж, ты просто бомж, но когда ты хочешь выехать из страны, то ты становишься почетным гражданином, нужным стране в случаи войны, - присев на корточки, уже спокойно сказал первый бомж.
             -А я в тюрьме сидел – почему- то  невпопад, сказал третий бомж.
             - Ха-ха, ври больше – хором сказали все.
             -Кто в тюрьму попадет и выходит, бомжем не становиться, его братва подбирает и депутатом делает, - сказали все хором.
Третий умолк, утопив в тишине свою тайну.   
     Сделав большой глоток вина, заработанный кровью и честью, бомжиха, уже достаточно тепленькая, изрекла:
            - Плейбои века, Ленин, Сталин, Гитлер, Муссолини, Фидель Кастро,… не помню дальше.
             -Что это тебя потянуло на пошлое. Я могу продолжить этот список, но на что нам столько лиц на одно лицо,- усмехнулся первый.
               - А так, вспомнилось – шатаясь, отошла она.
   
         Вдруг  из-за угла прибежал еще один бомж и радостно крикнул:  «Выпьем Господа». Все с омерзеньем посмотрели на него, из-за злой шутки, даже восьмой проснулся, что бы дать пинка, но тут новый ловко достал из внутренних карманов две бутылки, дорогого французского шампанского  Veuve Clique, весь довольный собой.
               -Откуда?? –оторопели все.
               - Свистнул – гордо изрек бомж, который тонко разбирался в  аперитиве, – продолжаем пир господа!
 
    Я вошла в маркет, накупила всякой всячины, перебежала дорогу, отдала бомжам, быстро убежала, что бы не рассказывать о том, что подслушивала и подумала – от тюрьмы, от сумы и бомжевания не зарекайся. 
         Мои шаги, пытались  заглушить мою грусть, а сзади доносилась песня…. Мурка ты мой муреночек…..




               
     Ночь зачернила весь город, только луна, пытаясь выскользнуть из под туч – подмигивая, ничто не вечно под луной! Холодный, наглый ветер не оставляет ни одного укромного места под моей одеждой. Посиневшие руки, не могли согреться в холодных карманах. В воздухе так много сгустилось, что атмосфера становилась небезопасной. Бегом, бегом в теплую пастель – усыпить уставшую совесть.

      -Кнут причиняет боль в том случае, когда пряники отдают другому, люди у вас  отняли все пряники! Не спите! – пытался разбудить от долгой спячки, вечно бодрствующий трибун.
Бедный правдолюб, и ночью ему нет покоя! Все с меня - хватит правды и нищеты.


                Родина

«Московское время семь часов», - гавкнул будильник по радио. Вскочила, переждав тахикардию, поняла, что перепутала волну. Хорошо еще, что не французское время. Ну, все со сном покончено раньше времени.
  -Предлагаем вниманию слушателей, - настырно продолжало  радио,- репортаж из аэропорта.
    - Сегодня любезно согласилась дать интервью известный общественный деятель, председатель  женского комитета мадам Антарам, ( что в переводе означает Неувядающая ).
     Нас так долго держали в запрети, что в своих мечтах о дальних странах мы превзошли саму мечту и  загруженные бытовыми проблемами, подло подстроенными новоиспеченным правительством, которая, собственно, является, разогнавшимся в истерике бывшим, пропитались ненавистью к Отечеству, и как слепые щенки, рыщем по свету, на шатких лапках, в поиска материнских сосцов. Фраза типа «корни здесь, а ветви чахнут там» - набило оскомину, и со скрежетом и треском обламываются высохшие подобие деревьев, которые так и не привились, даже на самых пикантных берегах.
   Одурманенная наркотическими парами Средиземного моря, я была жалко беспочвенной и глупо экзальтированной.
   Нас  всех нелепо лепили на протяжении семидесяти лет. Все намного проще. Есть прекрасные страны на земле, которыми можно восхищаться, а не рыдать, непонятно от чего, в отведенное на это, время визита, и вернуться в  прекрасную свою страну, чтобы прожить именно свою жизнь, а не иллюзорную западную, американскую, или еще дальше австралийскую, русскую.
  Париж не терпит многословия, он был воспет поэтом, и  я не берусь, дабы песнь моя не была фальцетным писком. Но одно я могу сказать точно –не зная Парижа, жизнь кажется не полной. Так узнай!
  Для полноты жизни нужна разумная безграничность. Вы скажете – игра слов- нет. Вселенная безгранична, но разумна, это человек вносит во все это безумство, думала я об этом в Лондоне, когда  смотрела на бесконечную демонстрацию гомосексуалистов, требующих свои права и тонущих в огромной луже собственного бесправия, с лозунгом «Бог с нами». Не заживают раны Содома                и Гоморры, более того –гноеточат. Любое общество можно забить камнями, взяв за точку отсчета обратную сторону медали.
  Безумства вседозволенности подхлестывает плетью расплаты, загоняя нас в темный тупик, в любом уголке Света.         
  Во все времена, проливается кровь за Родину. Выстраиваются в траурный ряд полу семьи. Короткое слово, как лезвия бритвы – безотцовщина . Внутри рушатся устои, что бы сохранить границы.
Родина это естество, и поэтому такая высокая цена. Я сделана из этой части земли,  ее частью и стану!
   Да, на своей  родине, я имею свои боли, и незачем делить боли чужих, запивая джин с тоником, и ублажая чрево французской кухней. Недаром говорят: « впитать с материнским молоком любовь к Отечеству». Нужно ли считать всех нас несчастных, выехавших из страны «искусственниками»?
   Светлые умы Отечества заняты интеллектуальным онанизмом, а в это время, косность все рубит топором тупости, а мы подставляем головы.
   Жизнь это чередование вкуса и привкуса, и там при наличии лихорадочного количества вкусов, у меня был привкус, потому что, хочешь или нет, ты вкушаешь свою долю, какой бы не была она горькой. И мои  уста, через горечь вкуса, говорят о любви к Родине, – сказала Мадам Антарам направляясь к Боингу, что бы покинуть Страну.

  Мы благодарим радиослушателей за внимание, а теперь на волне FM, DJ Вараздат объявит песню I ll be  back.   

               
 


                Выборы.


 Следы от капель  настырного дождя, избороздили мой ландшафт.
-Чхи-чхи,- будь здоров, по инерции, ответила я. Неужели в такую погоду? Да, именно в такую погоду, мой трибун на балконе стоя под зонтом, сделал следующее заявление: «С гастролями на политической арене, выступит надрессированный электорат и кандидаты. Укротитель – дрессировщик, как всегда, действует инкогнито. Предлагаю импичмент будущему президенту уже сейчас, на выборах в связи с предвыборной проституцией!»   
Подул ветер с дождем и унес слова моего трибуна в престижный район города, который заснул под утро, не имея интереса к импичменту, потому что купит нового президента!
 Закипел чайник. Аромат кофе окутал меня  любовью к жизни, а то что за окном - пройдет. Я люблю жизнь, просто она меня иногда огорчает.

                Будни.
      
  На работу. Пора.
 Шуи гам на лестничной площадке. Началось!
- Мусор кругом, некуда ногу ставить – возмущалась женщина, входя в подъезд.
 -Ты, гулящая, приходишь под утро и смеешь мне указывать,- тут, как тут оказалась та, что грешила нечистоплотностью. Думается, она поджидала, не отходя от двери, и следила за каждой движущейся тварью, истории которых, потом, становились частью ее жизни.
  -Дура, моя частная жизнь не портит экологию, в отличие от твоей, якобы «стерильной морали», убивающей все на корню.
  -Это я стерва!? – решив, что это исходное от стерильной, и окончательно став на тропу войны, «пантера морали» выкрикнула: « Я вижу тебя насквозь, но когда задерживаю свой взгляд на самом дне - ужасаюсь!».
  -Каждый понимает по мере своей начитанности «Камасутры», - язвительно сказал молодой человек в пижаме, вышедший на шум.
  -Сучок в глазу  видит, а бревна в собственном нет,- отметила старушка с третьего этажа.
   -По мне, так она, вообще не должна, что-либо видеть с эти бревном, - усмехаясь, заметил человек в  черном костюме, который задержался в предчувствии «клубнички».
  -Ты бы лучше задержала свой взгляд на грязи вокруг себя, а не блуждала в моей душе, - спокойно сказала та. Что всегда возвращалась под утро, пачкаясь в мусоре нечистоплотной моралистки.
   - Ты думаешь, я не вижу, как  ты заигрываешь с моим мужем, - в  истерике орала бедная женщина.
    - С твоим то, он даже пончик не может оплатить, - скривив улыбку, съехидничала гулящая.
    -Значит, ты знаешь об этом? – крикнула «пантера» и поскольку она  уже твердыми и широкими шагами шла по тропе войны,  пончик был, последней каплей, разогнавший ее окончательно.
 «Пантера» бросилась  на нее, та ловко отстранилась, и падающая «пантера» успела зацепиться  за глубокий вырез платья, разорвав его и обнажив грудь той, которой, собственно, нечего было скрывать.
 -Ух ты – завелся молодой,- воистину, « пищи нам и зрелищ» !
 - Боже мой, стыд то какой, - залепетала старушка, прикрыв глаза.
 - А она ничего – сказал человек в черном костюме, наслаждаясь преданностью своей интуиции.
 -  Перестаньте, наконец – послышался женский крик сверху – дети ведь кругом.
  -Все мальчики будущие мужчины, пусть уже сейчас, адаптируются к жизни, – сказал молодой мужчина, в пижаме, который схватил за горло  адаптацию.
   -Если чужая кухня завоняла на тысячу верст, можно ли считать это делом всей округи? – Замерли все, потому что послышался трубный голос трибуна, который через рупор орал на всю округу, дожидаясь ответа.
 

     Мои мысли, не нарушили тишину, а стали ее составной,  и  я тихо подумала: «Господа занавесь, конец 2000 года из спектакля «Жизнь», продолжение следует… И следуя по проторенным дорогам жизни, но по своему протаптывая ее, убеждала себя, что все, что происходит в моей жизни – происходит впервые.


              Виртуальное предостережение.


 На улице дворник сметает охровые листья, они слегка взлетают от взмаха метлы и плавно ложатся в осенний узор, который, судя по холодному дыханию зимы, скоро покроет, снегом, Так всегда, спячка, пробуждение, опять спячка…
  Меня всегда предупреждают – не хватай звезд с небес! Почему?
Совет гласит – «Лучше синица в руках, чем журавль в небе!». Дайте синицу в руки, не стану зариться на журавля, но всегда буду знать,  журавль в небе, тоже мой! 
   
    
                Извечный монолог.

Ах, неудача, колесо спустило. Пока я справляюсь с тяжелым домкратом и неподдающимися болтами (не женская это работа, скажу я вам), но грех жаловаться, потому что мужчины в Армении, в этом случаи, тут как тут, но сегодня странное утро? Может быть, в нашем квартале шарят из военкомата и все мужчины попрятались. Их можно понять. В голову лезут мысли, как щупальца спрута, как  справиться с проблемой, разделив ее с кем –то, но безнадежно налегаю на ключ, подбадривая себя мужеством женщин, переживавшиеся  блокаду, с грустью вспоминаю, что была одна из них, и с бравадой выкручиваю неприступный болт. Ничто не чуждо женщине то тех пор, пока кто-то этого у нее не отнимет, сделав ее свободной! 
   У меня обостренный слух, я улавливаю даже неслышную музыку жизни, это грустно, но я живу с этим недугом, и делюсь своими болями, как  это делают больные, вечно говорящие о своих болезнях.



      Воцариться ли согласия, если съесть  яблоко раздора?


     На скамье рядышком сидела пожилая пара, совершенно спокойная, оттого, что перестала чего-либо ждать от жизни, и с полным правом промывала косточки прожитой жизни. Но старик срывался, вздыхал и ворчал.
- А что делать, ты мне всю жизнь испортила, - отвернувшись от старухи, изрек он.
 - Кто я?
 - Да, ты со своей праматерью Евой, - не мог угомониться старик.
 - Да скажи, что у Адама не было детства, и Ева испортила ему жизнь, – фыркая, сказала старуха, – и свали все это на меня!
   - Да, почему она вкусила  именно этот плод, ведь в раю было уйма других. Вот мы, например, хотим съесть банан, но не можем, и дожидаемся,  пока сможем съесть яблоко.
  - Почему, почему, я ведь  не была в раю, съела она, а в зале суда все мы, - устало сказала старуха, - ты тоже хорош: «Она соблазнила Адама». Вы ведь не прислушиваетесь к слову женщины! Почему же  в том далеком раковом, так легкомысленно, безропотно подчинился? Можно было дать хорошую оплеуху и все дела. Ты ведь все время меня дубасил по поводу и без повода. Помнишь?
 - Молчи, женщина, сердито сказал старик, загнанный в тупик.
 - Вот-вот, так бы и тогда, так нет, вы не можете отказать женщине, ведь женщина просит – театрально развела руками старуха и скорчила недовольную гримасу, – а потом утром, «ах ты стерва, почему попросила?»,- поздно милок.
  - Мы жертвы авантюры в  райском саду и точка, - горько сказал  старик.
   - Правильно говорила моя подруга: «попытайся, найти счастье  с тем с кем имела несчастье обручиться» - грустно изрекла старуха.
   -Дурой, была твоя подруга, несчастная, я до сих помню, то, что ты мне подарила пятьдесят лет тому назад, - старик опустил голову и нежно начал читать.
                Я ищу грудную клетку
                С недостающим ребром
                Где могу стать завершающим звеном,
                Где можно слиться воедино,
                Где все для нас мило.
                Потому  что ты часть,
                Потому что выпала масть, 
                у нас с тобой.
                И земли завистливый вой -нипочем!
                Я вся в том, чего не доставало.
                Ты в жизни, я умерла,
                Я ребром твоим стала. 

- Помнишь, ты помнишь, старый ворчун, - слезы катились по  ее морщинам, каждая слеза по каждой борозде. В глазах, которые никогда не стареют,  ярким пламенем горела молодость, - ты понял, я сделана из твоего ребра, мы две части одного целого. -  Посмотрела в даль, куда-то далеко в прошлое, - ты прав, Ева отняла у нас рай, но Бог подарил любовь, а любящие всегда в раю,- кокетливо посмотрела на него, тем первым взглядом, который пробуждает влечение мужчины к  женщине, и поцеловала его.
 - А какие ты мне дарил цветы!
 - А каких ты мне, в муках, родила сыновей!
 - А как ты трудился в поте лица!
  -А какие у нас внуки.
 - Видишь старик, и после вердикта можно жить любя.
 - Да, но так много боли в жизни, почему всем не должно быть хорошо? – сказал старик.
   - Не начинай заново теребить Еву, - сказала старуха, подумав о робком Адаме.

                Расплата.

            Машина завелась моментально, затарахтела, заглушила диалог, не имеющий конца.
 Я крепко ухватилась за баранку (это тот редкий случай, когда я рулевой) и подумала, что в моей  болезни обостренно слуха, наступит кратковременная ремиссия. Мой издерганный слух ласкал девятый концерт для фортепьяно с оркестром Моцарта. Великий Моцарт! Гениальность это не заслуга, а выбор. И как он поплатился за этот выбор! Почему гении при жизни не становятся гениальными? Потому что они подчеркивают бездарность окружающих их, и те не прощают им этого. А через поколения можно наслаждаться безопасным гением–обезоруженным временем!




                Звездочет.

   На каждом перекресте настырный красный свет приковывал меня к асфальту, давая возможность присматриваться   к прохожим. Стоит мужчина, у него такой вид, будто он свел счеты с не дождавшейся удачей и стал мошенником. Рядом стоит женщина, все время смотрит на часы, и не может дождаться своего часа. Теперь у меня обострилось воображение. Рев сигналов, и зеленый свет меня толкает дальше. Перекресток. Опять красный, напасть какая –то. Наблюдаю дальше. Мужчина растерянно смотрит куда-то. Есть лица, которые всю жизнь ищут свое лицо. Я бы тоже растерялась. Зеленый. Рывок вперед, нужно прибавить скорость, а то опоздаю на ковер. Сегодня встреча с редактором, вчерашний звонок был, холодным встреча предстоит, горячей.
   Проскочив через красный, наткнулась на полосатый жезл  инспектора. Теперь уже точно опоздаю.

 - В чем дело – сверкнула я глазами, они засверкали еще пуще от всех значков и звездочек. Я их всегда путаю, вот и теперь, сделав стратегический неверный ход, капитана назвала сержантом.
    -Нарушаете – зло сказал инспектор.
   - Почему?- прикинулась  я.
   - Вы меня назвали сержантом.
   - Простите полковник – совершенно откровенно сказала я и тупо уставилась на звезды.
    - Вы что не изучали правила уличного движения? Я отберу ваши права, вы ни одну звезду не знаете в лицо.
      С трудом, вникая в  эту галиматью, я поняла, насколько оплошала,  и насколько он отупел от злости.
    - Я капитан – заорал он изо всех сил.
Да, поняла я, как сейчас ему не легко, ведь он по жизни шел с мыслью не оступиться ни на одной ступеньке. Сколько было испорченно крови и денег на этой лестнице от рядового  до капитана, и такой резонанс.
        - Простите, товарищ капитан, - приставив к виску вытянутые пальцы, отчеканила я.
         - Езжай, - процедил сквозь зубы набор звездочек.


    

                Talk   show
   
               
  Сбегая через ступеньки на третий этаж, поздоровавшись с секретаршей, влетела в кабинет редактора. Складывалось впечатление, что редактор ждал команды, он начал кричать в вес голос и сверлить меня разъяренным взглядом.
 - Что это такое, что вы себе позволяете, вы, что нашли центр Вселенной и  оттуда забрасываете нас камушками? (Интересная идея, этим можно воспользоваться, подумала я)
   - Или солнцем – продолжил он, - которое может греть или затмевать в немилости, - закатил глаза наверх, умолк, сообразив, что хватит небесных тел, в упор посмотрел на меня, подумав  обо мне, как о зле земном.
 - Я тоже рада видеть вас – сказа я и невозмутимо села на не предложенное кресло. Он на секунду оторопел, и не отошел от пафоса.
- Что это такое какая, правда?  Да, у нас демократия, независимость, но мы в знак благодарности  зависим от тех, кто подарил нам эту независимость.
Я молчала, дожидаясь известного финала, потому что присутствовал некто, для которого и был разыгран этот  провинциальный спектакль.
 А этот некто, был совершенно предсказуемым, таких особей выращивают давно, они знают, где, когда кто пукнул, более того, особой виртуозностью, для таких особей, считается определение по запаху- меню ужина. Этакий Ас, – доносчик, с нетрадиционным обонянием.
На его лице блуждала  улыбка, на моём, замерло спокойствие. Мы разглядывали друг друга. Он запомнил меня, я узнала его в лицо.
Ас все время молчал, придерживаясь поговорки «молчание-золото», чем меньше мы говорим, тем блестяще выглядим, и не догадывался, что не все золото, что блестит.
   У редактора пересохло в горле, он сделал паузу, и, как следовало по пьесе, опустошив стакан с водой, продолжил своё выступление, очевидно, домашней заготовки.
  Он говорил долго, о долге каждого гражданина, о любви к Отечеству, о любви  друг друга, о готовности спасти нашу культуру и язык, (почему нужно готовиться, когда давно нужно было спасать). Он говорил о тех высотах, на подступах которых, никогда не был, и не будет, потому что деньги собирают всегда там внизу.
 Теперь пересохло у меня в горле, от невысказанности слов, от обиды за эти слова.
 - Не надо избивать старые истины до полного их уничтожения – процедила я сквозь зубы, и зло посмотрела на него.
Мне показалось, что он  даже рад, что расшевелил меня.
    Редактор, довольный сел в свое кресло и заискивающе посмотрел на «блестящего». Это вызвало во мне неудержимое желание облить обоих абсурдом, умно посмотрела на них, что бы начать свой треп о великой демократии, благо подкрепленный чтением, накануне политологии.
   Французский политолог М.Рокар говорил:«Демократия – есть управление народом силами самого народа». Естественно, все делается от имени народа и во имя народа, а как иначе?

      Традиционно либеральная концепция – одним из теоретиков  которой является А.Токвиль, утверждал: «Мозг демократии – группа формирующаяся вокруг общих интересов». Затем делает открытие: « как много достойных людей среди тех, кем управляют, и как мало их среди тех, кто управляет». Может, появляется опухоль мозга?
       Плюралистическая, элитарная, партиципационная, интегрально-техно-демократия, тоталитарная, и так далее, и так далее. Скажите, причем тут народ? Для меня, демократия это когда тебя водят за нос, ты видишь, что твориться у тебя перед глазами, но ничего не можешь с этим поделать. Так, что консенсус, то бишь, соглашение, бывает там, на верху, при разделе.
   
«Блестящий» улыбнулся мне, обнажив прекрасный протез, сделанный там далеко. Можно было бы складно написать на передних одиннадцати зубах «made in Japan».
- В документах ООН 1948 года была принята Всеобщая Декларация прав человека – не переставая улыбаться, сказал «блестящий»- о свободе передвижения, право на свободный выбор работы, о свободе слова. Вы можете писать о чем угодно, - он посмотрел на меня (трудно было определить, как на строптивую женщину, или как на легкую опасность).
- Я просто зашел к вам, потому что у меня был свободный час, слукавил он.
 -Значит все нормально, - исполнив свою миссию в выявлении мишени, с облегчением заметил редактор, чувствуя сладкий конец затянувшегося финала, - я думаю, стоит отметить наше знакомство.
Интересно сколько стоит? – подумала я.
 - Вам что? – обратился он ко мне, выдавив, за все время общения со мной, толику внимания.
 - Пиво – неискренне улыбнулась я.
 - Как в этот час и пиво?–отметив мой холопский вкус, он брезгливо отвернулся.   
  - Тогда «COURVISIER» - спокойно сказала я.
  - Что? – не понял редактор.
  - Вот поэтому и пиво, - усмехнулась я.




  Судя по довольной  роже «блестящего», он развлекся на славу, чего не сказать про  другого, который сел в лужу, потому что я случайно вспомнила любимый коньяк Наполеона, Хотя я не уверенна, должна ли я отдать должное вкусу Наполеона, или разобраться в собственных вкусах?
  Редактор вышел за пивом. Блестящий слегка наклонился и спросил: «что вы делаете, сегодня вечером?», что означало – мы должны поужинать вместе.
  - Вечерам я должна до чесать статью в завтрашний набор, что означало, пошел ты…
   Мы, понимающий   улыбнулись друг другу.

 Редактор вбежал в кабинет с холодными бутылками бархатного пива. Все хорошо, что заканчивается хорошим пивом, и хорошо смеется тот, кто смеется над последним, хотя не ведает, что делает.
   После столь очаровательного канкана  втроем, захотелось сольного танца. Покидая кабинет шефа, мой вид говорил о том, что я исполняю собственную пляску, под любую дудку, а вид оставшихся, говорил об обратном – все равно есть, кому плясать под  нашу музыку. Можно сказать, мы расстались  мило.
               



Я хочу быть аполитичной, но когда покупаю подорожавшую буханку хлеба, я начинаю выяснять причину, и, увы! Становлюсь в ряд несчастных аполитично – политических! 






                Утопающее в пене – одиночество.

Спускаясь по лестнице, я подумала о том, что каждый раз, когда я иду на встречу с кем-либо по долгу службы, у меня появляется желание убежать от них. Во время этих встреч я тешу себя  мыслью о теплой ванне в своей квартире с отключенным телефоном (на время, конечно, дабы не упустить абсурдную информацию своего времени, которая является строительным материалом моей словесной пирамиды), со стаканом крепкого кофе. В эти минуты я выпадаю из нашей грешной действительности и становлюсь свободной.
 Надобно уехать на какие-то теплые воды, подальше, Но моего гонорара  как раз хватает на загородный пикничок. Я никогда не говорю  о деньгах, потому что у меня нет того количества  денег, что бы  говорить, что их нет. Ленин говорил:«каждому по труду, каждому по  способностям». Оказывается, не то не другое не оплачивается, господа! Так что максимально приятное для меня, сейчас –ванна.



                Реванш.

Ключи, ключи, где они? Ах, вот! Тяжелая связка ключей валялась на дне сумки, но что это? Ни один не подходит к моему замку. О Боже, только не это! Неужели  я взяла со стола редактора не свои ключи, а свои посеяла где-то? И как будто, в знак предстоящих неприятностей, звонок сотого смешался со звоном не моих, чужих ключей.
  - Да, да, нет, простите, нет, я не могу, да будьте любезны, я буду ждать вас на своей площадке. Странно быстро согласился – подумала я.
 Через пять минут, по сим-симовский, распахнулись двери лифта и выпустили того, кого я меньше всего хотела видеть в этот вечер. Поскольку, в ожидании его, я присела на последнюю лестницу, реактор возвышался надо мной, как Мать-статуя, обутая в престижную обувь и одетая в дорогой костюм. И эта громада, весом девяноста килограмм, и ростом метр восемьдесят пять, едва  не свалилась на меня.
  - Привет, - посмотрел он на меня сверху вниз. У него просто не было выбора. Пауза была не в мою пользу, я решила взять тайм аут и начала  лихорадочно глупо шарить в своей бездонной сумке, где как правила, все пропадает. Ему пришлось присесть на корточки, ближе к народу, и дожидаться.
  - Вот – с облегчением протянула ему его  ключи, в замен на свои, не подозревая, что все мои планы на вечер, рухнут через минуту. Дорвавшись до своих ключей, стала теребить замочную скважину в надежде на скорое «спокойной ночи», и успокаивающее одиночество. Но тут он говорит следующее, которое отнимает у меня самостоятельность.
 - Можно войти? – не дожидаясь моего приглашения, переступает порог, оккупируя  большую часть моего холла, оборачивается и удивленно смотрит на меня.
 Нет, только не это, успела подумать я, и сделав наоборот, рабский подчинив себя правилам хорошего тона, что на корню убило все мои мечты
 - Кофе, кефир, боржоми?- злость, которую я загнала в подсознания, вылезло кефиром. Ужас, какой!
Но мой коллега, который имел  удовольствие узнать меня глубже, и еще не остывший от недавних ощущений – сохранял завидное спокойствие, более того, по хозяйски закинул ногу на ногу и закурил. Я молча попрощалась с покоем.
 - Я так понял, что ты ищешь истину, или просто поглядываешь за ней? Знай, докопавшись до оной истины, можешь засыпать другую, нацепив на фразу импозантность, и в упор посмотрел на меня. Меня уже хватит  на сегодня, достал, подумала я, но и поняла другое, остановить его будет не легко, судя по тому, как вольготно он начал свой реванш.
  - Ты говоришь «свобода слова»? Да сначала было слово, – какое? Мы писатели манипулируем словами, что бы вычислить это слово, освободить слова, и сказать слова правды, Зачем?
Бог создал мужчину себе подобным, а женщину бесподобной, но это не  дает вам право, все делать бесподобно, то есть наоборот.
Я поняла, то, что делаться бесподобно, по мужской логике, это неоправданный авангард.
 Его глаза блестели не от злости, как мне показалось, а от  невысказанности, и я думаю, он упустил время этих слов, потому что у меня не было сил, его слушать.
  "В начале было Слово и слово было у Бога,и Слово было Бог"  это-ЛЮБОВЬ  потому Он все создал так прекрасно, - уставшим голосом, сказала я, усевшись, напротив, с намерением не прерывать его более.
 -Где твой боржоми?
 - Сейчас, - побежала на кухню.
В комнате уже было темно. Зажженная сигарета, зажатая между пальцами, тусклым огоньком висела в воздухе.
- Твои бесконечные диктаторы…, ты, что не знаешь, что каждый народ достоин своего правителя. Старо как мир!
- А что делать с теми, кто не согласен не с правителями, не с народом? – вставила я, не удержав свой язык, который, опять стал врагом. –Допустим, правитель это ложка дегтя, народ – бочка с медом. У меня есть план! Нужно за сахарить эту бочку, а ложку отправить во вражескую страну, и пусть она портит там все бочки. Вот в этом случаи, правитель станет национальным героем, которого будут ждать с нетерпением, у каждого будет своя ложка к обеду. У нас  страх перед выбором, мы похожи на большой симфонический оркестр, вечно исполняющий реквием по слугам народа, которых,  сами же выбрали.
После этой абракадабры, мой гость заметно побледнел, не знаю добилась ли я желаемого результата или еще больше его разозлила?
- Да перестань нести чушь, ложки плошки, этому дала, этому дала, а этому не дала, -последнее «дала», было сказано  diminuendo, с удивленно раскрытыми глазами, он резко схватил стакан с боржоми и залпом выпил, нахмурив брови сфокусировался на своих мыслях, о  которых я еще не знала.
 - Ты перестанешь нести глупости?- лицо его исказилось, и я поняла, что стала оскоминой на его изношенный зуб.
-Да,-смирилась я, крепко зажав зубы, не зная на какой срок. Редактор медленно затянулся сигаретой, взгляд потеплел, теперь я не знала, чего от него ждать и ждать не стала, - кстати, ваша пробежка за пивом была очень унизительной – победно заявила я.
- Я не бегал за ним, я думал, пока она бегала.
-О чем?,- осторожно промямлила я.
-О том, что интервью с лауреатом Нобелевской премии, сделаешь ты.
  Я чуть не захлебнулась кофе. Откашлялась, оторопела, успела ласково посмотреть на него, даже с любовью, и подумала о  том, что между ненавистью и любовью нет никого шага, они просто стоят спиной друг к другу.
- Меня поражает твоя одержимость правой, и думаю, ты сумеешь сделать правдивый репортаж. Ты не надеялась на мою благосклонность? 
 -Моя надежда в коматозном состоянии, но все равно, она меня переживет, - кокетливо заявила я воодушевленная предложением.
-Поужинаем завтра вечером?- О! О! схватка двух непримиримых плавно переходит в танго вдвоем.
-Так да или нет?
- Конечно, да я ем, чтобы жить, но, вкусно поев, я украшаю эту жизнь, особенно если предложишь французскую кухню.



                Вечер

День исчерпал себя. Вечер скалил зубы неоновыми холодными лучами. Мое окно, как прорва, проглатывало всю темень ночи, перемешанную с искусственным светом. Гудели сигналы автомашин с не трезвыми водителями, вседозволенность которых создавало хаос на дорогах, а потом и дальше, в семьях, в отношениях. Но теперь ночь мягким  покрывалом ложилась на беспокойную землю.


               
               
                Не смей меня любить на износ…

Его губы были так близки, что некуда было девать свои, его глаза так блестели в ночи, что казалось мое лицо, освещено и обнаруживаются все морщинки. Я дожидалось слов, но знала, шумовые помехи от сердцебиения могли бы заглушить самый истошный крик, и во спасение, его губы заговорили поцелуем. Поцелуй был нежным, долгим, неожиданно для меня взаимным и уже потом страстным. Уста – это начало двух в одно целое, а потом слияние тел, как последний стон в этой величайшей загадке. Страсть так мягко обволакивает разум, что вихрем освобождает голову от мыслей, и тело от веса. Запах слияния – кружит дурманом. Сильные руки, которым подвластно все, в порыве страсти, оторвали меня от земли (хотя до этого, я уже парила) и в этот момент выясняется, что именно сильная женщина, с удовольствием, может, оказаться самой слабой отбросив, весь груз, который на нее нацепили, не прощая ей ее силу. Мои руки лежали  на его плечах,   и  я пушинкой  прицепилась к его груди. Кто сказал, что мы рождены не для полета? Слившись в одно, можно преодолеть гравитацию, и потому мы летели  к постели, а слова страсти легли на белоснежное  ложе, усыпанное розами.




           Не люби меня на износ!
          Оставь, меня, чуть-чуть, для жизни…
          Я хочу любоваться жасмином…
          Плескаться в море синем…
          Но запах слияния –
                кружит дурманом -
                и вихрем уносит высь!
          Туда, где облака на радуге разлеглись,
          Туда, где звезды скопились в одно светило…
          И млечного пути крыло, нас ласково укрыло.
          Боже, куда нас занесло?
          Ты показал мне, неземные пути,
          Сложно вернуться, сложно сойти !
          Умоляю, помоги!
          Не люби меня на износ – оставь меня, чуть-чуть для жизни.
          
               
       Первый луч солнца, проделав долгий путь в ночи, добрался до моих глаз, как вестник нового дня, неиспорченного, пока неизвестным грядущим. Как не хочется просыпаться, но мысли мурлычут  из-за  непривычного тепла  рядом. Мне было хорошо. Это утро было настолько светлым и чистым, что я забыла о
греховности  мира. Иногда жизнь бывает соткана из одной ночи, когда твоя ладонь в тепле другой ладони.



   
            По понятиям.


« Предлагаю кастрировать будущих президентов для обеспечения непорочной репутации»      
                История  Клинт Билтона из опочивальни
                Моники Левински.

Орал мой трибун в девять часов утра с привычной, для него, дозволенностью.
- Что, что, кого кастрировать? Вскочил как оголтелый, мой мужчина и встал передо мной, как футболист-защитник во время пенальти, крепко зажав, сами понимаете сто!
 Мой хохот был настолько раздирающим, что я решила утопить  его в подушке, дабы не разбудить всех тех немногих, которых не успел еще разбудить мой трибун.
 - Объяснишь, наконец, что это? – сказал мой голый взъерошенный, растерянный.
 - Это наш районный правдадолб – сквозь смех и слезы сказала я.
     Мой герой рухнул на пастель, и теперь уже мы вместе катались со смеху. Так длилось долго, пока мы не  размякли и сладострастно сникли. Смех тоже бывает страстным с исходящими последствиями.
  - Ах, ты, десять часов, опаздываю на важную и гнусную встречу, - вскочил с постели, мой, как уже, выяснилось за ночь, любимый и побежал в ванну. Я нежилась в измятой постели, и шум хлещущей воды доносился до меня, как водопад счастье, убивающее одиночество.
     Гладко выбритое лицо, аромат тела, и родное «чмок».
 - Пока, вечером встретимся,- пошел к двери, остановился, усмехнулся и сказал, - что это ты трепалась по поводу «COURVISIER»? Так знай! Коньячный дом «COURVISIER», был официальным поставщиком коньяка ко двору Наполеона, а 1811 году, великий император посетил его склады. С тех пор этот коньяк, неоднократно признавался лучшим. Вот так.
 Захлопнувшая дверь прикрыла очаровательную улыбку.
   Счет: Один, один.



       

                Жизнь, это подарок.

С переполненным, любовью сердцем, можно брать любые рубежи.
«Что день грядущий нам готовит».
       От жизни, мы многое ждем. Ждем дома, ждем в постели, на перроне, в аэропорту, в очереди, на митингах. Ждем, затаив дыхание, звонка, ждем, что бы минула беда, болезни, старость. Ждем, что бы сменилось правительство. Ждем. От жизни многое ждем, если не все. Но оказывается, это она от нас ждет, предоставив всю себя. Она говорит: берите, пользуйтесь. Но ведь нет, отвернувшись от собственного, подглядываем на чужой горизонт, что бы все присвоить. Думаем, как совратить мечту, и иметь ее. Гонимся за химерой, а она хохочет нам в след. Смешно.
Все намного проще, - труд отличает человека от другого человека!
Я уверенна, каждый рожден для чего-то, но выяснить, должен сам. Если на вкус и цвет, я одинока, это не значит, я несчастна, я оригинальна! Нужно подобрать свой подход к жизни и отстаивать его, так что, когда бросают камешки в ваш огород, не держать их за пазухой, а забросить  в глубокий карман, и сделаете так, что бы враг знал об этом, и был обуздан в своей агрессии. И тогда, шаг за шагом, преодолевая себя в жизни, с каждым вдохом будите наполнять себя жизнью.
 


 


                Интервью.
   

             Выпрыгнули гренки из тостера, и  засвистел чайник.
     Сегодня я должна выглядеть превосходно, ведь у меня, сегодня,  важная встреча. Черный элегантный костюм, в самый раз. Светло-бежевая  блузка, с глубоким вырезом, вносила некую легкомысленность, в эту элегантность. Туфли, на невысоких каблуках, изящные и деловые, одновременно. Колготки, чуть темнее телесного цвета, как ностальгия о летнем загаре. Думаю так, хорошо. В зеркале отражалось, то, что  мне  было  нужно.
   Уже на улице прилепились ко мне взгляды, с оценкой пять.
Выруливаю на дорогу, уносящую меня за город. За поворотом, инспектор, уставился на меня с раздутыми  щеками, обомлев, затаил дыхание, и проглотил звук свистка.
        Час езды по живописной дороге, удалил меня от городской пыли, которая улеглась на асфальтную гладь, посапывая,  чтобы, на обратном пути, проснуться   в новой  завихрении.
Я доехала до небольшого уютного особнячка, органически вписавшегося в девственный лес. Припарковалась у ворот, вышла из машины и пошла по ухоженной аллее. Прозрачный воздух был насыщен, щебетание птиц, и шелест листвы умиротворял. Наверное, таким был третий день, созданный Богом, когда «земля произвела зелень и траву» и это было до того, когда Бог сотворил человека. Именно здесь, восхищаешься жизнью, и хочешь остаться чистым, как Адам до искушения. Выбор этого рая хороший вкус, отметила я для себя.
 У порога   поджидала особа, проводившая меня в дом.
   На первом этаже был большой светлый холл весь покрытый  китайским ковром. Справа от меня  кожаный диван упирался в стенку. На журнальном столе охровый букет благоухал садом. Широкие окна, впускали в помещение, много света, тепла, и покоя. Все было выдержанно в изысканных тонах, с большим вкусом, что делало хозяйку еще привлекательной.
 Я присела на диван, закурила, не отказалась от предложенного коньяка,  и в мыслях скорректировала  все вопросы к мадам Пейдж.
 Через пару минут, по лестнице ведущей на первый этаж спускалась Дива года. Гордая стать, взгляд сверху вниз, легкая улыбка на губах, глаза искрящие светом. Такой тип женщины, не может быть незамеченным, даже в самой густой толпе.
 Высокий рост. Волосы, темно пепельные до плеч, на лбу челка, скрывающая высокий лоб, дабы не спугнуть умом мужчин (слабый аргумент). Глаза большие каре-зеленные, с тяжелыми веками, впечатление: всегда уставшие и заранее знавшие многое наперед. Нос небольшой ровный. Губы, всегда чуть-чуть приоткрытые обнажая ровный ряд зубов. Подбородок сильный. Мне показалось лицо с неуловимой разницей  профилей - один  резкий, решительный, другой – мягкий женственный, что говорит о ее рождении в мае, под созвездием близнецов. Это отразилось, на ее жизни сделав, ее полярной  (исходя из ее романа). Этакая смесь, два в одном, выражаясь рыночным языком.
 Плечи широкие, руки сильные, привыкшие к долгим заплывам и к теннису. Ноги стройные, с тонкой щиколоткой, с высоким подъемом. Признак хорошей крови, подумала я. А возраст, я уверенна, у настоящей женщины не бывает возраста.
  Мадам Пейдж подошла ко мне с протянутой рукой, широко улыбаясь. Я пожала ее руку, поздравила с присвоением высокого звания Лауреата, отметила для себя, как мило сохраняется спокойствие, но глаза искрились заслуженным превосходством.
  Мы сели друг против друга, что называется глаза в глаза, ведь в начале всякой беседы – глаза ведут беседу, и сложно что-либо утаить в глубине глаз. Но у некоторых глаз не бывает дна. Бездонный, значит, взгляд уходящий в космос, и в этом случаи можно затеряться в этих глазах. Взглянув на нее, я почувствовала, что такая опасность, дует мне в лицо.  Игра глаз тоньше, и она не имеет словесных выражений.
  Мадам несколько секунд изучала меня. Я не испытывала неудобств, потому что, это был ответный ход. Она откинулась на мягкую спинку кресла, утомленно посмотрела на меня, и, наверное, подумала; « Ну о чем вы хотите еще знать?» Уловив равнодушие в ее взгляде, я решила спровоцировать интерес к себе, и выжать из нее жестоко и профессионально. Я решила начать с ее прошлого, ведь у каждого есть, что сказать, скрыть, приврать, украсить, или выдумать, совершенно новую историю.
-Когда начинается точка отсчета сознательного «я», -начала я интервью.
- Сознательное «я» начинается задолго до твоего рождения, потому что история семьи начало. Я родилась в семье, которая была необычна по части крови. Бабушка со стороны мамы, была княжной из польских  шляхтичей, к несчастью, оказавшаяся в революционной России, и вовлеченная в  комсомольский интернационализм. Она согрела на груди любовь к  турецкому поданному (жгучему брюнету) армянину, чудом избежавшему резни, потому что мой прадед, сумел, стоимостью нескольких дорогих магазинов, оплатить расстояние  несколько сот миль побега, спасти семью от турецкого ятагана и несознательно испортить жизнь сыну – революцией.  Оказавшие в стране с новой, бесшабашной, угарной конституцией, утвержденной пролетарием в порыве пошлого революционного оргазма, мои предки потеряли дары речи, потому что знали много языков. Быдло дорвавшись, с вожделением т-ла, царства, княжество, графство и все титулы, перемешав кровь, более того отравила ее  сифилисом. Яркий  пример вождя революции Ленина, на могиле которого не растут цветы. А знаете почему? Потому что этой могилы вовсе нет. Истерзанная земля исторгает нечисть, и звериным воем наводит ужас.
 - Простите,- задумчиво, изрекла мадам Пейдж.
   - История моих предков, как собственно, история многих, вовлеченных в грязные денежные игры, это горечь потерь, слезы, и долгое молчание. И дюжина языков, выученных в царском лицее, были похоронены под пластом памяти. А потом уже, с большим трудом была приобретена работа, самая что не есть пролетарская – дворник. И во время оккупации, немецкий язык помог спасти жизнь многих, которые в сущности, все у нее отняли.
На долю моей Бабушки пришлась революция, на долю моей Мамы-   война, а на мою долю, как следствие, всеобщая депрессия.
 

    Она встала с кресла, подошла к окну, стала ко мне спиной. Плечи вздрогнули от обиды к прошлому. Помолчала несколько минут. Тишина, глухо стояло между нами. Через плечо, вопросительно, посмотрела на меня дожидаясь вопроса чтобы покончить с воспоминаниями. По сути я не злая но профессионально неугомонна и поэтому спросила.

   -Что вас побуждает к воспоминаниям, зов крови, титул, или звон не доставшихся монет? Она резко повернулась,  посмотрела на меня  в упор, и я почувствовала себя жалким пролетарием. Грязное это дело, репортер, подумала я, в разных ипостасях и одна хуже другой.
 - И то, и другое, и третье,- откровенно и зло ответила она, - но самое страшное, обнимаясь с потерей, испортить себя фантазией о своей незыблемости, тогда боль от потерь удваивается. Время не лечит, оно обезболивает. Но одна установка, в этом плане, срабатывает, надо жить сегодняшним днем, что бы ни заканчивалась завтра.
 Легкая  улыбка, стремглав, пробежала по ее губам. Счет открыт -1:0 в ее пользу.
   - У вас есть враги?
   - У каждого есть враг, но самый опасный враг, твой друг, затаивший в сердце своем, зависть, уничтожающая все на корню.
   - Вы замужем?
- Нет, я тот  подарок, который никому не достался, кокетливо ответила она.
- Как вы относитесь к браку?
- Вообще, брак это парадокс. Иногда бывает так, когда один не находит другую часть, и они стареют врознь – это драма. Бывает и так: они долго жили вмести, пока один из не устал –это тоже драма. А взаимная любовь это очень короткий период, который безжалостно швыряет из ярчайшего чувственного каскада в обыденность. Вы знаете, что говорил по этому поводу Эйнштейн:    «брак- это попытка создать нечто прочное и долговременное из случайного эпизода». У меня было много случайны эпизодов, и я не  сумела создать прочного и долговременного. Это и есть моя драма.
- Какова роль женщины в обществе?
-Общеизвестно –  материнство, но если у нее есть, что сказать, кроме этого, почему нет? Новый Завет, дал женщине шанс. Дева Мария родила Христа. Ведь Господь мог бы послать Его на землю так, же, как и забрал его на небеса. Бог снизошел до женщины, и женщина родила Бога!
- Как вы относитесь к поэтам?
- С болью. Муза так часто изменяет поэту что он по сути, рогоносец.
- Вы сентиментальны?
-Да, я чувственна. Есть много вещей, которые трогают меня до глубины души – музыка, поэзия, любовь. Но это не значит, что все это выбивает почву из под моих  ног, и я  оцениваю реалии жизни, и знаю, что бессильна спасти мир.
- А красота спасет мир?
-Красота, это не высшая ступень, с нее можно целиться высшее. Красота, подчас губит. Она предмет вожделения, ее пытаются иметь любой ценой, прибегая к насилию, лжи и для этого все средства хороши. Красивая  женщина – глубоко несчастное явление, она, невольно все сметает на своем пути. Зависть других женщин к ней, убивает души последних. Ее красота затмевает умы мужчин, разрушая семьи. Она становиться предметом похабных желаний, ее недоступность это начало грязных пересудов, козней, интриг. А красивый мужчина, может резко увеличить количество сексуальных меньшинств. Так в чем спасение? Может, классик имел, виду красоту души? Я считаю, этот эпитет убог для определения. Душа может быть чистой, тонкой, возвышенной, добродетельной и великий Божий дар – мир в душе. И если это  не шаг к спасению, то полшага   к желанию спасти !
-В вашей  книге непонятно, где происходят события, с каким народом?
- Это не имеет значение, все это может происходить везде.
- У вас в романе народ, и власть как два разъяренных зверя, есть ведь, цивильные страны, где они сумели как-то договориться.
 - Власть никогда не была девственницей, к ней с младенчества тянуться много похабных рук, и потому она изначально испорченна. Ненависть народа к власти, и наоборот, стара  как древнейшая профессия. Что бы народ  работал, нужна или диктатура или высокая зарплата. Так что договориться можно. А высших эшелонах власти всегда останется один девиз: Еще не умер король – да здравствует Король, кричат королики!
- Главный герой все время пытается разбудить всех правдой. Он нищий, голый, безработный, несчастный, потому что нет дела никому до него. Но он, настырно, пытается  внести свою лепту, и что -либо  изменить. Это его миссия?
     - Каждый должен нести свой крест. И это чрезвычайно самостоятельна работа. На нашей земле процветает все, что губит, но чудным образом по Божьему промыслу живет то светлое, которое еле держится на ногах и крепнет, более того становиться неуязвимым в тени крыл Его, что бы расцвести, в свое время, для общей благодати. Видимо мой герой об этом  твердо знает, и ему очень грустно, что не с кем поделиться.
 - А вы верите  в этот росток? – пытаясь сдерживать усмешку, спросила я.
 Будучи тонкой  натурой, ей не стоило усилий легко определить иронический окрас моего вопроса. Ее брови взлетели до середины широкого лба, глаза искрились гневом, и я увидела в этой искре пламя, пожирающее плевелы.
 -Зачем вам сеять недоброе, что вы будете делать потом с урожаем?
 Она   не ждала ответа понимая, что за всех я не в ответе.
     Беседа шла к концу. Иссякли откровения. В комнате все замерло. Жизнь продолжалась в сиюминутном покое. Солнце скатывалась с крутизны гор. Пейдж  сделала глоток своего любимого коньяка Hennessey XO и вопросительно на меня посмотрела.
 - Ну??
  Вдруг послышался тревожный шум, истошный крик прислуги  и быстрые шаги. Дверь резко распахнулась, и в комнату влетел некто с ружьем в руках.
 - Всем лежать – орал владелец ружья, наверное,  он прибежал сюда после ограбления банка.
- Лежать, кому говорю – продолжал орать неизвестный.
В этом случаи, уверяю вас, срабатывает тотальный страх, который резко сокращает все мышцы, бросая тебя на пол, где сердце пытается вырваться из опрокинутого тела, а цвет лица, своей бледностью, сливается с тональностью ковра.
 - Руки на голову – орал  невменяемый олух и прыгал как сумасшедший орангутанг перед совокуплением.- Вот так, вот так,- с пеной у рта кричал налетчик.
Наступила пауза. Уткнувшись лицами в ковер, мы мало, что могли видеть, но чувствовалась какая-то суматоха за нашими спинами. Дрожащими руками, психопат, завязывал морские  узлы на наших запястьях. В процессе этого кропотливого труда, он все время бубнил себе под носом: «Нобель, Нобель, конечно, стерва».
   Видимо уставший в наклоне, когда завязывал мои руки, придурок решил присесть и резко свалился на мою задницу, задев плечом бутылку коньяка, которая стояла на журнальном столике, опрокинув ее. На мои плечи, затылок и спину потекла ароматная струя. Я повернула голову так, что бы поймать губами эту струю, мне это удалось, думаю, если мне ничего не помешает, через какое то время, мне будет весело, и если выживу, потребую прибавку к окладу. Но пока,  струя радости текла, и представляете, попадало в рот! Что можно сказать о М. Пейдж? Насильник очень ловко и быстро, запихнул ей в рот кляп. Складывалось впечатление, что он боится ее голоса.
 - Молчи - сквозь зубы процедил орангутанг  с соответствующим интеллектом, ну что можно сказать с кляпом во рту?
 Связав канатом нам руки и ноги психопат  плюхнулся в кресло и закурил, причем уселся так что носок его туфли слегка касался моего носа. Повернуть голову на другой бок, значило, отказаться от дозы допинга, нет я стойка решила допить все до конца. Но все было не так просто, потому, что ботинок продолжал щекотать мой нос и я громко чихнула. Обстановка была настолько накаленной, что это было похоже на взрыв !!
  Психопат резко подпрыгнул, выронил из руки сигарету ухватился за ружье и начал кричать:« Ложись, молчать, убью».
 Пока наш псих исполнял эту ужасную пляску  вокруг нас перед кровавой битвой, я наблюдала за той  которая стала  литературной гордостью этого года.
Вы когда – ни будь  видели человека с кляпом во рту? Так вот что- либо сказать могут только глаза, в нашем случаи они говорили  о многом, но мне было сложно  понять, потому что это был мой первый случай общения с человеком с кляпом во рту. Я попыталась прочесть в глазах слова который превратились в жалкий стон. Расширенные зрачки  выкатившиеся из орбит и частые кивки головой в сторону кресло и запах горелого вывело меня из оцепенения.
  - Горим – во весь голос крикнула я.
Наш олух, вышедший по нужде, вбежал в комнату с огромным ведром воды… Ну что могу сказать, уважаемый читатель? Обычно, коньяк не разбавляют  водой, но у меня не было выбора и права протеста. Благодаря коньяку я настолько расслабилась, перед неизбежным насилием, что считала этот отрезок жизни  вполне сносным, но ведро с холодной водой, которым меня несправедливо окотили, стало, той большой каплей переполнившей океан моего терпения.
- Ты анэнцефал, даун, ты, что не видишь, что горю не я а кресло?
Утомленный, с  восполненными глазами, с бледным лицом, наш больной не проявил ко мне никакого  интереса, более того, он высвободил из себя порыв альтруизма. Оттащил нас, между прочим, ногами вперед, задрав юбки, видимо думая, что заслужил это спасая нас, от собственноручного устроенного пожара, на сухую часть ковра, прислонил нас спинами к стенке и вам скажу, немного выправил наше достоинство. Даже на лице М. Пейдж появилась, несколько искривленное кляпом, спокойствие.
- Видимо ему есть что сказать нам – шепотом сказал я, мадам кивнула в ответ в знак согласия. 
Мы обе подумали, что смерть, недалеко, через плечо, в  пол оборота, из-под опущенных век, подглядывает за нами, и тихо хихикает.
 Насильник, на наше удивления, присел перед нами, посмотрел на отдернутые юбки, показалось, что даже оценил наше нижнее белье, по отечески прикрыл их пледом и задумался над чем-то. Глаза мадам говорили о том, что он не сексуальный маньяк, так кто же??
Все  загадочное утомляет, когда ломит в спине и от тебя несет, как от сырого погреба.

- Ты кто? – внимательно посмотрел на меня придурок. 
Меня это так задело за живое, что я решила отыграться по полной. Главной мишенью была М.П.. значит вперед..,
- Я почитательница таланта М.П. – с синдромом Зои Космодемьянской выпалила я.
Не надо было этого делать, потому что синяк под глазом не украшает женщину, а черные очки, в которых входишь в редакцию вызывают пересуды и обвешивает тебя историей о пьяном  дебоше     в казино. Но тогда я этого не знала, и дальше решила молчать, потому что все, что связанно с Дивой Года, это или удовольствие от ее ума, или побои от ее почестей.
  Психопат поднял с журнального столика бутылку коньяка, с горла выпил  остаток, с  омерзением посмотрел на М.П. отстегнул ремень, спустил штаны, повернулся к нам задом, наклонился и показал нам голую задницу. Из чего мы сделали вывод, что он американец. Все это он сделал, не проронив ни одного слова, из этого можно было сделать еще один вывод – как многое он в это вложил, затем с видом наводящий ужас, стал заряжать двухстволку крупным калибром.
-Я иду на очень крупного зверя, настал мой черед, я отомщу – с сумасшедшим блеском в глазах орал насильник, посмотрел на мадам, и как охотник браконьер, усмехнулся, – Лауреат Нобелевской премии – и выругался, как мог.
Холодное дуло ружья уперлось в мою грудь у самого выреза декольте. Температура моего тела стало такой же. Я замерла. Мои мысли цеплялись за надежду. Ведь он охотится на  мадам Пейдж, значит, мое время еще не настало, нужно использовать это и как будто прочитав мои мысли, два черных глаза ружья  посмотрели на М.П. В этот момент, я сделала вторую ошибку и из последних сил перекинула перевязанное мое тело на М.П. как Александр Матросов на амбразуру. Завистливые глаза орангутанга, задумали не доброе – мгновенно приклад рассек мне бровь, добавив к фингалу под глазом, алую струю крови. Я потеряла сознание. Через какое то время, острая боль вернула меня к жизни. Первое что я почувствовала, в этот момент – абсолютную беспомощность отяжелевшего тела, только глаза бегали из угла в угол. Но и это мне удалось с трудом, потому что один глаз заплыл, а на другой стекала кровь, так что в жизнь я вернулась слепой. Зато жалобные стоны М.П., через кляп, выражали глубокое сочувствие.
Изуродованное мое тело мешком лежало рядом с М.П. На теле писательницы не было ни одной царапины. Прав  был орангутанг,
он шел на крупного зверя и не хотел испортить ему шкуру, в то время как моя шкура была окончательно ободрана.
   Психопат подошел к М.П. наклонился и вырвал кляп изо рта, как пробку с характерным звуком… и тут произошло то, что я не могла представить  в самых своих диких фантазиях!!! М.П. разразилась такой отборной изощренной бранью, что у негров в подворотнях гетто,  у всех забулдыг в мексиканском квартале, бомжей, торговцев кокаином, проституток, волосы встали бы дыбом и любой верблюд позавидовал бы  меткому плевку рафинированной М.П.

                Сальери.
 Насильник оторопел и на фоне этого канализационного водопада, выглядел, даже,  как человек. Собравшись мыслями, ровным голосом сказал:«Вот кому дали Нобель! Я был прав.»
 Отведя душу, опустошенная М.П. ровным голосом сказала: «Что тебе нужно, деньги, драгоценности?»
   - О Боже ! – несчастный закатил глаза, поднял верх руки и завыл,- Господи, ты выбрал эту базарную бабу и вложил в ее уста всю силу слога, все колдовство слова припрятал для нее, и она одним единственным романом сумела завоевать сердца и мысли. Я твой жалкий раб всю жизнь посвятил литературе, а рядом с ней ничтожество (здесь он был прав). В бессонные ночи, из под моего пера,  рождались жалкие строчки. Всю жизнь я пытался оседлать слово, в то время когда она на скаку останавливала их. Я сжег все свои книги, я уничтожен. Ты вложил в меня любовь к творчеству, я шел по крутой лестнице, но ты отнял у меня вершину. О Господи! – зарыдал еще круче.
 Loоser упал перед нами на колени, наши глаза были на одном уровне. В них было столько боли и зависти, что М.П. почувствовала  себя виноватой. Извечная тема Моцарта и Сальери.
Его жалобные стоны притихли, но плечи вздрагивали. Опущенная голова, лбом упиралась в пол между нашими ногами. В этой паузе ситуация было более чем комичной. Поскольку несостоявшийся гений был обижен на вес мир, который  занимала М.П. своей гениальностью, являющееся источником всех его бед, следующее, что нужно было сделать, по логике вещей, уничтожить источник боли. Психопат медленно поднял голову, взгляд был совершенно ясным в своем жестоком решении. Смерть смотрела в упор. Медлить - значило не выдержать взгляда. Об это мы М.П. подумали в унисон.
   В мгновенье ока М.П., которая была гибка телом и сильна в мышцах, широко развернулась и одним ударом в висок уложила измученного завистью неудачника. Оказывается, пока психопат раскрашивал мое  лицо, она не теряла время зря, нащупав острый край камина, все это время, терла узел об него.
В этот героический момент нашего спасения я простила ей все, не зная, что меня ждет впереди. Быстрым движением руки она отбросила ружье подальше. Отлетая, каким то способом, оно выстрелило. Пуля пролетела рядом, и задело мое плечо. Всем репортерам, кто меня слышит! Если вас отправляют на комфортное интервью, это не означает, что вы не можете оказаться в самой горячей точке. Так что параллельно можете вести репортаж с поля боя.
  Выстрел из ружья и мое третье ранение вывели Диву окончательно из   себя. Она крепко отфутболила   то место, которое является гордостью и слабостью мужчины. Он застонал, согнулся и начал часто, часто выдыхать как женщина во время родов, и  родил он всю боль и ужас, вызванные завистью.
      Когда прозвучал минорный последний аккорд, перед моими глазами все поплыло. Как в замедленной съемке, двигалась в мою сторону  Дива года. Она ловко развязала все узлы, хорошая школа бойскаутов, замерцала в моем заторможенном  мозгу.
 - Ты с-ка, в лучах твоей славы я изуродована, это было последнее, что я помню.
 Вывел меня из забытья телефонный звонок, и я подумала, что когда проваливаешься в некуда, то имеешь некоторую фору по времени, потом тупо уставилась, в одну точку и растеряла это время. Да, остаточные явления, «чудного» времяпровождения с сумасшедшим и с гением.
     У меня на лбу лежал мешочек со льдом, плечо было аккуратно забинтована. Через щель оттекшего   глаза, я увидела тревожное лицо М.П.
 - Ты … я силилась что-то членораздельное выдавить из себя, но тщетно.
 - Не волнуйся,- я все уладила, улыбнувшись, сказала М.П., - мы с тобой стали жертвами глупой битвы, собственно, ни одна война не бывает разумной, - задумавшись, по обыкновению писателя, изрекла она, - и я думаю, потери незначительны.
Мне сложно было вести дискуссию о потерях, мне хотелось схватить ее за горло, я сделала попытку поднять раненую руку и завыла от боли, так что мой протест выразился  в глухом мычании.
 Ну-ну тихо – ласково сказала она, широко и тепло улыбнулась мне, и глаза утратили обычную колючесть. Я тоже улыбнулась, как могла, отметив для себя, что наше спасение это ее заслуга.
   


                Лавры

 Через неделю,  под строгим наблюдением врачей, заботливыми ухаживаниями, хозяйки дома, я почувствовала себя окрепшей и решила покинуть райский уголок, хотя, если глубоко подумать, то зачем? Но это другая история….
  Я явилась в редакцию, перевела дух перед дверью, взялась за ручку и вошла. Картина была следующая…. Все сотрудники и гости, как один стояли в ожидании, как только я вошла, зал редакции взорвался овациями. Я почувствовала себя Монсеррат  Кабалье  исполняющая  партию Нормы. Оказывается, все газеты мира  писали о героическом спасении, неизвестной журналисткой, известной личности. Не сложно было представить, что Мадам Пейдж в мое отсутствия, придумала новую историю, сделав меня героем, кстати, это отразилось и на  рейтинге нашей газеты, он так возрос, что пышный банкет в мою честь, говорил о рентабельности нашего заведения.
 И еще, подбитый глаз, и два шва на лбу, делали меня значимой, а вечер особенно пикантным из-за кулуарно- невыясненного  – я была тривиально избита, или изнасилована тоже? Не обошелся раут, без богатого вклада М.П. Везде чувствовалась ее рука. Столы ломились от деликатесов, говорящих: «последней лошадью с Парижу». Невольно вспоминаешь классика: «Дупеля,  вальдшнепы, бекасы».
  Редактор так сиял от удовольствия и так восхищенно смотрел на меня, как будто мне сделали пластическую операцию, и ему первому предстоит попробовать на зуб!!



   Раут объявила открытым зав.отделом мадам Евтерпа  стихами.



                Кто сказал, что героями
                Становиться после смерти?
                Нет!!!
                Без лишней лести
                Герой среди нас
                Вот мой сказ!!
 
И вытянутую руку направила на меня. Ужас, какой, успела подумать  я. Вспыхнула новая волна оваций. На этот раз я себя почувствовала Брежневым-Лениным  в исполнении Алиева.
 С ее «сказа» начался общий треп. У меня было такое чувство, что  Дива года, будучи особой авантюрной, решила собрать этот псевдо бомонд, что бы иметь в наличии материал для будущей книги. Как показали последующие события, она не ошиблась. Каждому была отведена роль, которую они  играют все жизнь, потому что не имеют свободы, потому что знают, что за высоким наблюдает более высокий поглотитель, и они становятся мелкими звеньями одного большого удава.
 Как полагается по субординации, первым выступил МЭР города, объявив меня почетным гражданином сразу трех городов. Первого города, где прошло несчастное детство Лауреата, второго города, где прошла развязанная юность  Лауреата, третьего города, где меня чуть не убили из-за того же Лауреата. Я начала задыхаться, и злиться, потому что, плюс ко всему, недалеко стояла женщина в бесформенной серой одежде и ели сдерживала смех, хихикала.
     Председатель Союза писателей высказал  мнение, что всей нации выпала честь, в том, что дочь нашего народа была так близка  к литературной  Диве, более того спасла ту, которая является жемчужиной среди всех  литераторов. Улицу, в новом недостроенном районе назовут в ее честь. Я подумала о тех бедных людях, которые запутаются в одном и том же адресе.
  Я начала пить омерзительный виски. Что было абсолютно созвучно с вечером. Моя забинтованная рука лежало рядом с рукой  Шефа разведки, который сообщил несусветную новость для меня, оказывается они знали подвох и поэтому, именно меня направили на встречу, видя во мне будущего героя нации !! Чушь какая-то.
 Министр Внутренних дел заявил, что отныне все мои дороги будут зелеными, даже под красным светом, и не скрывал, что это признак высокой благосклонности.
    Министр Здравоохранения с повадками шизофреника, наконец, дорвался до слова, требуя, ссылаясь на исключительные мои качества, основать в стране евгенику, и тут же предложил мне вступить в фашистскую партию.
  Переполненная абсурдом, глядя, на собственное падение в сборище сумасшедших, я начала задыхаться, пуще прежнего.
    Министр здравоохранения, с болезненным жаром в глазах, обжигал меня, своим шизофреническим бредом.
     Министр разведки так вцепился в мою больную руку, что казалось готов, был оторвать для себя и истории, хотя бы какую-то мою малость. Чувствуя неминуемый мой побег  на воздух, о чем говорил обморочный белый  цвет моего лица, министр, обученный пыткам, применил прием мертвой хватки.
  От достаточного выпитого, народ повеселел и приблизил субординацию до братства,  и теперь подчиненный нагло говорил своему начальнику: «ты меня уважаешь?» Только в пьяном состоянии он мог себе позволить  несусветную глупость. Шеф кивал головой, зная, что  он дорого оплачивает трезвость секретарши, и потому она на всех тусовках оттачивает свое стукачество и в этом достигла совершенства, Утром, плодами этого   достижения, станут многочисленные жертвы.
  Любовница Председателя Союза Писателей, вцепилась ему в плечо, облизывая губы, закатывая глаза, выставляя грудь с глубоким вырезом, так что заслоняла не только стакан с водкой, но и бутыль, не давая доступа, дабы добиться своего. Председатель зло гавкнул: «Что??»
   - Ну, назови моим именем небольшую улицу, - не унималась секретарша, - милый, - с отвращением выдавила она.
   Она заранее знала, что может рассчитывать на это, потому что все  молодое свое, было выложено на столе, у него престарелого.
 Председатель, дорвавшись до своего стакана, на радостях, крикнул: «я переименую Нью-Йорк твоим именем, красотка»,  и залпом выпил.
Министр Внутренних Дел пришел на раут с молодым ладно сложенным лейтенантом, который в отличие от своих собратьев по службе, скоро станет генералом, судя по тому, как генерал хватал его за задницу. «Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом», а в мирное время все средства хороши!
  Завотделом, мадам Евтерпа, не первой молодости, с ярко нанесенной румяной (уж не вернешь былой румянец) обхаживала молодую, бездарную, но с видом топ модели, начинающую поэтессу, которой принадлежат следующие строки: « ты не пришел я ждала, теперь к другой я ушла !!» Евтерпа, обещала опубликовать ее новый роман, и та в знак признательности, назовет его следующим образом: « мужчины в моей жизни, и одна женщина»
 Мой реактор, который весь вечер сидел рядом мэром, ни на шаг,  скорее, не на стул, не отходил от него, по известной причине – мэр обещал новое помещение  для редакции.  Через стол швырял взгляды полные любви и обожания. Но все это отскакивала от меня с такой скоростью, что был слышен звон бокалов.
 У меня закружилась голова, заныли швы на лбу, подташнивало, и я бы рухнула, если ни чьи-то сильные руки, которые подхватили меня и вынесли на чистый воздух из грязного раута, в честь моего нелепого подвига.
 Тончайший аромат ее духов и чистый воздух, окутали меня, отгородив от нагроможденной нелепостями, бытия. Сильные руки,  буквально, вынесли меня на террасу и вернули к жизни.  С момента знакомства с Дивой Года,  это было  очередное, мое  спасение. Парадокс в том, что ни один из присутствующих мужчин, заметив бледность лица, что предшественник обморока, не подставил плеча, да что и говорить, если часть из них была, о галдело  поддатой, а другая часть, с пошатнувшей сексуальной ориентацией.
 Я как классическая клаустрофобик, ухватилась за пространства, спасла себя, сделала очень большой глоток воздуха, со свистом, неприлично, взахлеб и вернула себя к жизни.
 Есть утешения, есть, потому что если иначе, то вряд ли можно двигаться дальше. Я посмотрела на ту, которая резко изменила не только мою жизнь, но   и свою  внешность. Не смотря на вечер,  она была в темных очках, на ней был нелепый серый балахон, волосы были перекрашены в черный цвет. Складывалось впечатление, что она была делегирована от бомжей.
 -Ты право, - прочтя мои мысли, сказала она.- Я пришла на этот  вечер из-за тебя, специально, и заранее все зная. Таких раутов, у меня по жизни, было много. Каждый раз, после этого, меня долго откачивали от омерзения, так что я пришла спасти и попрощаться, - с присущей ей мудростью изрекла она.- Все что происходит в жизни, не случайно, этому будет объяснение, может быть тогда, когда нас не будет, и это будет неинтересно для тех, кто будет после нас, - сказала, и  легко задумалась над своей полярностью. Слово должно быть стерильным. Многие пытаются бессловесностью прослыть мудрыми, скажи им – спасибо!  А потом ты можешь утешить себя мудрыми мыслями вложенные в уста Соломона. Божественные слова, следуй им, и ты устроишь свою вечную жизнь на небесах!!! Пусть смеются те, которые не знают об этом.
   Мы обе утомились от накала этого вечера. Она крепко обняла меня за плечи, в упор посмотрела на меня, в этом было так много недосказанного, и ушла, оставив за собой длинный шлейф дорогого аромата.

 Я затянулась сигаретой, релакс моментальный. Очухалась, собралась, освежила макияж, и для двух часов ночи, выглядела очень даже свеженькой.
   Теперь нужно вернуться обратно. И я бодрой походкой, пионерки семидесятых годов, переступив порог, поняла, что, еще не только не ночь, но еще далеко не вечер.
 Каждое гулянье, хочешь, назови это, в начале фуршетом, раутом, званым вечером, встречей в верхах, - к концу становятся развратом, где рекой текут – водка, коньяк, кальвадос, виски, вино, пиво, и многое, что еще. Текут и топят всех тех, которые на берегу.
   
Вперемешку с министрами, со звездами, чинами, и званиями, за одним столом, сидели: «таинственно-агрессивная» уставшая незнакомка, рядом та, что всегда возвращалась под утра. Недалеко, «пантера морали». Напротив дед с бабкой, которые промывали косточки Адама и Евы. Мадам Антарам, только что из аэропорта. Садам Хусейн, Клинт Блинтон, «блестящий», Моника Левицкий, и три дюжины бомжей.
 За одним столом сидели те, всемогущие, создавшие тех других – нищих!
 Та, которая возвращалась под утра, строила глазки редактору. Министр Здравоохранения все время подливал водку, «моралистке-пантере». Мадам Антарам крепко обнимала Министра Иностранных Дел. Дед с бабкой доедали яблоко. Садам Хусейн стрелял из пистолета, и чуть не задел Клинт Блинтана. Моника Левицкий сидела на коленях красавца лейтенанта и Министр МВД, все время пытался оттащить его. «Блестящий» затягивался сомнительным дымком и неудержимо хохотал фальцетом.
 Под шумок, удалилась секретарша с молодым бомжем, который сидел в тюрьме, но братва, его все -таки подобрала.
  Бомжиха с огромным бокалом в одной руке, другой, опираясь на плечо министра госбезопасности, пыталась перекричать всех и, наконец, выяснить, сейчас, поскольку отроду не видела такую публику.
 -Люди послушайте, - не унималась она, «труд создал из обезьяны человека», скажите сердечные – сегодняшние обезьяны, они что безработные?? – икая, сказала она.
   Никому не было дело до глупой концепции Дарвина, и никто, к счастью не заступился за обезьяну, которая не стала человеком.
  Во главе стола сидел трибун, который под конец, правил балом, потому что все те амбициозные, уже давно утопили свою сущность, в литрах.
 - Господа, наконец, я  скажу вам,  трепещите, господа, мой поезд не ушел, более того, он никогда не уйдет, знаете почему?  Потому что я убил машиниста !!!

               
    Человеческие страсти, бурлящие там внутри,  пригвоздили меня,  к стене, мне было все равно, я не чувствовала боли. Мои глаза впились в историю и в будущее. И я подумала - это будет продолжаться до скончания века на земле. Увы, это жизнь!
  На дворе 2000, 3000, 4000 ……..

   
   
      
 
1990 Ереван