Тройник

         Посвящается господину Голядкину, его врачу               
         Крестьяну Ивановичу и мне. Господина Достоевского прошу не
         беспокоиться.

Крестьян Иванович, Ау!
Вы глаз угли не уроните,
сейчас я песню вам спау,
а вы губительно внемлите.

Я в мраке той кареты тож,
где вы и господин Голядкин,
и в гнев и осужденье вхож,
что наша жизнь - не жизнь, а бл..ки.

Вы видите сквозь пыль дорог
какой пейзаж потусторонний?               
Но для врача он слишком строг,
для нас с Голядкиным раздольный.

Двойник у двойника в чести,
а тройником послужит время,
чтоб сны о будущем мести
и дятлом продолбиться в темя.

Прошли века, точней их два,
а мы с Голядкиным в карете.
Внутри часов сидит сова,
возможно не на этом свете.

Мы выкуем расчёт годин
и как венок его возложим
на плеши вашей горький блин.
За двести лет мы это сможем.

Но двести лет! О Боже мой!
А мы всё едем, не доедем
и воздух дышим дармовой
и о земле цветущей бредим.

Мы жить хотим и танцевать
и в свете становиться в позы.
Хотим скандалом назревать,
вонзаться с быстротой занозы.

Мы живы, хоть и двести лет.
Крестьян Иваныч, не сердитесь,
за двух углей зловещий свет
перед отчизной извинитесь.

Ведь напугали навсегда,
поэтому наш срок немерян.
Во сне застыли города,
но снов калейдоскоп потерян.

Что было встарь, то будет вновь,
и будет господин Голядкин
щипать с остервененьем бровь,
играя с пораженьем в прятки.

И я не сдался, как и он.
- Я ничего, Крестьян Иваныч. –
Стерплю и будущего звон
и настоящего поганыч.