Моя Безысходность

Я всё чаще молчу, лишь внутри извиваясь в агонии.
Обойма выпотрошена да выкинута за стол.
Только ты мне к виску жмёшь кленовую старую палку,
А она-то стреляет не хуже чем редкий ствол.

В голове нет дыры, но в душе — калибр сто двадцать,
Так разгваздало сердце, что вовеки не соберёшь.
Ты стоишь у стены, надо мной продолжая смеяться,
Я курю — сквозь дыру — не скрывая в ладонях дрожь.

Мои тонкие пальцы тебе ненавистны до колик,
Их сомкнуть бы на шее, оставив синюшный след.
Но рука как свинец, литый сплавом из крови и боли,
И одна амплитуда — от водки до сигарет.

Мне б лелеять твой взгляд. Да он хуже похмельного ада,
Что застал на морозе, когда ты в одном плаще.
Вот и вроде бы мне, чтоб напиться, — не много надо.
Только плещет назад всё. Через дыру в душе.

Ты — почти кислород. Потому я теперь задыхаюсь.
Распахнуть бы мне душу, как в знойное лето окно.
Я всё силюсь понять, ну а что мне теперь-то осталось? —
Только три верных друга: сигара, стакан да перо.

Буквы скачут не в ряд и сплетаются в рваные строки.
То чернила иль кровь? Не узнаешь уже на листе.
На конверте пишу твоё имя: Моя Безысходность.
Жаль, что ты — просто тень, что осталась на грязной стене.