немного пафосные размышлизмы про Петербург и за жи

1.
сначала Петербург ошеломляет.
он надвигается, как незнакомая гроза, как прекрасный бронепоезд.
путешественник-мечтатель или сентиментальный турист стоит, оцепенев, прямо на путях.
он анна каренина и одновременно чингисхан.
ужас любви перед первым поцелуем, когда не знаешь, что произойдёт в следующую секунду.
к сердцу прижмёт или нахуй пошлёт?
выживешь или позорно вернёшься?
даст, в конце концов, или не даст?
отчаянный восторг и удаль завоевателя. я дошёл. вот он, грозный город мечты, казавшийся неприступным.
первые два пункта латинской формулы veni-vidi выполнены.
а победил ли?
будь что будет - готовность принять всё, что пожелает дать этот город и что пожелает отнять.
анна покорно ложится на рельсы. чингисхан обнажает кривую саблю и входит в город. ассоль обмирает, увидев алые паруса.

2.
может показаться, что парадный Петербург быстро приедается.
на самом деле, через пару-другую лет научаешься видеть, как обветшала эта красота и величие.
голые атланты на Дворцовой трогательны и беззащитны. через три года приходишь к ним не просить, а пожалеть.
погладить пальцы громадных ног с такими человеческими ногтями. глядя на эти пальцы и пятки - они находятся прямо у твоего лица и это всё, до чего ты в силах дотянуться. мускулистые торсы фотомоделей и задумчивые профили рок-музыкантов далеко наверху - понимаешь, что атланты такие же как ты. разве что на пару веков старше.

мужественная голова маяковского на улице маяковского покрыта пятнами сырости и голубиным дерьмом.
бедный маяковский, бедный мой поэт, дай поцелую твою лысую плесневелую голову.
зады золотокрылых львов на фонтанке облупились и облезают по весне будто от авитаминоза, лапы потрескались, глаза скучные-прескучные. глупыши мои.
сонные сфинксы на университетской набережной. не выспались.
у крутобёдрых и крутогрудых женщин под балконами отбиты носы.
под поджарыми каменными мужчинами летом натекают лужи от кондиционеров. кажется, будто статуи описались.

3.
через пару-другую лет улицы обрастают историями, любовями, потерями, прозрениями, страхами и отчаяниями.
ходишь, содрогаясь от воспоминаний.
здесь она курила на лавке, закинув кожаную ногу на ногу и щурясь от солнца, свернувшись, как ящерица, а я так невыносимо любил её и хотел. к нам подсел пожилой то ли хиппи, то ли вечный панк, в клочкастой грязной бороде, гнилыми зубами и безмятежными глазами. она разговаривала с ним, смеялась, а в моей груди ревность холодела. как кусок искусственного льда.

4.
через пять-восемь лет понимаешь, какая это всё ерунда.
смотришь на памятную лавку как на бледный шрам на запястье. в детстве я засунул руку в ржавую консервную банку и она погрызла меня. остался только едва заметный штрих.
памятная лавка - как ощупывать языком уже привычную дырку от зуба.
с тобой случилось то же самое, что с засранным маяковским и описавшейся статуей под балконом.
выражаясь пафосно, с тобой случилась жизнь.

5.
с каждым годом в Петербурге поводов для печали становится всё меньше и меньше.
остаются поводы выругаться, высморкаться, усмехнуться.
как правильно учили в бойцовском клубе, важнее не победить, а проиграть. ударить лицом в грязь.
оказаться подлецом.
описаться на глазах всего честного народа.
спокойно нести на голове голубиное дерьмо.

ах мой маленький, маленький крейсер Аврора.