Ночь. Начитавшись Бродского

Ночь за окном. Полночная жара.
И духота. И никому не спится.
Не спят врачи, актеры, шулера,
театры, бары, казино, больницы.
Не спят автомобили и мосты,
не спится кораблям, трамваям, парку,
не спят деревья и не спят кусты,
не спит студент, читающий Петрарку.
Его сосед, что ниже этажом,
не спит – слонов считает по старинке.
Писатель N, глотающий боржом,
чечетку бьет на пишущей машинке.
Не спит любовник, возбужден и гол,
насилуя счастливую подружку.
Директор бани, выпив димедрол,
скрипя зубами, тискает подушку.
Не спят крутые. В темном тупике
у них, крутых, всю ночь идут разборки.
Не спят клопы в дырявом тюфяке
и мыши, копошащиеся в норке.
Бессонницей ночные сторожа
наказаны за прошлое с лихвою.
И фея сна в компании пажа
беспечно пьет зеленый чай с халвою.
Многоэтажки потеряли сон,
вокзал гудит, прилив речитативом
пересказать нелепый лепет крон
пытается Луне неторопливо.
Не спят цикады, комары зудят,
у них и бабочек фонарная тусовка.
У арсенала молодой солдат
шагает по периметру с винтовкой.
Литературный критик-юбиляр
не спит от несварения желудка.
Не спит филер, безумствует фигляр,
прогуливает смену проститутка.
Не спит художник. Предаваться сну
он не имеет никакого права,
и, слушая «Немецкую волну»,
не спит казачий атаман Халява.
Никто не спит. Никто.
Младенцев плач
сливается с кошачьим голошеньем.
И сам не спит и никому скрипач
спать не дает моцАртовским твореньем.
Полмиллиона взрослых человек,
как малыши повизгивают в душах,
и лишь один незримый имярек
незнамо где – прислушайся, послушай –
храпит, перебирая все лады,
как будто в мастерской врубили сверла,
как будто он, набравши в рот воды,
певуче прополаскивает горло.
Посвистывает носом, языком
прищелкивает, чмокает губами,
едва ли с нотной грамотой знаком,
он болеро железными зубами
выскрипывает, и скрипач за ним,
подстраиваясь, продолжает тему
(вы знаете ее: «Та-ра-ра-рим», -
заученную, словно теорему).
И музыкантов уличных квартет,
в старинных разместившийся воротах,
заслышав удивительный дуэт,
наяривает ласковое что-то.
И грустный симфонический оркестр
рыдает на такой щемящей ноте,
что все дворы, все улицы окрест
теряют очертанья бренной плоти,
теряют очертания сторон,
черты, вещам присущие привычным, -
тела и души примеряет сон,
поскольку подсознание первично.