Круиз

                Апрель 2006 год   

                «Есть ещё на свете тайные места,
                Где природа дика, и трава густа»

                I


Петр Пчёлкин – бравый парень, инженер-авантюрист,
По фигуре своей справен, любит женщин, водку, твист.
Он женат, довольно молод, ненавидит лютый холод,
Служит на простом заводе, одевается по моде.
Что касаемо работы? Он не прячется, ну, что ты,
Но и пуп он свой не рвёт, поработал - отдохнёт.
А однажды, так уж вышло, перевыполнил заказ,
По приказу, был он свыше премирован в тот же час.
За старание и рвение, был вручён шикарный приз,
Не печенье и варенье, а путёвочка в круиз.
Две недели были сборы, чемоданы, вещи, споры,
Виза, паспорт, разговорник, в чём помог немало дворник,
Дядя Федя – друг первейший, видел бедуин и гейшу.
У него в родне, однако, чуть ли не король Монако.
Сразу вспомнился мне случай, как он был в тайге дремучей,
Он рассказывал не раз, этот сказочный рассказ:
-Как-то осенью глубокой, в лес пошёл я за грибами,
Так увлекся той заботой, ноги шли куда-то сами.
Всё набрал: ведро; лукошко, сыпать некуда уже,
Даже в капюшон немножко,…- на каком я рубеже?!
Вдруг мне в голову вступило,- заблудился? Очень мило.
Так плутал я час, второй, вот опять тот пень с трухой.
Страх пронзил меня как пуля, тут гляжу, идёт бабуля,
Тащит хворост на спине, жутко улыбаясь мне.
Пожалел тогда с тоскою, что не верил в ведьм порою.
Бабке лет наверно двести, чуть не обмер я на месте.
От такой , даже в кино, помереть не мудрено.
Ну, да делать нечего, день катился к вечеру.
Я улыбку натянул, словно в Голливуде,
И показываю - мол, как мне выйти к людям?
Ведь язык во рту не мой, я ж не сказочный герой.
Тут она мне говорит: - у меня спина болит,
Мне касатик помоги, и не влезу я в долги.
 Взял я хворост, взял топор, вот уже бабулин двор,
На заборе кот сидит, и она мне говорит:
-Ну, спасибо табе милай, на, попей, поправишь силы,
А добро твоё я, помня, три желания исполню,
Всё что хочешь, всё проси, хоть от сюда-вот такси.
У меня, от этих слов, ещё больше опустилось,
Но ответ был дать готов, ночи все мне это снилось.
Начал пальцы загибать: - так, авто сюда подать,
Что б красавица жена, ну, и денег до хрена!
-Как же ты отсюда милай, на авто через крапиву?
Вот ступай по этой тропке, обогнешь четыре сопки, 
Только кончится тот лес, там, в кустах увидишь «мерс»,
Полный долларов багажник, и PETEKовский бумажник,
Плюс красавица жена, ласкова, стройна, нежна!
У меня слюна по пояс, от волнения не скроюсь,
Бабке в ноги поклонился, и к своей жене пустился.
-Подожди милок, постой. Молвила бабулька нежно,
-В жизни был моей застой, буду я с тобой прилежна,
У меня уже,…пока, в общем, нету мужика,
Ты б меня милок утешил, я ж сперва чуть-чуть опешил,
Что же делать?  и решать? всё сорвётся, как пить дать.
-У тебя бабуля есть, бражка, там, или настойка?
Да чего там, тьфу, тьфу, тьфу. Где твоя большая койка?
В общем, ночь прошла у нас, я осунулся, изрядно.
А бабулька какова? Трижды будь она не ладна.
Я, за всё своё житьё, не встречал таких напоров,
В койке, сенях, на печи, где-то под забором.
Утром бабка расцвела, улыбается, румянец,
Даже брови подвела, а на коже словно глянец.
Я ж как встал, так босиком, побежал навстречу счастью,
Был я мысленно влюблён, и повержен этой страстью.
Мне бабулька в след кричит:- сколько лет тебе касатик?
Я в ответ ей:- тридцать три, и гулять мне уже хватит! 
Она молвила:- чудной , вроде бы уже большой,
Скоро вон уж поседеешь, ну а в сказки ещё веришь…
Поучительный рассказ, думал про себя не раз,
Когда слушал от него, а бабульке каково? 


В общем, все собрал пожитки, фотокамеру, открытки,
Что б туземцам раздавать, сувениры, так сказать.
Взял тарелку, ложку, миску, всех врачей прошёл по списку,
Только вот одна беда, меня мучила всегда,
И тогда я обратился к доктору навзрыд:
-Мы с женой два раза в день, а у меня стоит?!
-Ну, да это не беда, заведи любовницу,
Милую, хорошую, сладкую смоковницу.
-Есть любовница.
-И что ж?
-Там два раза в день.
-Ну, касатик ты даёшь, и тебе не лень?
Я советую тебе – «пантовый олень»,
Как-то в руки себя взять….
-Да два раза в день!
Доктор что-то помычал, головою покачал,
Странно так заулыбался, но в мед.карте расписался.
В общем, всё уж на мази, у подъезда ждёт такси,
Посидели на дорожку, даже чмокнув с дури кошку,
Я с женою распростился, и в большой круиз пустился.

               

                II

Теплоход, с названием «Гордый», порт приписки не имел,
Комфортабельный и модный, в общем, плавал, где хотел.
Зафрахтован некой фирмой, что-то связано с «СП»,
В общем фирмой очень мирной, и с названием на «Б».
Разработан был маршрут: море Чёрное; Афины;
Кипр; Сирия; Бейрут, лишь бы не попались льдины.
Ну а дальше, как придется, не был найден компромисс,
С руководством пароходства, и туристам был сюрприз.
День назначен, пробил час, теплоход уж под парами,
И каюта – бизнес класс, чуть качается волнами.

Все матросы по местам, офицеры по объектам,
Трап сложили пополам, в воздух полетели кепки!
Дан гудок прощальный звонко, и Good bay мая сторонка.
Думал с грустью про себя, нервно визу теребя.

Коллектив попался славный, поначалу хоть не равный,
Но к концу того же дня, стали больше чем родня.
После выпитого вместе, стал я думать о «невесте»,
Спать в постели одному, не охота никому.
Что касаемо постели, вспомнил, как ручьи звенели,
Без особого азарта, вспомнил про восьмое марта.
Женский день восьмое марта, мы с женой ещё в постели,
Тут она мне нежно шепчет, тихо - тихо, еле – еле:
-Дорогой, а что подаришь ты мне в этот день весенний,
Может быть, тюльпаны, розы, может быть кулон с камеей?
Дорогая, дай поспать, дай собраться силами,
Тебя сегодня так сказать, я сладко изнасилую.
-Что ты милый, это ж мне, как мёртвому припарка,
-Ну, тогда вообще ходи, как дура, без подарка!
И от этих мыслей мне, стало вновь не по себе.
Всё в душе зашевелилось, кровь по жилам участилась,
Не успел моргнуть я глазом, как туман затмил мой разум.

Утром встал я с спозаранку, глядь , в руках держу «баранку»,
Не баранку, а штурвал, на картинках я видал.
Голова болит – ужасно, а во рту огнеопасно.
И не шевельнуть ногами, они связаны ремнями.
Так с постели и спустился, кое-как освободился.
Выхожу, и слышу стон: - боже мой, со всех сторон.
Я к бармену, тот за стойку, а потом в посудомойку,
Убежал, и нет его, я ж не понял ничего?!
Что случилось, в чём причина? Глядь , в углу сидит дивчина.
Я к ней рядом, так и так, рукавом прикрыв синяк.
И она мне рассказала, что вчера сама видала,
Как я начал изгаляться, дебоширить и кривляться,
Микрофон схватил и пел, пальцы гнул, и торт весь съел.
Прыгал голым по эстраде, с головы до ног в помаде,
Когда выполнил стриптиз, да еще причем на бис.
Бил по клавишам рояля, а потом сидящих в зале,
Персонал весь разогнал, а на боцмане скакал.
Когда выбрался наружу, возле трапа сделал лужу,
А когда ввалился в рубку, у старпома отнял трубку,
Хорошо рулить не стал, просто оторвал штурвал.
Хоть его и заменили, а тебя угомонили,
Нам какой-то сухогруз, чуть не протаранил шлюз.
В общем, били тебя долго, только было всё без толку,
Ты кричал, и улыбался, и, в конце концов, не сдался.
Сам пошел к себе в каюту, захватив штурвал к чему-то,
Отбирать его не стали, уже сонного связали.
Я смутился, покраснел, стал роптать:- я не хотел,
Но попутчица обидно:- не тушуйся, всё солидно!
Что за пьянка, если вдруг, поутру тебе не стыдно?
Что, не стыдно говоришь, и меня ты не винишь?
Да тебе я отвечаю, я сама такой бываю.
Так сошелся я с подругой, заказал пивка с Севрюгой,
Перед всеми извинился, и опять в круиз пустился.
   


                III



Даму звали очень мило, Ляля,- нежно, но уныло,
Толи дело за глаза Лялю звали егоза.
Папа из большого клана, с детства набивал карманы,
А когда уже подрос, зарабатывал всерьёз.
Лялю все в семье любили, и с любовью научили:
Верховой езде; вождению; обороне; бою с тенью.
Как бросать с умом гранату, как стрелять из автомата,
По понятиям разводить, и как лучше убедить.
Так, что всё она умела: танцевала; с чувством пела,
И в постели как богиня, в общем, Ляля ее имя.
И вот с этой егозой, мы союз создали свой.
Уже все сошлись попарно, добрались, когда до Варны,
Посмотрели мы на глобус и толпой пошли в автобус.
Нас возили по соборам, замкам, что с двойным забором.
Были в разных мы местах, и на золотых песках
грели бледные тела, жизнь игрива и мила!
И везде такой порядок, всё в цветах от ряда к ряду,
Ни бумажек, ни «бычков», ни помоек, ни сморчков.
Сразу вспомнил, как у нас, ужас овладел в тот час.
- Что творится в городах, во дворах и скверах?
Куда смотрит Горсовет, нет им больше веры.
Так в собачьем все дерьме, как на минном поле,
Как идёшь навеселе, вляпаешься в горе.
Все молчат, как будто их это не касается,
Создаётся впечатление, всем, всё это нравится.
С ужасом смотрю вокруг, не могу понять,
Где собачку мне свою выводить гулять?!


В общем, к вечеру обратно, все устали, но приятно
Путешествовать по свету, да ещё в разгаре лета.
Так с Болгарией прощаясь, накупив вина, у маясь,
Выпив бренди и коньяк, вновь устроили бардак.
Всё сперва красиво шло, танцы, музыка, вино,
Свечи, дамы с декольте, и на сцене варьете.
Всё бы так и продолжалось, если б мне не показалось,
Что на Лялю смотрят косо, два смазливеньких матроса.
Как я только дал намёк, боцман сразу всё просёк.
Понял, что ему пора, с судна сгинул до утра.
Чуя, что идёт угроза, вмиг пошла метаморфоза,
Ляля сразу изменилась, и представьте, превратилась,
Из хорошей, доброй, милой в ужас, что зовут «Гадзилой».
Это надо было видеть, как так можно ненавидеть,
Всех, кто рядом и напротив, их уже «Кондрат» колотит.
И буквально за минуту, разбежались по каютам.
Что касаемо матросов, что смотрели  как-то косо,
То потом они признались, голубыми оказались,
И бросали свои взгляды на мои, увы , наряды.
Ляля всё им объяснила, и, в конце концов, простила,
Лишь сказала, что б платили, за всё то, что мы разбили.
Мы ещё чуток поели, караоке нежно спели,
Фруктов, взяв и Абсолюта, побрели в свою каюту.
Ночь прошла у нас с усладой, утро встретило прохладой,
Поднимался красный шар, аж в глазах горел пожар.
Мы на палубе стояли, что нас ждет, пока не знали.
И с мечтой смотрели в низ, продолжается круиз!



                IV



Путь не близок и не скор, медленно прошли Босфор,
Ветер нам попутный дул, впереди нас ждал Стамбул.
Ну, Стамбул почти столица, хоть на крышах черепица.
Множество мечетей, люду, и базарчики повсюду.
Как везде это бывает, Русских тоже там хватает.
На одном базаре с Лялей, мы такое созерцали:
-Ваша рыбка свежая? Бабулька говорит,
И как-то недоверчиво на товар глядит,
Продавец ей отвечает: - бабушка, родная,
Разве Вы не видите, что она живая?
Та ворчит, в раздумье плечи пожимая:
 -Я ведь тоже милочка, вроде бы живая.

Да друзья скажу я вам, всё ж Ислам, это Ислам,
Двадцать первый век уже, там всё ходят в парандже.
Непонятно мне порою, что под тою паранджою.
Тут в тени все сорок пять, что с себя, не знаешь снять,
На тебе трусы да майка, хоть Стамбул и не Ямайка.
Все, кто местный, почитай, лишь сидят и хлещут чай.
Золота кругом полно, разноцветное сукно,
Шапки, шубы и дублёнки, шторы, детские пеленки,
Изобилие повсюду, так же много-много люду.
В общем, там всего не счесть, Турок, - Турок он и есть.
Хоть Стамбул хороший город, только дал мне лишний повод,
Думать всё ж о гигиене, и не поддаваться лени.
Пыль и пот на мне умело, сотворили своё дело.
-В жизни всякие напасти нас преследуют порой,
У кого больное сердце, у кого-то геморрой,
У меня беда почище , соскочил у носа прыщик.
Не ангина, не понос, не рассеянный склероз,
Не экзема и не свищ, а огромный красный прыщ.
Он возник из неоткуда, сам собою появился,
Я когда его увидел, в ванне чуть не удавился,
Уж его давил ногтями, даже спиртом протирал,
У меня на сердце камень, этот прыщ такой нахал.
Он сидит на моей коже, мне бы дать ему по роже,
Да боюсь не рассчитать, свои зубы не сломать.
У меня такой напасти ещё не было во век,
До чего же беззащитным так бывает человек,
Мы относимся порою очень трепетно к вещам,
От чего же беззащитны к этим гадостным прыщам?

Так мы вышли из Стамбула, у меня болела скула,
На которой прыщ «сидел», я его не одолел.
Лишь ещё два соскочили, оттого, что мы лечили.
Доктор на меня взглянул, нанеся какой-то пасты,
Так задорно подмигнул, и наклеил лейкопластырь,
Но сказал доверчиво: – не снимать до вечера,
Ну а если до утра, не останется следа.
Я, послушав, вспомнил сразу, про ещё одну заразу.
Шёл я как-то из пивной, посидели там с друзьями,
Недопитый пузырёк, нёс домой в заднем кармане.
До двери почти дошёл, на площадке поскользнулся,
Сел на задницу, бабах , смачно матюгнулся.
Вся бутылка вдребезги, задница в порезах,
Дома, перед зеркалом, стал я пластырь резать,
Все заклеил ранки, лёг тихонько спать,
Жена же спозаранку, как давай орать.
-Ты чего пьянчуга, ночью тут затеял,
Всё трюмо паскуда пластырем заклеил?


В общем, вечер был испорчен, развлечений не каких,
Мы устроили в каюте, ужин только для двоих.
Заказали в баре фрукты, свечи, вкусные продукты,
Коньячок, во льду Клико, сливки взбитые,- А то?!
Ляля нежно закричала,- Любишь? и к груди прижала.
Мы повесили табличку, дескать, мол, не беспокоить,
И уже зажёг я спичку, чтобы нам интим устроить,
Только близости разгар, как услышал я ПА-ЖА-Р!!!
Рынды звон, и крик людей, словно стадо лошадей,
Мчалось резво вдоль кают, я сказал:- Ну, всё, каюк.
Вечер, ну вообще испорчен, да и ужин не закончен.
Лялю за руку и ходу, ну а там полно народу.
Кто в халатах, кто в жилетах, кто в наручниках-браслетах,
Тех, что с мехом на застёжках, кто вообще в одних серёжках.
С чемоданом, кто с баулом, кто с картиной из Стамбула.
Одна дама, пудов семь, создала проблему всем,
Когда вышла в коридор, вмиг устроила затор.
Пока туфли обувала, но толпу собой сдержала.
Сзади враз создалась давка, люди будто бы козявки,
Словно брызги о каскад, о её могучий зад
Разбивали свои лбы, и стояли как столбы.
Когда дама разогнулась, потихоньку развернулась,
Повела своим бедром, вновь начался ипподром.
А пока там был затор, мы без паники, спокойно,
С Лялей вышли в коридор, тихо, мирно и достойно.
Поднялись наверх без спешки, там нам дали кириешки,
Одеяло, спец жилет, остальных всё нет и нет.
Уже все расселись в шлюпки, как по трапу, из под рубки,
Впереди всё с той же дамой, в будущем прозвали «мамой»,
С очень незабвенной миной, на нас хлынула лавина.
Так неслась потока мощь, что снесла ворота прочь.
Их всех также снарядили, и по шлюпкам рассадили.
Все сидят, чего-то ждут, кириешки лишь жуют.
На море темно, туман, тут выходит капитан.
Тишина вдруг наступила, капитана чуть штормило.
-Что хочу я вам сказать, лишь одно, что хватит спать,
Это вовсе не каприз, так проспите весь круиз.
И добавил слог, ломая, заикаясь и икая:
-Может быть, пока все в сборе, мы тут конкурсы устроим?
У завхоза есть мешки, есть канаты и флажки.
Мы возьмем, да и к канату, что потянут две толпы,
Прикрепим бутылку водки, сразу станут не понты.
Есть и шахматы и шашки.
Тут свою достал он фляжку, пригубил, во рту побулькал,
Подошел к одной бабульке:
-Как считаете мадам, это вам не по зубам?
Бабке челюсть аж свело, она, взявшись за весло,
Встала, прикрывая срам:
-По зубам, так по зубам.
Боцман, прошептал матросу, разминая папиросу:
-Видно так тому и быть, чувствую, что будут бить.
Кто-то из толпы спросил:
-Что, всё это вы-мы-сел?!
Никакого нет пожара, нет тревоги, и кошмара?
Капитан:
-Да лишь пожаром, я собрал такую шару.
Все здесь в сборе поголовно, а пожар это условно,
Так, учебная тревога, извините ради бога.
Я хотел, чтоб развлекались, и от скуки отвлекались.
Тут такое началось, чувство боцмана сбылось.
И пошел по шлюпкам грохот, плачь и истеричный хохот.
Надвигался негатив, на наивный позитив.
Полуголая «махина», растекалась как лавина.
В общем, что там тот Везувий, сей бардак, неописуем. 
Хоть дружны матросы были, их легонечко побили,
Ведь они за капитана встали грудью, как не странно.
Боцману опять досталось, с ним «мамуля» развлекалась,
Грудью к камбузу прижала, и в истерике орала:
-Я вам что, безмолвный кролик, чтобы старый алкоголик,
Меня здесь дрессировал, боцман ей не возражал.
Мы же с Лялей наблюдали, как туристы налегали,
На команду, на обслугу, ставя тумаки друг другу.
В общем, кончилось всё ладно, капитана и команду,
Где то заперли в маш. зале, самых буйных повязали.
Всё прошло почти по плану, к ним поставили охрану.


Теплоход качался в дрейфе, на играющей волне,
Карту выкрали из сейфа, и толпой пришли ко мне.
Делегация такая: «мама» - баба заводная;
Для чего-то на показ свой перевязала глаз,
Плащ на тельник поменяла, и бондану повязала,
Вокруг шеи на цепочке боцманский весел свисточек.
Да, картина тут такая, не хватает попугая.
Я подумал про себя, на неё в упор глядя.
С ней ещё, какой то сброд, ну, вот это блин компот,
Не успел открыть я рот, «мама» вышла чуть вперёд.
Вот такие вот дела, она сразу начала:
-Мы с ребятами решили, капитана низложили,
И теперь опять всем нам, нужен новый капитан.
Что бы умный был и смелый, что бы знал морское дело,
Эрудирован во всём, в общем, мы тебя зовём.
И теперь у нас в натуре, нет другой кандидатуры.
Я, конечно, упирался, для порядку поломался,
Ляля только и сказала:- наша, где не пропадала?
Тут обмолвился я словом:- Лялю сделаем старпомом.
И пошел на компромисс,- продолжается круиз.



                V



Что касаемо команды, их разбили всех по рангам,
Провели меж них опрос, что бы снят был сей вопрос.
Предложили им работу, волю, дружбу и заботу.
Встало всё на своё место, лишь остались под арестом,
Бывший офицерский клан: штурман; боцман; капитан,
И старпом, не пьющий рома, быть не может два старпома.
Тут окликнув капитана, боцман вынул из кармана,
Метку голубого цвета, и спросил его при этом:
-Если чёрная, я труп, ну, а это что за круг,
Не чего я не пойму?! Капитан сказал ему:
-Ну, держись наш «голубок», зад прикрой свой,
И умолк,
-Если метка брошена, не чего хорошего.


А тем временем на судне, дело двигалось к полудню,
Я смотрю, уже на мачте, «Роджер» весело маячит.
Стоп, подумал, кто маячит? Теплоход, какая мачта?
Глядь , а судно изменилось, всё вокруг преобразилось,
Пушки, ядра, порох в бочках, и плывём как танк на кочках.
Волны бьются о борта, да, мот это мутата…
Паруса, ни одной шлюпки, все матросы курят трубки,
Сабли виснут на ремнях, и с серёжками в ушах.
А со мной все очень мило, капитан, ведь это сила!
Я опять спускаюсь в низ, тот же бар и там стриптиз,
Те ковры и те каюты, и обменники валюты,
Ляля трётся возле стойки, и вовсю идёт попойка.
Только вот во что одеты , я как будто в старом свете
Нахожусь, или в театре, на спектакле о пирате.
Подошел к зеркальной стенке, чуть не рухнул на коленки.
На меня смотрел сурово, капитан – честное слово!
Весь в шелках и кружевах, и в ботфортах - сапогах,
Золотой эфес и ствол, шитый золотом камзол,
Треуголка с горностаем, и рубин в кокарду вставлен.
Я к команде повернулся, лучезарно улыбнулся,
И взревел подобно грому:- Ну-ка братцы дайте рому!!!
Эхом отдалось туману:- Рому, рому, капитану….
Повторив сто раз на бис. Продолжается круиз.



                VI



Ночью звёзды низко- низко, небо чистое, луна
Над простором близко- близко, светит хоть и холодна.
Мы на палубе стояли, с Лялей нежно ворковали.
Тут матрос вперёдсмотрящий, стал размахивать платком,
Голосом кричать хрипящим, человек, мол, за бортом.
В миг объявлена тревога, вот уже спешит подмога
В шлюпке к всплеску по волнам, и его подводят к нам.
Позавидовав отваге, рому дали бедолаге,
Обогрели, обсушили, утром расспросить решили.
Кто такой, откуда родом, что слагается народом
В вашей стороне далёкой, нам поведал он с охотой.
Рассказал, что он моряк, род выходит из Варяг,
Две недели без воды, без любви и без еды.
А в народе байка ходит, с уст людских она не сходит:
-Что там, в стране далёкой, где правили страной
Король и королева, где полный был покой.
Король, как полагается, был грозен, но учтив,
Его жена – красавица, а бюст как эксклюзив.
И эти груди белые, «гремя» на всю страну,
Понравились придворному там, серу одному.
Уж так хотелось сильно ему их целовать,
Несбыточной мечтою, хоть раз к себе прижать.
Так вот, пошел сер Генри, к придворному врачу,
Не мог бы тот помочь ему, - хоть сколько заплачу.
Ответ был дан решительный,- нет проще не чего,
Звучал он убедительно, и радовал его.
В цене сошлись не шуточной, аж тысяча золотых,
Срок исполнения суточный, устраивал двоих.
Сер Генри с умилением в свой замок поскакал,
А лекарь этим временем уж «зелье» создавал.
Он приготовил «зелье», что сильный зуд по коже,
И дозу серу Генри, чтоб обезвредить всё - же.
Пробрался он украдкой, взяв нужное количество,
И смазал нежной ваткой, корсет её величества.
Весь следующий день, был для неё кошмаром,
Пылала грудь её, бушующем пожаром.
Она сказала мужу, тот лекаря позвал,
А лекарь в заключение, такое им сказал,
Хоть нетипичный случай, я сталкивался с ним,
Слюна у сэра Генри,- вот выход лишь один.
Немедленно позвали, тот вмиг был во дворце,
Стал целовать объекты, с истомой на лице.
Прошло не больше часа, чесотка улеглась,
Сэр Генри был доволен, мечта его сбылась.
В назначенное время, был лекарь не тревожен,
Идёт он серу Генри, ведь гонорар положен.
А Генри, рассуждая, что тот не выдаст сговор,
Крича и оскорбляя, собак спускает свору.
Но лекарь был не промах, не тратя время зря,
Намазал своим «зельем» он гульфик короля.
Добавила тут Ляля, немного поразмыслив:
-Я недопонимаю, я правильно тут мыслю,
Если зовёшься сэром, так будь ты молодец,
А то, вот так и будешь, всю жизнь лизать …… 
КОНЕЦ!

Мы его в команду взяли, так и лекарем назвали.
Оказалось, что наш друг, мог лечить любой недуг.
А лечил, какой то призмой, при морской болезни - клизмой,
Да и ставил её ловко, влил, а там уже морковка,
И потом ходили с ней, ещё минимум пять дней.
Мог уколы ставить в вену, кашель он лечил пургеном,
Головную боль - зелёнкой, мазал лоб полоской тонкой.
Проходило всё мгновенно, и скажу вам откровенно,
Вся команда не болела, в общем, знал он своё дело.
И ещё один секрет, был на всё иммунитет,
На всё то, что он лечил, я б медаль ему вручил.
Но медалей нет в быту, я созвал к себе «братву».
Вмиг собрался самый цвет, я же стал держать совет,
Мысль была, но вот пока, я зашел из далека:
-Коль мы бравые пираты, и не очень мы богаты,
Надо как-то всё исправить, точки все над «Ё» поставить.
Тут мне шквал аплодисментов, прогремел бес комплиментов,
«Мама» больше всех скакала, шторм на море создавала,
От того тогда Цунами, докатились до Майями.
Ляля мне в сердцах призналась, что спросить о том стеснялась,
А точнее не посмела, мол, когда пойдём на дело?
И скажу вам на перёд, было дел невпроворот.
Не одна с товаром баржа не ушла от абордажа.
Но дрались мои пираты, как гуманные солдаты,
Без причины кровь не лили, так, легонечко шалили,
Мародерством не страдали, видя, дам всегда вставали,
Крохоборство исключили, лишь зажиточных учили,
Что делиться надо всем, чтобы не было проблем.
Были схватки и налёты, мы как в море кашалоты
Поглощают свой планктон, при делёжке был закон,
Всё по братски, всё по чести, капитанский куш на месте,
Остальное же по рангам, кто не слыл в команде «шлангом»,
Всем, хоть что-то, хоть немножко, доставалось при делёжке.
И команда, как кораллы, наживала капиталы.
Ляля сделалась банкиршей, под моей конечно «крышей»,
В трюмы сейфы завезли, банк назвали «Сабзали»,
Был такой герой у «Персов», не терпевший изуверства.
Вклады же по Интернету в банки шли по всему свету.


Как – то на ночь искупался, и на палубу поднялся,
Вдруг смотрю, а что случилось? Всё опять переменилось,
Казино кругом и бары, всюду смокинги, сигары,
Всё горит неоном ярким, и мне все суют подарки,
И ещё при всём, при этом называют президентом?!
Что ж я свой поймал момент, президент так президент.
Море – сказка, лёгкий бриз, продолжается круиз!


                VII


Стала жизнь светла и мягка, субмарина, лайнер, яхта.
Море – океан кругом, и на нём плавучий дом,
Да не дом, а город славный, ну, а я там самый главный!

Вдруг, я начал замечать, Ляля стала пропадать,
Вечерами не звонила, не звала, не приходила,
Взор при встречи отводила, даже иногда грубила.
Понял я, что между нами, но остались мы друзьями.
Тут тоска в меня вселилась, ностальгия появилась.
Вспомнил бабушку в деревне, шум берёз и запах древний.
Речку, летний сенокос, я тогда в деревне рос.
-Чуть забрезжило рассветом возле нашего села,
Пахнет сладким сеном, летом, сенокосная пора.
Все стога, кусты и копны поделила молодежь,
Одна парочка, хоть лопни, не нашла местечка, всё ж,
И устроились ребята, прям на рельсовом пути,
В общем, нету тут разврата, просто некуда идти.
А в ту пору, из за леса, показался тепловоз,
Поезд шёл Москва-Одесса, москвичей в Одессу вёз.
Машинист был очень чуток, несмотря на ранний час,
Не считал он в небе уток, и остёр его был глаз.
Смог он вовремя заметить, кто-то вошкается там,
Дал гудок, прожектор светит, он нажал по тормозам.
Результата, не какого, скачет белый «маячок»,
Он опять сигнал, по новой, там же за толчком толчок.
Искры брызнули по рельсам, люди с полок повалились,
В общем, где-то в двух шагах, они всё ж остановились,
Машинист, стоп-кран, что дёрнул, только лишь открыл свой рот,
Парень встал, штаны поддёрнул, - Вы смогли, а я не смог,
Лишь хочу в счастливый час перед вами извиниться,
Видно кто-то же из нас должен был остановиться.

Поскучал, ругнулся звонко, и полез за самогонкой.
Это виски, или скотч, и ушли печали прочь.
Тут опять не повезло, удивляюсь я,
Даже в «Секс по телефону», обратился зря,
Вызываю, лишь «сухой» голос говорит:
-Нет, сегодня у девчат голова болит.
Лишь прилёг, не помню сам, как отдался сладким снам.
А, проснувшись поутру, кто сегодня спал со мною?
И с пронося, шарю я левой, правою рукою,
Никого не там, не здесь, одеяло поднимаю,
Ну а там, там что-то есть, ничего не понимаю.
Не вдвоём, и не втроём, что стоим, кого мы ждём?!
Ну, всё, хватит, надоело, быстро встал, зарядку сделал,
Принял душ, надел свой смокинг, и решил устроить шопинг.
Продавцы с улыбкой смотрят, кто сказал, что деньги портят?
Тут гляжу, идёт она…., грациозна и стройна,
Белокурая блондинка, а глаза как бирюза.
Кожа нежно загорела, ароматом «дышит» тело.
Аппетитная кругом, я стоял с открытым ртом.
По губе слюна спускалась, а она мне улыбалась.
И вот тут я понял точно, что мне не хватало ночью.
Дело двигалось к обеду, и завёл я с ней беседу.
Но мой голос был дрожащим, шепелявым и шипящим,
Я ей нёс какой-то бред: как родился я на свет
Не видал такой красы, что стояли все часы,
Пака я её не встретил, что милее всех на свете,
В общем, всё, что мог припомнить, чтобы паузу заполнить.
Она как-то покосилась, но обедать согласилась.
В общем, я был пьян от счастья, целовал её запястья,
Поклонялся как звезде, и завидовал себе.
Она мило улыбалась, и на ушко мне призналась,
Что ей надо лишь одно, что б её сводил в кино.
Дескать, скучно ей одной, и привольнее со мной.
Я, про что был фильм, не помню, только  гладил что ладонью,
Её стройную фигуру, с губ же пил любви микстуру.
Всё во мне заклокотало, да, её не бастовало,
Так я думал про себя, с нежностью в глаза глядя.
Доносилось с нашей ложе, метров на сто: - Боже, боже!
Для меня вдруг встало время, и как всадник, вставив в стремя
Свои ноги я скакал, словно конь в горячке «ржал».
Всё померкло, стыд и такт, и не что прервать наш акт
Не могло, лишь всех давно, не прельщало то кино.
Все на нас смотрели дружно, и ещё отметить нужно,
Свет включился, люди встали, нас цветами забросали.
Я, слегка сошёл с лица, а фурору нет конца.
Думал только, вот «засранцы», отпуская реверансы.
Мы уже спускались в низ, а толпа кричала:- Бис!!!
В общем, было всё красиво, я представился учтиво,
Рассказал ей, кто я есть, про регалии, что не счесть,
И она мне, очень кратко, подобрав рукой укладку,
Что, на конкурсе вселенной, стала первой королевной.
Что и для неё круиз, был вручён как главный приз.
Что она «звезда» Арбата, дочь какого-то магната,
Внучка шейха Эмирата, и с дипломом адвоката.
Я подумал, что женюсь, может даже и напьюсь,
И прощай моя свобода, стоп, а может карт колода,
Мне поможет разодраться, так ведь можно и нарваться
На какой-то инцидент, я ж здесь всё же президент.
И под видом в туалет, чтоб не выдать свой секрет,
Позвонил подруге  Галке, личной знахарке – гадалке.
И она мне подсказала, в трансе это всё видала,
Если сложится венец, миру в миг придет конец.
Я её послал подальше, не люблю терпеть я фальши.
Ни кого не мог я слушать, так она запала в душу.

Звали даму экзотично, нежно, ласково, прилично.
Без стеснений, шуток, вздора, в общем, звали её Флора.
Я подумал, называть её можно так сказать,
И фиалкой, и ромашкой, розой, сладкою фисташкой,
И жасмином, и сиренью, в общем, всем, по настроению.
Ну, а если разозлить, будет кактусом ходить.
Этак малость поразмыслив, ситуацию осмыслив,
Я подумал, Эмираты, это вам не то, что штаты,
Роскошь, нефть, дворцы, горем, чуть не тронулся совсем.
У меня опять слюна навернулась, ту она говорит мне:
- знаешь милый, у тебя ещё есть силы, и скажу тебе уже,
Это всё, мне по душе. Я сказал лишь: - это ловко!
Так прошла у нас помолвка.

Час назначен свадьбы строго, лимузины у порога.
Собралось гостей полмира, и все ждут начала пира.
Привезла меня команда: Ляля; «мама», в общем, банда.
Но, естественно прикид, по заказу всем был сшит.
Самых модных Кутюрье, я собрал по всей земле.
Ну а Флору привезли, будь-то все там короли,
Были в мантиях, коронах, с аксельбантами, в погонах.
Так же были лимузины, где сидели бедуины.
А приданного не счесть, я всё почитал за честь.

Вот и пробил час венчания, я же затаив дыханье,
Лишь смотрю, а где она, та, что будет мне жена?
И дождался, вот, выходит, глаз своих с меня не сводит,
Тут я понял, это что-то, сразу видно, что забота,
Окружала её с детства, не жалея сил и средства.
Так стройна и грациозна, на отцовском фоне грозном.
Её личико – невинность, сердце трепетно забилось
От желания и счастья, и брильянт венчал запястье.
Под руку подвёл отец к алтарю, и всё, конец…..
 
Вдруг, как назло, будильник звоном резким,
Обидно, но всегда ведь так бывает,
Мой сон прервал на самом интересном,
И сразу всё куда-то улетает.
Я снова Пчёлкин, и в своей квартире,
А варит мне картошечку в мундире,
Жена в халате, босиком, у мойки,
А я лежу и не могу встать с койки,
Лишь вспоминаю, где вчера напился,
Осознавая, что себе я снился.
А там, на полочке, у самого комода,
Лежит путёвка - премия завода,
Спускаюсь с койки, ножки свесив вниз,
  Кричу я голос:- БЛИЗИТСЯ КРУИЗ!!!!
   

Февраль   2007 год.
   
Юрий  Гражданцев.