Урок математики

     E = (каждое + утро) : 9, резкий и стремительный, входил он в класс, словно в него прорываясь.
     Сутана, со свистом разметающая воздух. Лицо - красное, будто налитое гневом, хотя черты благоговейно покойные.
     Он обычно был уже наготове: толстый том алгебры открыт на нужной странице и вопросы, в количестве каком только возможно, заготовлены наперед. Говорил он глухо и в нос, но с улыбкой. Внешним подтверждением его суровости были очки и грива курчавых волос; однако, по причине розовости лица он мог кому-то показаться и безобидным.
     Звали его Гилдий. Отец Гилдий.
     Он садился за свой высокий стол, вознесенный платформой высоко над классом, вздергивал подбородок, закрывал глаза и бубнил нараспев:
     — Алгебра в уме… Правила основы хорошо известны, но должны быть повторены: во-первых, чтобы спасти мозги этого колеблющегося большинства от утраты памяти и воспоследующей гибели; во-вторых, ради предостережения наделенных природой более счастливо, которые находят приятными забавы тяжебщика, заявляя: что им не было сказано... что они не знали… и что правила неясны...
     Я лежу ночами без сна, пытаясь придумать подходящее наказание для таких созданий, но я не преуспел. Что так? Говорит ли это во мне неспособность воображения или голос это остающейся без ответа испорченности? Я позволяю тебе, Мак-Кэннелог, ответить на этот вопрос.
     — Сожалею, отец Гилдий, но я боюсь, что не сумею, — отвечает Мак-Кэннелог автоматически.
     Подобное уже стало рутиной.
     — Твое сожаление воистину трогательно. Хотя, возможно, ты не осознаешь важности вопроса. Хэркин, будь так добр, проинформируй Мак-Кэннелога, что есть тяжебщик.
     — Тяжебщик — это человек, который создает беспорядок путем искажения действия закона, батюшка.
     — Ты согласен с этим великолепным определением, Мак-Кэннелог?
     — Абсолютно, батюшка.
     — Ты не имеешь склонности к тяжбам, Мак-Кэннелог, не так ли?
     — Нисколько, батюшка.
     — Мне следует проверить тебя по поводу этого утверждения. В результате моей любящей заботы о вас по пяти дней в неделю и по сорока минут всякий раз, в чем более ты силен: в письме или математике?
     — Я равно одарен в обоих, батюшка.
     — Хийни, мог бы ты сказать, что Мак-Кэннелог пойдет далеко?
     — Я полагаю, батюшка.
     — При каких условиях ты полагаешь это, Хийни?
     — При условиях, вызванных вашим вопросом, батюшка.
     — Дохерти, а ты согласен с этими условиями?
     — Так точно, батюшка.
     — Как твоё имя, Дохерти?
     — Дохерти, батюшка.
     — Рад слышать это. Теперь, правила основы. В алгебраической форме у нас имеется сорок простых примеров, и у каждого наличествует только один правильный ответ. Здесь, в этой комнате, — сорок учеников. По примеру на каждого. Совпадение необычное, вызывающее удовлетворение.
     Мы начинаем с Джонсона, странно выглядящего создания в левом конце первого ряда. В течение двух секунд, не более, он дает нам ответ на № 1. Если ответ занимает больше времени, такой ответ приравнивается к неверному.
     Мак-Дэйд, объект, следующий за Джонсоном, отвечает на № 2. И так далее — через все это зверинцеподобное собрание, которое мы из вежливости называем классом. Однако, если Джонсон, по глубокомысленному мнению Мак-Дейда, ошибается при ответе на № 1, то он, Мак-Дэйд, делает №1 снова и дает нам верный ответ. Если личность, следующая за Мак-Дэйдом, случается, верит, что Джонсон был прав в № 1, а Мак-Дэйд ошибался исправляя его, то эта персона перепрыгивает № 2 и делает № 3, тем самым заставляя Мак-Дэйда, если он согласен с таким вердиктом, решать № 2. Равным образом, субъект, следующий за Мак-Дэйдом, имеет выбор верить, что оба, Джонсон и Мак-Дэйд, ошибались в № 1; если принимается такой выбор, то эта личность решает № 1 опять и снова. И так далее.
     Возможность выбора обогащается вместе с развитием процесса, так что ко времени достижения тупика эволюции в конце класса по имени Ирвин выбор будет воистину калейдоскопическим.
     Если одна из задач решена неверно кем-либо из предшествующих, то следующий из учащихся, который заметил это, должен дать правильный ответ, независимо — была ошибка сделана непосредственно предыдущим или любым из предшествующих cотоварищей.
     За ошибку в ответе наказание простое — два удара. Если верный ответ был исправлен неверно — четыре удара. Если весь класс пропускает незамеченным один неверный ответ — домашняя работа удваивается. Если пропускается больше, домашняя работа удваивается в течение дней, количество которых соответствует количеству ошибок. Если все примеры решены верно — то солнце остается на небе, а мы принимаемся за изучение более точного и безопасного предмета — религии.
Итак, Джонсон… Пошел! Две секунды прямо отсюда!
     Джонсон начал:
     — Х равен минус двум.
     Следующим был Мак-Дэйд.
     — Х равняется трем.
     Все пошло по кругу и быстро. Ряд впереди меня был уже в работе. Внезапно отец Гилдий вмешался.
     — Какой номер ты сейчас решаешь, Хэркин?
     — Номер 13, батюшка.
     — Верно для начала. То есть, ты, безусловно, веришь, что № 12 был решен правильно?
     Хэркин заколебался:
     — Мм… да, батюшка.
     — Принято вполне. Твоё решение! Следующий! Две секунды только.
     — Х равен четырем.
     — Какой номер был это?
     — Номер 12, батюшка.
     — Ты допускаешь, что ответ, данный прежде, был ошибочным?
     — Да, батюшка.
     — Так что Хэркину следовало его решать снова?
     — Да, батюшка.
     — Хэркин?
     — Я считаю, что № 12 был правильным, батюшка.
     — А вместе с тем все номера, предшествующие двеннадцатому, иначе ты был бы должен повторить один из них.
     — Вы правы, батюшка.
     — Следующий человек! Не ты, Моллой. Ты только что исправлял Хэркина. Я об этом убогом веществе позади тебя. Оно еще живое?
     — Я здесь, батюшка. (Это был О’Нийл.)
     — Никаких выкрутасов. Просто дай мне твой ответ.
     — Х равен пяти, батюшка.
     — И это ответ к номеру…
     — Номеру 13, батюшка.
     — О! Так Хэркин ошибался, обратившись к № 13, а также ошибся в ответе, который он дал мне?
     — Просто ошибся в ответе, который он дал вам, батюшка.
     — Тогда № 12 был, в твоем мнении, решен верно?
     — Да, батюшка.
     — Тогда был неправ Моллой, исправляя № 12?
     — Да, батюшка.
     — Тогда, почему ты не сделал № 12 снова?
     — Он уже исправлен верно, батюшка.
     — Но человек, предшествующий тебе, сделал это неверно? Правила основы утверждают, что исправлять нужно предшествующую ошибку, верно?
     — Так, батюшка.
     — Ты это сделал?
     — Нет, батюшка, но…
     — Спокойно. Какой номер ты собираешься решать сейчас?
     — Номер 12, батюшка.
     — Ответ?
     — Х равен четырем.
     — Это было исправление Моллоя? Не так ли?
     О’Нийл ошибся очень грубо и знал это. Он только кивнул.
     — Моллой, твой ответ был равен четырем, не так ли?
     — Да, батюшка.
     — Но это было неправильно, мне сказано. Теперь это правильно. Так где мы находимся? Или это математика или это хаос?
     Молчание. Отец Гилдий улыбается.
     — Различие это должно быть распознано даже вами, разбойники. Дохерти, продолжай; разгреби-ка эту кучу.
     — Х равен двум.
     — К какому номеру был этот ответ?
     — К номеру один, батюшка.
     — Так ты считаешь, что первый ответ был неверен!?!
     — Да.
     — Да — кто?
     — Да, сэр.
     — Сэр... Сэр!? Мой внешний вид что ли изменился? Что, мой итальянский воротник стал галстуком, а моя сутана — костюмом из смердящего твида?
     — Нет, сэр.
     — Ты настаиваешь на “сэр”?
     — Да, батюшка.
     — Класс захихикал и тут же умолк.
     — Искра остроумия — я наслаждаюсь. Это, конечно, не может пройти ненаказанным. Но к делу. Первый пример был ошибочен, ты говоришь. Так что после этого все было неверно?
     — Технически — да, сэр.
     — Технически... О язык тяжебщика.
     — Просто, правила основы, сэр.
     — Так были они или не были ошибочны?
     — Некоторые были ошибочны сами по себе, сэр. Другие были неверны, потому что их ответы были даны прежде, чем номер один был исправлен, сэр.
     — За-ме-ча-тель-но. Настоящий тяжебщик. Ты уверен в самом себе, Дохерти?
     — Аб-со-лют-но, сэр.
     — Хорошо. Давайте, начнем все снова. Первый человек — первый пример.
     — Х равен минус двум.
     — Ты настаиваешь на этом?
     — Да, батюшка.
     — Тогда Дохерти сделал ошибку?
     — Да, батюшка.
     — Тогда вся эта кутерьма впустую?
     — Да, батюшка.
     — Все согласны?
     — Да, батюшка,— весь класс хором.
     — Итак, Дохерти. Считай твои ошибки. Один ложный ответ — два удара. Один верный ответ, “исправленный” тобой ложно, — четыре удара. 11 совершенно верных, или неоспоримых ответов, отмененных тобой на том основании, что они были приведены в противоречии с правилами, которые на самом деле нарушены не были,— 44 удара. Разбазаривание времени — шесть ударов. Исполнение роли профессионального тяжебщика — 12 ударов. Пренебрежительная форма обращения — 10 ударов. Звездный миг остроумия — шесть ударов. Ты в состоянии сосчитать это?
     — 88.
     — 88 — чего?
     — 88 ударов.
     — 88 ударов — кто?
     — 88 ударов, сэр.
     — Все верно. Мы уже куда-то движемся. Ты умеешь считать. Ты постигаешь свой катехизис. А сейчас ты близок к тому, чтобы получить урок ошеломляющего доверия, которым всегда отмечают тебя и тебе подобных. Так что же это такое, что схожим образом может утешить и мое сердце?
     — Бальзам от розог, сэр.
     — Верный ответ в конце концов. Он прямо из тебя воспаряет.
     — Нет, сэр. Они ошиблись.
     — О мой… о боже! Посмотрите, только Дохерти прав! Все остальные неправы. Я вижу, как собираются штормовые облака. Я уже провижу надвигающийся апокалипсис... Все мы — математические невежды. Кроме Дохерти. Хэркин, сделай этот пример снова, и этот раз на доске. Чтобы мы могли видеть его.
             Хэркин накорябал на доске свои каракули.
     — Можешь ты это опровергнуть, Дохерти?
     — Нет, сэр.
     — Это верный ответ?
     — Да, сэр. К неверному примеру.
     — Неверному примеру? Неверному примеру?!? Это потрясающе... Ты превзошел самого себя! Объясняй, все мы… в исступлении.
     — Я делаю часть “Б”, сэр. Все остальные решают часть “А”.
     — А почему ты выбрал часть “Б”, если все мы выбрали часть “А”?
     — Потому что часть “А” мы делали вчера, сэр. Я предположил, что вы не захотите, чтобы мы делали повторно то, что мы уже знаем.
     — Кто-нибудь еще припоминает, что мы уже делали часть “А”?
     — Да, сэр! (Все. Хором)
     — А я указывал вам что-нибудь относительно части “Б”, Дохерти?
     — Ничего, сэр. Но насчет части “А” вы также ничего не указали.
     — Сколько ударов я должен тебе, Дохерти?
     — Нисколько, сэр.
     — Твое мнение — не мое. Класс, всем оставаться на своих местах. Никто ничего не делает. Первому, которого я замечу, что тот делает что-нибудь полезное,— два удара. Дохерти, оставить класс. Класс, домашнее задание — удвоено. Дохерти, домашняя работа — учетверена.

     Он сгорбился над своим столом, в глазах его полыхал гнев. Дверь тихо закрылась за спиной Дохерти. Мы уставились в пространство.

     ***
     Сиймус Дийн (Math’s class by Seamus Deane)
     Перевел Алекс Дайхес

             * * *

     Ни этот перевод в целом и никакая его часть не могут быть опубликованы без письменного согласия переводчика. По первому требованию переводчика, без объявления причин, администрация издания обязана уничтожить все имеющиеся у неё копии этого произведения в течение двух рабочих дней.
     Код переводчика: Gainsborough
     * * *