1920

 

                Стекло и медь. В мерцании витрин
                Поют шелка, которым нет названья.
                В них собраны сокрытые желанья
                И все цвета. Пустой аквамарин.
                Рубин, огонь нетленного пыланья,
                И синий цвет, любимый цвет Орканья.
                И розовый, как цвет Бургундских вин.

                Оранжевый, как светлый мараскин.
                Зеленый, как блаженная Кампанья.
                И пепельный, как серебро седин.
                И черный цвет, печальный цвет незнанья.

                О, галстуки, поющие без слов,
                Роняющие пламенные вздохи!

                Все суета, весь тлен моей эпохи,
                И свист гранат ее, и шум ее балов,
                И все, что создано, и распылилось в крохи,
                Поет без слов и расточает вздохи.

                И я, приехавший из северной страны,
                Зачеркнутой на европейской карте,
                Я созерцаю вас в убийственном азарте,
                Но знаю, что и вы обречены!

                Чтоб растоптать дразнящую красивость
                И покарать великолепный грех,
                Вас соберет святая Справедливость,
                Которая уравнивает всех.

                И вас сожгут в какой-нибудь Вандее,
                Сровняв бугор с сентябрьскою землей.
                И облекут намыленные шеи
                Общедоступною веревочной петлей.

                <1921>