Кто-то должен войти в историю

Кто-то должен остаться в памяти непонятным и неприкаянным, в светло-синей рубашке в клетку и травинками в волосах [на ресницы снежинки падали, чайки в город летели стаями, ты рассказывал мне про лето, но о главном не досказал – о стране, где зимуют сонные и замёрзнувшие журавлики, о дорожках вдоль кромки ветра, где до ночи цветёт полынь],

кто-то должен войти в историю неподвластным и неразгаданным, в светло-синей рубашке в клетку.

Так пускай это будешь ты [иней город покрыл прострацией, мы стоим посреди молчания, и на небе отнюдь не звёзды – это блики кошачьих глаз. Я не чувствую гравитации, город горько в тенях качается, в этом ложном и сплошь морозном –

обними меня ещё раз.

Я не чувствую притяжения и боюсь разлететься вдребезги, в этой вечно чужой галактике только ты никогда не спишь]. Всё, что я могу дать – бессмертие – то, чего никогда не требуют.

Подчиняясь электростатике, наблюдаю, как ты горишь – звёзды тоже не замечают, что по осени ярче светятся. Кто-то должен войти в историю тем единственным из людей, кто расскажет про лето, чаек, если осень – уже не лечится, если море – то только сонное,

холоднейшее из морей.