Чья-то поступь незнакомая

***

Чья-то поступь незнакомая -
на серьезных каблуках.
Что ни шаг, то автономия –
в тротуарных тупиках.

А в пространство запечатаны
миллионы пар шагов,
и, незримые, стучат они –
шпоры звонких каблуков.

Узнаю следы вчерашние
сквозь пространство и века-
пусть погода и неважная,
смыла метки, протекла

синим дождичком, по капелькам,
снежной бурей, ветерком,
в заполярье и по тропикам,
ночью, днем и вечерком.

А твои следы далекие
отпечатались в душе,
лишь ромашки волоокие
дарят пройденный сюжет:

с грустным трепетом качаются
по-над бездною летят –
никогда не повторяется
твой любимый милый  взгляд.

Чья-то поступь незнакомая -
на серьезных каблуках.
Что ни шаг, то автономия –
в тротуарных тупиках.

А в пространство запечатаны
миллионы пар шагов,
и, незримые, стучат они –
шпоры звонких каблуков.

***
Лето божественно тает,
сердце колышет ковыль,
истина где-то в деталях,
возле славянской травы,

возле вселенского края –
он, словно ворот, провис,
над головою и далее,
тайной звеня, сверху вниз.

Август закручен сухою,
ниткой-пучком мятлика
солнца жаровня стихает,
дождика просит закат.

Просит взрыхленная память
вспомнить тот детский урок,
травку в руке зажимая, –
«курочка иль петушок?»

Истина где-то в деталях:
город, Россия, мой дом,
и отливает медалью
солнце мое за окном…



***
На сквозном перекрестке,
прислоняясь к дождю,
где он рьяный и хлесткий,
я тебя подожду.

Этот вечер, он – в прошлом,
но в далеком такси,
ты о чем-то хорошем
вновь меня попроси.

Чтобы миг был терпимым,
эпизод не мельчал, –
человек мой любимый
и почти идеал…

Вот стою на распутье,
вижу, годы идут.
Вы, любимые, будьте,
в сердце – памяти жгут…

Я тебя различаю,
в дальнем, в будущем, здесь.
Над прозрачным причалом
вьется памяти взвесь…

***
Черные крылья ночи
плавают за окном,
сдвинул слепые очи
с медной чеканки гном.

Хмурится он, хохочет
и расплавляет мглу,
шепот щемящих строчек
он загоняет внутрь.

Эй, скоморох-печальник,
лекарь ты или пророк,
где же мне, где причалить,
где мой счастливый порог?

Гном ты, чертенок, леший,
серой ночи волокно,
чтобы других потешить
бросишь, шутя, в окно.

Черные крылья ночи
плавают за окном,
сон разрывая в клочья,
грусть предвещает он…


***
На расстоянии субботнего пути,
Когда бы мне пустыню перейти,
И тысячу шагов не посчитать,
Где обитает зло, где благодать.

Я тропами лечу и без дорог,
Когда бы каждый камень мне помог
Да обойти строптивую стрелу,
Которая все поперек углу

Растянется совсем не биссектрисой,
Каетой или хитрою лисицей,
А мне-то и не плачется, не спится,
Хоть зажимаю я в руке синицу.

На расстоянии субботнего пути,
Хотелось  мне пустыню перейти,
Но бьет горячий ветер мне в лицо,
Напоминая о грехах отцов…


***
Облаков-витрин   скольжение –
вдохновения длинный шарф,
для души и для ношения:
всплески памяти, пожар.

Прибывает поминутно
и течет из-за угла
нескончаемое утро,
нашей совести уклад:

Там, где тьма, начать сначала,
позабыв про окаем
набежавшего металла,
где хороним, плачем,  ждем,

приложив весь срам на веки
простодушных облаков,
молим: пусть еще посветит
этот мир не без оков…



Ах, что-то будет…

Зерно надежды обронила
в твою горячую ладонь,
и ты ушел, хотя не милый,
но согревающий огонь.

Ах, что-то будет, что- то будет
в твоей изменчивой судьбе,
холодный дождь мечту остудит,
но будет легче ли тебе?

В моем окне, за дымкой сосен,
такой немыслимый сезон,
и вновь «Прощай!» нам шепчет осень
на перекрестках всех времен.

Стекает лист, веселый, светлый,
в мои сердечные дела,
но все тропиночки на свете
меж нами осень замела.

Ах, что-то будет, что-то будет
в моей изменчивой судьбе, -
холодный дождь мечту остудит,
но будет легче ли тебе?


***
Хожу по крутояру,
где золотой песок.
Вдали пшеница яро
вплетает колосок

в неистовое поле,
свежо, за рядом ряд,-
как сладко на просторе
ловить добра заряд.

Спускается с откоса
заветная тропа,
вдали туман белесый
над травами упал.

Над головой бледнеют
седые облака,
но сердце не черствеет,
и память глубока.

Шуршат самозабвенно
песочные часы,
мелькают дни, мгновенья,
вплетая детство в сны.


Там крутояр сверкает
и бьет волной в висок-
течет, не иссякает
тот золотой песок.



Дай, Всевышний...

Средь зимы, на немыслимой ноте,
там, где радужно солнце встает,
я поймала твой звук на отлете,
безнадежный, как северный лед.

Ты стоял на земле этой грешной,
а душа, словно пламя костра,
все струилась туда,  в неизбежность,
где ее не преследует страх.

И взмолилась я: Господи Боже!
Как его от себя мне спасти?
Мне отдай его, будет надежней,
вместе будем пустыней брести.

В этом мире,  отчаянно жутком,
дай, Всевышний, мне силы, о дай,
добрести до того первопутка,
где с любимым не горе, а рай!




 Июньская лирическая

Здравствуй, июнь, добрый берег надежды, -
первое чувство и яблоней цвет,
вновь сохранишь мою тайну, как прежде,
сколько мне, в сущности, все-таки лет.

Белая кипень похожа на чаек,
и соловьи расплылись по садам,
эхо их песен, как парус, качает
нежно по мягким, зеленым волнам.

Много ль отрады для душеньки надо?
чтобы букет седину украшал,
чтобы, когда возвращалась ты садом,
«Я тебя жду!» - кто-то вслед прошептал.

Щедрый июнь, ты веселый и мудрый,
беды прошли, ты засыпал их след.
Знаю, пошлешь ты в прекрасное утро
позднего чувства огромный букет.

10.06.2014.

***
Не зажжены, и ладно,
все свечи тополей,
уральская прохлада
задержит пух с аллей.

Прогноз, плохой синоптик,
надеждам вопреки,
раскидывает зонтик
над пологом строки

из облаков проворных,
что сеют мысли вслух,
плывут по небу своры:
собака, лев, петух,

и вдруг из серой гривы
проглянет Божий глаз
и спустит, вкось и криво,
и молнией  приказ,

напоминанием, меткой,
о том, как дальше жить,
когда  пошла рулетка
наметить рубежи…
15.06.2014.


***
Вечная, как стремянка,
к небу, горам, тайге,
тропка моя, славянка, –
не растянуть в багет.

Вьется, сжимаясь цепью,
возле усталых век,
возле пруда и степью,
словно родной человек.

Глина, песок и галька,
клевер да лопухи,
солнце, тропа- идальго,
жаркий обвал стихий.

Мой поводырь, насмешник,
призрачный скоморох,
тропка, на зорьке вешней
вышепни, где подвох…