Зов Вильны 11

21.03.2017

Антанас А. Йонинас (1953)
Сергей Смирнов (1954)
Наталия Зубарева (1954)
Яков Мериин (1955)
Борис Бартфельд (1956)
Елена Шеремет (1956)
Леонид Мурзинцев (1956)
Игорь Коломиец (1956)
Наталия Рубцова (1956)
Александр Долгушин (1957)
Ольга Слободкина (1958)
Эляна Суодене (1958)
Надежда Кябликене (1958)
Ревекка Левитант (1959)
Галина Карлквист (1959)


Антанас А. Йонинас (1953)
Современный литовский поэт и переводчик, лауреат Национальной премии в области культуры и искусства и премии «Весна поэзии». Автор 16-ти сборников поэзии. Председатель Союза писателей Литвы.

БИБЛИОТЕКА

Взбирается улица в гору
у начала Полоцкого тракта
со склонов открывается город
роскошными фолиантами храмов

с однодневными брошюрами новых районов

кажется я жил бы тысячелетье
в этой вечной библиотеке

старый паук между книжными полками
тянет еле заметные нити
из которых мыши сплетают сюжеты

и ночами на кладбище бернардинцев
листает шелестящие листья деревьев
упрямый читатель ветер

Перевод c литовского Виталия Асовского

КОМНАТА

В этой комнате моя родина
ведь здесь я с тобой засыпаю
ключ на двери висит
смолкла радиоточка

со всеми кадрилями польками
в этой комнате моя родина
я могу здесь и умереть
ты гибкая как пастуший прутик
когда гонит он стадо в гору
грустно мне когда ты уходишь
но тогда открываю книгу
прошлом каждого мы промолчали так многократно

Перевод с литовского Виталия Асовского

Сергей Смирнов (1954)
Современный русский поэт и бард. Литовскую столицу воспевает в своих стихах с середины 60-х годов. Первый сборник стихов «Песенка запечного сверчка» (1999). Лауреат Республиканского конкурса современной поэзии «Души прекрасные порывы» (2007), Республиканского фестиваля современной русской поэзии Литвы (2008) и нескольких Республиканских фестивалей авторской и бардовской песни.

АНТОКОЛЬ

Послевоенный укромный Антоколь
пах огородами, рутой ... да только ль?
Пах он дымком горьковатым печным,
свежим, чуть гнилостным, духом речным,
пылью, прибитой нежданной грозою,
прелью сараев, солдатской керзою,
теплой краюшкою пах подовой,
бочкой с протухшей водой дождевой.
Пах сладковатой вишневой корою,
пах офицерским ремнем с кобурою,
пах керогазов лиловым огнем,
гречневой кашей, кипевшей на нем.
Стружкою пах, политурой и клеем,
пах «Гастрономией и бакалеей»,
пах керосиновой лавкой в стене,
сбруей на домоуправском коне,
мраком туннелей и туями кладбищ,
смолью еловых раскидистых лапищ,
первым асфальтом взамен мостовой,
возле «пожарки» удимой плотвой,
папиным «Шипром», «Казбеком» и «Примой»,
тайно на горке с друзьями куримой,
желтой, вощеной, как будто в меду,
палой антоновкой в мокром саду.
Все это плыло, сочилось, мешалось...
Боже мой, как этой смесью дышалось!
Ромовый воздух карибских морей
нашим ноздрям надоел бы скорей!
... Чем уж сегодняшний пахнет Антоколь,
пусть повествуют другие, а то, коль
мне не и о том рассуждать на миру –
не обессудьте – боюсь, что совру.
Мне, ведь, и ныне проулочки детства -
словно подмостки прекрасного действа:
пахло, звучало, сверкало оно,
жалко - его отыграли давно.
 
ЗАКРЕТ

В Закрете осень.Тонко пахнет прелью.
Кленовый лист, похожий на камелию,
краснеет в луже. Ветрено слегка.
Кой-где ещё цветет последний клевер,
гусиный клин летит себе на север,
отдавшись воле горе-вожака...

Иду в тиши по липовой аллее, -
в разрывах туч уже закат алеет,
искрится кровь в рябиновых кистях, -
и слышу вновь ушедшее веселье:
шумят, звенят былые карусели,
взлетают ввысь качели "на костях",
и детский поезд снова на путях...

Мне не впервой в ином слоняться веке,
и я гляжу, прищуривая веки,
как тонет даль в серебряном дыму,
и развлекаю рифмами подругу -
она плывет в веках со мной под руку,
и вам, пардон, за нами ни к чему.

ЗАРЕЧЬЕ

Утонула с шорохом стопа
в ароматной осыпи осенней...
Листопад над миром, листопад!
"Листолет" - говаривал Есенин.

Златокрылый ангел-листолет
закружил над вымершим Заречьем:
то ли требы тихие поет,
то ли души заговором лечит...

Мимо церкви, беленькой такой,
упиваясь временем счастливым,
мы идем за столик над рекой,
где грустит русалочка на сливе.

Все как встарь - и осень, и коньяк,
и в душе беспечное веселье,
и река вздыхает на камнях
как и год, и сто годов доселе...

ПУШКИНОВКА

Как мне поаккуратней описать бы
старинную дворянскую усадьбу,
что ставенки смежила в полусне,
и дремлет под охраной старых кленов,
то пламенем осенним опаленных,
а то в пуху зеленом по весне?...

Когда-то здесь камин топили на ночь...
Тут барин жил, Григорий Алексаныч,
от зрелых лет - до смертного конца.
Он стопку выпивал перед обедом,
играл в бильярд и сиживал под пледом
за томиком великого отца...

Он не был ни задирой, ни рубакой,
он к речке на обрыв ходил с собакой,
пугал грачей из старого ружья,
он Вареньке нашептывал на ушко,
и милые смешные безделушки
дарил, как все любящие мужья...

В России зори новые вставали,
в России воевали, бунтовали,
бросаясь то в объятья, то в штыки,
а здесь наливки зрели по кладовкам,
и сонное Маркутье - Пушкиновкой
все чаще называли мужики...

Когда ж призвал Господь, то честь по чести
он лег в песок любимого поместья,
и все, чем жил, развеялось, как дым.
Он - плоть и кровь великого поэта,
и мы ему поклонимся за это,
и честь ему по чину воздадим!

СТАРАЯ ОТКРЫТКА

Зимнее солнце садится над Вильной.
Цвет горизонта изысканно-винный:
кажется – с неба на город течет
порто, бордо, или что там еще…

Чинный жандарм раскурил папироску.
Он не на службе, как видно, а просто
к вечеру вышел испить коньячку.
В позе довольство, а глаз начеку!

Фурман в поддевке и драном тулупе,
делая вид, что кобылочку лупит,
щурится с козел, как с горних высот –
двух офицеров в Сафьянки везет.

Дети в картузах, дворяночка в шляпке,
песик, застывший с приподнятой лапкой.
Синий покой уходящего дня.
Смотришь – и слышишь: к вечерне звонят…

Вывески:
«Платье парижскихъ фасоновъ».
«Лавка товаровъ купца Фейгельсона».
«Мятныя капли, зубной порошокъ»
Господи, Боже мой – как хорошо!

Наталия Зубарева (1954)
Родилась и живет в Вильнюсе, учась в техническом ВУЗе в С.-Петербурге  посещала различные литературные объединения. Участница вильнюсского литературного объединения «Русло».

НИКОЛЬСКАЯ ЦЕРКОВЬ 

Никольская церковь в Питере
расположена в уютном скверике.
Внутри церковь вся сияет огнями и позолотой.
Но я дальше колонн у дверей заходить стеснялась,
я толком-то перекреститься -  и то не умела.
Поп там был молодой и красивый,
с гривой прекрасных русых волос и глубоким баритоном.
А в хоре в моё время пели одни старушки,
голоса надтреснутые, дребезжащие,
как затянут за попом "Господи помилуй",
я за колонной как заплачу,
так и плачу.

В  Вильнюсе я изредка бываю
в одной бедной церквушке, тоже мне дорогой.
Покупаю свечи, подаю листочек
с именами близких, за чьё здравие
я бы хотела, чтобы помолились.
Я пишу там и твоё имя, как прежде.
В тот раз я всё медлила, глядя на горевшие свечи...
Мне так живо вспомнилась Никольская церковь...
В тот день я верила всей душой,
что у тебя всё благополучно
и что это - и моими молитвами тоже.

1999г.

Яков Мериин (1955)
Живёт в  Голландии в  городе Роттердам, детство и юность прошли в Вильнюсе. Увлекается поэзией, литературой, активно занимается общественной деятельностью. Президент нидерландского клуба «Что? Где? Когда?».  Лауреат Третьего международного поэтического конкурса «И помнит мир спасенный…».

ЗИМА...

Зима в Голландские края
На две недельки заглянула.
Берёзы, ивы, тополя
В пушистый иней окунула
Лежит снежок, совсем как, в детстве.
Оделися каналы в лёд.
Всё населенье Королевства
Поспешно на коньки встаёт.
И я своей рассказываю дочке,
Под хохот роттердамской детворы,
Как сорок лет назад,
летел на пятой точке
С крутого склона Таурас - горы.

 1972

Борис Бартфельд (1956)
Председатель Калининградского Союза российских писателей и руководитель ряда культурологических проектов. В 2005-2006 годах вышли исторические книги «Юность нашего города» и «Россия в войне с Наполеоновской Францией за сохранение Прусского королевства». В 2008 году в издательстве «Egle» (Клайпеда) вышел сборник стихов «Пруса. Русско - литовский мотив».

РЕСПУБЛИКА УЖУПИС

Заречная республика Ужупис.
В звучанье хулиганство и подтекст,
Как легендарное название Урюпинск
Причудливей в фольклоре русском нет.

За Бернардийским садом, по тропинке,
По мосту, через речку, за полночь
Мы перешли на правый берег Вильне
В надежде там душе своей помочь.

Мы в гору шли, снег падал на дорогу,
Менялся ритм шагов, как ритм стиха.
Казалось, что сейчас мы выйдем к Богу
И крылья ангела мелькнут сквозь облака.

Так и случилось, перед нами вдруг
Открылся ангел в небо воспаривший,
И мой литовский мудрый гид и друг
Ему кивнул и, низко поклонившись,
Мне прошептал: «Едва его крыла
Простерлись над Заречными холмами,
Иная жизнь в Ужуписе пошла…».

Мы ближе подошли, но он не улетал.
Труба в руках, и губы уж готовы
Дыханье бога вдуть в трубы металл
И воздух уж дрожал приготовленный,
И мягкий свет струился по холмам
За Нерисом и Вильней распростертым.

Дорога, замощенная камнями,
Вела все выше, тротуаром узким.
Мы шли по улице Ужюпе, фонарями
Едва освещена была терраса, перед нами
За легкой снежной пеленой плыл Вильнюс
С его старинными и новыми церквами
И холмом с тремя печальными литовскими крестами.

У замка нижнего Великий Гедемин еще следил
За вепрем и оленем, а рядом город, им задуманный уж жил,
Меняя языки, названья государств и веру,
Но оставаясь Вильнюсом, речным туманом
От времени укрытым, и лесами
От ига Золотой орды и от набегов тевтонцев с черными крестами.

Как ночная птица с бесшумными, но мощными крылами
Столетия истории Литвы безмолвно пролетали перед нами.
Здесь было все: и башни крепостные, и дворцы,
Еврейские кварталы и базары,
И лавки хлебные с горячими печами,
И мельницы речные, и мосты.
В Ужюписе еще все это есть… Ночами

Еще старинный телефонный аппарат звенит
В дежурном милицейском отделении, и сержант,
Прижавши к уху трубку, все стоит,
Остолбеневший в полном изумлении
От прозвучавшего: «В Ужуписе советской власти нет».
Такова судьба империй, созданных без обоюдной страсти,
От анекдота через все напасти
К диагнозу на гербовой бумаге, со слезами, но распалася на части.

Прощай, Ужюпис. Через десять лет
Здесь уж не будет вольного пространства,
Холмы оденут в камень, русла рек в гранитное погрузятся убранство,
И Вильнюсский Монмартр на тыщу миль окрест
Прославится как и парижский холм когда-то.

Елена Шеремет (1956)
Современная русская поэтесса, первая публикация в журнале «Экспозиция» (1997). Редактор литературного альманаха «ЛИТЕРА» и газеты «ВИЛЬНЯЛЕ», соавтор и составитель нескольких коллективных поэтических сборников, участвовала в издании около тридцати книг, журналов и газет. Стихотворения публиковались в альманахах  изданиях Литвы, Латвии, России, Венгрии. Автор трёх поэтических сборников, член МАПП и Интернационального Союза писателей, председатель Ассоциации русских писателей Литвы, входит в литературное объединение ЛОГОС.

ЛЕГЕНДА, ГОРОД МОЙ

Мой милый Вильнюс серо-сизо-мокрый
Мазком одним ноябрь сделал блёклым,
Едва заметны очертанья куполов.
Год на исходе – облик города таков.
А мне по нраву, Вильнюс, плащ твой серый,
Я – в унисон – надену свой. Портьеру
Дождя отодвигая, приглашу я вновь
Тебя на рандеву… И станет полотно
С холодным и безрадостным портретом,
Вдруг, разноцветным и теплом согретым!
Мы побредём с тобой по улочкам опять
И станем заново секреты открывать
Кофеен, лавок, арок, подворотен,
Забытых двориков уютных… Вроде,
Давно знакомо всё, исхожено стократ,
Но я надеюсь, что и ты прогулке рад,
И мы с тобой шагаем по брусчатке,
Вдыхаем запах старины, столь сладкий,
Дурманящий и увлекающий всегда
К твоим истокам, в стародавние года.
Истории заветы чтут музеи,
И храмы, и старинные аллеи...
И мы, увы, уже неспешною ходьбой
По парку юности моей идём с тобой –
Отныне Бернардинцев имя носит.
…Качели-лодочки, жаль, не возносят
Теперь, к весёлым белым облакам маня,
Ту, беззаботную и прежнюю, меня...

Вот здесь, на берегах Нерис, Вильняле
Тебя, легенда, город мой, ваяли
Искусных зодчих дерзость
и талант, мечты…
С тех пор хранят тебя,
ввысь устремясь, кресты.

МОЙ ГОРОД
Люблю мой город – летний ли, осенний,
Покрытый снегом, или в липовом цвету,
На Казюка криклив – певуч ты в праздник песни,
Тобой любуясь я по улицам иду.
Красив Петра и Павла купол снежный
И лес Антоколя, что дорог мне и мил,
А силуэт костёла Анны нежной?
Кого, скажите, он в восторг не приводил?
Неповторим твой, Вильнюс, старый город,
Хранит с любовью он дыхание веков.
И в наши дни студентами ты молод,
Но тайной веет от реликтовых дворов.
В ночное время ты ещё прекрасней:
Стройней, загадочней, удачней твой эскиз.
Не спят лишь фонари, роняя свет неясный,
Да бусины огней вдоль линии Нерис.
Ступая на легенд святые камни,
Что к замку Гедиминаса ведут,
Касаюсь бережно эпохи давней.
Пусть стены древние наш город берегут.

ПРОГУЛКА. ЛТ

Древний, уютный красавец прибалт –
Вильнюс, как прежде, гостям всегда рад!
Парки, музеи, ульчонки, кафе,
Храмы и арки... А вот артобъект!..
Ужупис сам по себе в миг сразит
Здесь свой, особенный шарм, колорит,
Ангел хранит его и наставляет…
Вот "круассан" приглашает вас к чаю:
Вывеска броская – ловок хозяин,
Всех угостит он: сеньор, леди, фрау...
Спустишься с горки и –
в парк Бернардинцев:
Здесь, у Вильняле, гуляет сам Вильнюс.

ПОСЛЕВКУСИЕ
Не пытаюсь вырваться из плена
Музыки, звучавших в рифму слов…
Сердца стук – основа всех основ –
Слышится как будто во Вселенной!
Дом-музей Мицкевича. Внимаю
Взгляду на портрете, в тишине
Он поведал бы, наверно, мне
О себе, о родине…
Шагаю
Я под тёплым августовским ливнем,
А в душе, немеркнущим костром,
Фредерик Шопен – звучит "Экспромт"…
Дышит классикой великой Вильнюс.

Леонид Мурзинцев (1956)
Выпускник Вильнюсского высшего командного училища радиоэлектроники. Пребывание в столице Литвы оставило неизгладимые воспоминания у бывшего курсанта.

К ЮБИЛЕЮ ВРТУ (ВВКУРЭ)

Мы вылетали стаей из гнезда
В последних построениях повзодных.
У каждого -
туманная звезда,
И две звезды на новеньких погонах.
Последний круг -
Уже поврозь летим.
Я в память,
Словно, в юность опрокинусь-
Прощай училище!
Ты стало нам родным, 
Как стал родным
Уютный город Вильнюс.

И остаются в памяти мосты,
Старинных улиц
Кружево сквозное,
Какие то совместные мечты,
И что-то неразрывное,
Родное.
Я помню всё-
Старинную матчасть,
Наставников задумчивые лица,
Друзей своих,
К которым мог припасть
Передо мной проходит вериница.

Наряды, караулы, беготня
Из класса в - класс,
Во время перемены,
Где сталкивалась эта ребетня
Уже другим сословием, -
Военным.
Где все мы становились на крыло
Полны и сил,
И дерзости,
И знаний.
Не всем,
Не всем в надеждах повезло.
Но нет обид
В цепи воспоминаний.

Там юность незабвенная, как сон.
Там переизбыток силы и веселья,
Там всё звучало в некий унисон,
Там время не хватало на безделье.

Друг друга понимая с полуслов,
Плечом к плечу в буквальном смысле слова,
Мы Родине откликнулись на зов -
Её надежда, сила и основа.

Игорь Коломиец (1956)
Родился на Украине в городе Харькове. После окончания школы закончил минский радиотехнический институт, с середины семидесятых годов судьба связана с Вильнюсом. Стихи пишет давно, но не публиковался. В 2017 году стал одним из призёров конкурса «Зов Вильны» и это поэтический дебют автора.
 
ВИЛЬНЮС

Всё изменилось и не изменилось,
И есть фонтан, зимою он молчит.
Машина за угол зарылась,
Воркует голубь иль гульчит?

Река по прихоти погодной
Затором льда приподнялась.
Зима. Февраль. И день холодный.
На мостовой отозвалась

Картина города и неба.
О, Вильнюс, есть сиянье Феба -
Когда бы зимнему досуг!
Лишь вне зимы ты лета друг.

И лето знает переулки,
Зима изменит, чуть их вид.
Но не отменит лишь прогулки.
С зимы и лето налетит.

Тень переулков обрывая,
День переменчив, солнце дня,
Вперёд по улицам шагая,
Шепнёт фонтану - здесь и я!

Что изменилось, веселей ли,
Докучно ль спрашивать о том?
Закат, уж линию озмеил,
Над башней ночь взойдёт серпом.

БЫЛ ТУМАН…

Был туман над Вильнюсом,
Осень была, помню.
Кромкою извилистой
Лес Антоколь холмит.

Было, помню, утро,
Желтки фонарей.
Мост был, словно утка,
Крякнувших зыбей.

А потом рассеялся
Мой туман. И свет
В кустик Моисеевый,
В обгоревший цвет,

Лился поздним летом,
Обо всём задетом.

2017-02-15

НОЧНОЙ ВИЛЬНЮС

Только ночь луну подбросит,
Та над башней пролетит.
Крест свою судьбу возносит,
Так что сердце заболит.

От костёла святой Анны
Виден крест в ночной тиши.
Не пути ли так избраны,
Что и спросишь у души?

Змейка улиц, вечер, площадь,
Вильнюс - молоды глаза!
Порой ветер знать не хочет
Свою силу, не дыша

Сквер притихнет. Ждёшь того,
Что для сердца твоего.

2017-2-17

Наталия Рубцова (1956)
Родилась в Белоруссии, после школы окончила Шауляйский педагогический университет.  Работала преподавателем начальных классов. Стихи печатала в сборниках и альманахах «Ступени», «Земное время», «Вингис». Живёт в Вильнюсе.

МОЙ ВИЛЬНЮС
Разговор с городом

В этом городе, где спят легенды и сказания,
На рассвете просыпаются  мансарды, купола,
Ты с заходом солнца сокровенное желание
Загадай, чтобы дух города  впитал твои слова.

Полюби его всем сердцем  и умом до боли.
Так проникнись всей душой твоею, чтоб не оторвать.
Навсегда в плачевной той, но сладостной юдоли
Твой нерукотворный памятник останется стоять.

Гедимин свой велий град вознёс на холм высокий
Укрепляя мощь своей державы, ятвигов земли,
Жертвенных костров, языческих богов истоки
Нам жрецы-крейвайте мудрость вековую донесли.

Вильнюс, Вильно- как тебя по-разному назвали
Поколения всех сословий,  и народов, и властей.
Здесь кипели войны.  Копья и мечи ломали,
Прославляя властелинов и героев  всех мастей.
 
Вильно! Но ты помнишь неизвестного поэта?
Вечного жида со скрипкой в старом тоненьком пальто.
И его надломленный полёт смычка в такт ветра...
Нет, не помнишь- это было слишком … больно и  давно.  

Но зато ты помнишь мор, пожары, бунты черни.
Гордой шляхты шапки с перьями, гербы и вензеля!
Колоколен звон и тихое монахов пение.
Бернардинцев парк... и улочек кривых тут тишина...

Ты в объятиях реки Нерис, как в колыбели,
Спишь в туманах белоснежных о невзгодах позабыв
Красоту твою так до сих пор и  не воспели
Тайну города для лучших поколений сохранив.


Александр Долгушин (1957)
Живет в Висагинасе, неоднократно участвовал в международных литературных конкурсах. Издал книги стихов «Расклееенный мир», «Пробуждение» «Впечатления», «В другом мире».

ПИСЬМО В МИЛАН

Как там у Вас, в Италии, дела?
Как там, в Милане? – Хорошо и мило?
Как много Вам тепла Литва дала?
Не очень ли дорога утомила?

Был старый Вильнюс, серый неуют
Коротких улиц, впаянных в булыжники,
Янтарь витрин, где в лавках продают
Смолу и мушек – сонные барышники.

Костёлы, неба низкого плита,
Трамваи, лица хмурые прохожих
И статуэтки скорбные Христа
На распродаже. Не суди нас, Боже!

Район старинный. Развитой туризм.
Колокола звонят. Моя бы воля –
Веселье б отменил во время тризн,
Как при чуме. Ни капли алкоголя!

В нас бродит память – старое вино.
Живём, покуда не покинут силы.
И крутите Вы в голове кино,
Разгадывая фрески древней виллы,

Живя среди бесчисленных забот,
Кусок земли по сердцу выбирая
(Одна из самых значимых свобод).
Нигде мы всё же не находим рая...

2013

Ольга Слободкина (1958)
Живет в Москве, закончила факультет английского языка Московского государственного педагогического института иностранных языков им. Мориса Тореза. Автор более 100 песен на стихи английских поэтов XVII - IXX веков, статьи о стихах и выставках публиковались в периодической печати. Более ста статей о русских художниках и художественной жизни Москвы написала на английском языке. Популяризировала забытые имена русских художников советской эпохи. Член Союз журналистов России, Международного союза журналистов.

ЛИТОВСКИЙ ДИВЕРТИСМЕНТ

To Monika Abraitite
В поезде
I.
Расстаться мыслью надоевшей
С усталым прошлым, как с преданием,
И в невесомости грядущего
Стать астронавтом в миг свидания

Сознания и блиц-момента
Судьбы, еще не приоткрывшей
Литовского дивертисмента,
Но очень многое простившей.
             
              II.

Оторваться от всей суеты
В скором поезде курсом на Вильно
И отдаться в объятья мечты
Безоглядно и любвеобильно,

И над верхнею полкой парить,
Когда поезд скользит, словно парус.
Лето теплое мне говорит: 
"Наслаждайся. Недолго осталось".
  
               III.

Вагон-ресторан

В поезде незнакомые люди раскрываются,
рассказывают друг другу ребусы своей души.
А официанты на этом наживаются -
дерут с них втридорога: доллары, литы и рубли.

6 августа 1998
                
                 IY.

Грохот колес. Грохот колес.
Тра-та-та-та-та-та-та-та-та-та.
Грохот колес. Грохот колес. 
И никогда-никогда-никогда.

Вдруг - 
испуг -
стоп -
 и...

Поезд парит, 
словно Аист Халиф
или ковер-самолет.
И соглядатайский лунный не спит
глаз,
зорко следит
плавный полет
ночь напролет.

Поезд парит,
ловно Аист Халиф.
Правда, ночь - лишь одна,
не тысяча.
Так бывает во сне -
лифт крышу пробьет и,
словно поезд, по рельсам мчит,
и
светит Луна.

Поезд парит -
Аист Халиф,
или воздушный шар,
иль альпинист, 
покоривший Памир,
или Святая Душа,
покинув суетный мир.

                  Y.

Чтобы пошли стихи,
нужно сесть в поезд,
сесть в самолет,
спуститься на берег реки.

Душа совершит предначертанный взлет
Туда, где все языки
Вселенной и нашей бедной Земли
Поют Осанну Тому,
Кто Любит, не тратя ненужных слов,
Когда слова ни к чему.

                  YI.

Молитва

Не о сверкании славы, что подобно
зачерпыванию в озере воды.
Не о богатстве мира разрушения,
где моль, и ржавчина,
и воры, и убийцы,
И не о плотском счастье, чей итог -
лишь продолжение людского рода.

Но только о Работе Восхождения.

ночь с 6-7 августа 1998

В Вильнюсе

Прогулка по городу. Katedra. Gedemino.
Я не была здесь почти десять лет.
А в первый раз,
когда
фотографировалась 
на  Bokstas,
жизнь, казалось, 
едва началась.

Уютно. Мило. Но глазами другими
Гляжу - будто не здесь, не сейчас.

Средневековье. Узкие улочки. Костелы. Rotuse.
Чья-то свадьба. Frescos кафе. Вроде, Моники.
Ее-то ради
я и приехала.
Сижу подшофе.

Веселые гости. Светская болтовня.
Свечи. Вино. Все ждут Тракая.
А я - словно не я. Все здесь - как планета другая.

В Тракае

Суета. Суета. Суета.
Литы. Доллары. Чтоб вам пусто.
Оттого и душа пуста,
что в башке - одна лишь "капуста".


Суета. Суета. Суета.
Вдруг, о озеро! Чудо. Детство.
Кто-то смеется, купается. А-а-а-а!!!
Не успела переодеться.
Нужно спешить, лететь в суету.
Скоро свадьба в Замке Тракайском.

Нет, совсем не такую мечту
Я лелеяла в мыслях Райских.

8 августа 1998

Свадьба

Грустные песни свадьбы. Венки.
Оказалось, невесты - две,
То есть Моника и Юдифь, 
превратившаяся в Джоэ.

Юдифь отсекла Олоферна главу.
Джоэ свою девственность отсекла.
И родился маленький рыжий принц.
Она его Саулюсом назвала.

Невесты разгадывают тайны тайн,
Поднимаясь с каждой на ступеньку вверх.
И оттуда бросают зачем-то цветы.
Один букет достается мне.

Что это значит? Не знаю я.
"Are you married?" - звучит вопрос.
"No." " Так следующей будешь ты".
Не за этим в Литву я наведалась.

Теперь кораблики мчат по волнам.
Пары - в лодках. Хотят поймать
Счастье. Кричат: "Это - только - нам!"
И сразу желания - читать, читать!
                   
А вечером... Матовый белый закат.
Стол у озера. Новый дом.
Но я взяла этот миг на прокат.
И, как беженка, прячусь в нем.


Факелы. Танцы. Обряды. Смех.
Вот такое пошло житье.
А я кутаюсь в одеяльный мех.
Даже время здесь не мое.

Моника! Любишь? Иль лжешь, как все?
Что для тебя - этот вечер в ночь?
И снова звучит развеселый смех.
И мать целует невесту-дочь.

*       *      *

Последний вечер. В доме тепло.
А на улице - слякоть, дождь.
Моника дала мне пиджак - повезло.
Теперь я - ее младшая дочь.

Усадьба Тышкевичей. Сондецкис. Концерт.
Праздник духа в ненастную ночь. 
Гости разъезжаются. "Пока". "Привет".
Хозяева измучены. Поспать не прочь.

Принцесса подарков сидит на полу.
А они прибывают - еще, еще.
Страшно захлебнуться в коробочном валу,
Что готов перекинуться через плечо.

Но остается последний миг. 
Чашка чая. Сидим у огня.
И зеленого отсвета глянцевый блик
На боку дареного коня.

9 августа 1998 

*      *       *
Раннее утро.
Серое озеро гонит на Запад волну.
А мы - корабль. Ветер бьется о борт.
Мы играем в пиратов.
И дом послушно плывет.

Хотя большинство еще спит.
Кроме меня, увидавшей моря,
Да мухи, что нудно жужжит
У бумажного фонаря.   

10 августа 1998

*       *       *
В Москве

Вновь московское житиё,
Будто в Вильнюс не уезжала,
Как лоскутное quilt-одеяло,
Сохраняет тепло мое.

11 августа 1998                              
 

Эляна Суодене (лит. Elena Suoden; 1958)
Современная литовская поэтесса, автор пятнадцати поэтических сборников. Доктор гуманитарных наук. Автор идеи и организатор традиционного ежегодного международного фестиваля духовной поэзии «Покрова» г. Каунас и один из организаторов фестиваля «Многоречивая Вилия» г. Вильнюс. Руководитель поэтической студии «Поэтоград» и клуба «Надежда» г. Каунас.

В МУЗЕЕ АДАМА МИЦКЕВИЧА
В музее Адама Мицкевича
Слова все становятся гуще,
И стены строения древнего
Святого исполнены чувства…
Давал он названья предметам,
Как тёзка поэтам Адам…
Он цепи железного века
Поднёс всенародно к губам…
Делили его белорусы,
И русские, и поляки…
Романтиком был искусным,
Далёким от лживых паток…
Ах, Пушкин считал его братом,
А был он Всечеловеком,
Всевременно жил крылато,
В слова претворяя лета…
Мы, музыкой слов опьянённые,
Состав номинаций пополним…
Да будет рефреном над городом:
«J Litwo, ojszyzna moja»!
Строка прилепляется к строчке,
Как будто цветки невидимые…
Сонетов венок сегодняшний
Положим на волны Вилии…
Сложил он о Вилии песни,
И мы подпоём ему в такт…
О, дух его жив в этом месте,
Молитвенно чист и свят.

Надежда Кябликене (1958)
Окончила физико-математический факультет Новосибирского педагогического института. Работает в Вильнюсской гимназии «Ювента». Публикуется в периодической печати России и Литвы, в республиканских литературных альманахах и поэтических сборниках. Автор нетрадиционных уроков родного языка. Неоднократный дипломант Республиканских конкурсов поэзии. Секретарь литературного объединения  ЛОГОС.

МНЕ БЕЗ ТЕБЯ НЕ ЖИТЬ ... 
Реке Нерис

Когда в душе раздрай и сил для жизни нет,
К реке Нерис спешу-открою свой секрет.
К моей Нерис спешу, забросив «на потом»
Забот бессчётных рать, дел важных снежный ком.
Сурова наша жизнь, слаб духом человек...
Так много злых ветров принёс нам новый век!
Как трудно устоять, попав в водоворот
Проблем, житейских бурь и всяческих невзгод!
На бережок песчаный присяду не спеша...
Как хорошо здесь дышится...оттаяла душа...
Ладонью к нежным струйкам тихонько прикоснусь,
Живительной водицею с восторгом окроплюсь…
И тает незаметно в груди тяжёлый ком...
И плечи распрямляются, светлеет всё кругом...
Река, как мудрый доктор, всю боль мою берёт,
Лекарство эффективное моей душе даёт...
Когда в душе раздрай и сил для жизни нет,
К тебе, Река, спешу — открою свой секрет...
Мне без тебя, Нерис, никак нельзя прожить...
Как мне тебя, Река, за всё благодарить?!

Ревекка Левитант (1959)
Живёт в США в Нью-Йорке,  родилась и провела  юность в Вильнюсе. Закончила филфак Вильнюсского университета, преподавала русский язык и литературу, а также английский язык. В Америке получила степень магистра, преподаёт в колледже. Стихи пишет со студенческих лет, первый сборник стихов «Параллельный мир» вышел в свет в 2004 году. Неоднократно публиковалась в различных альманахах США и Литвы.
РОДОСЛОВНАЯ
Сегодня я попробую отвлечься
от дел сиюминутных и рутинных.
Сегодня мне назначил предок встречу,
и время я свое пока покину.
Мой проводник, ты мне покажешь Вильнюс,
которого я никогда не знала.
Я в лабиринт его, как в омут кинусь,
как все туристы, я начну с вокзала.
Как много тут неведомых строений,
смесь грязных чердаков, дворов, подвалов.
Прислушиваюсь к гомону евреев,
хотя, мой предок, понимаю мало.
Не обессудь, прошло немало лет-то,
родной язык мой, удивишься, русский.
Я будто бы обломанная ветка
от древа сгинувшего. Чахлый кустик
пророс из неизвестной влажной почвы,
она теперь считается литовской.
А вы пропали, все исчезли прочь вы,
а я кажусь кругом незваной гостьей.
Похоже недоволен Гедиминас,
но я ведь не копаю эту древность.
Меня тревожит тот жестокий минус,
унесший милых близких в неизвестность.
Прости, я отвлеклась, завспоминалась
о будущем. А мы уже у речки.
За нами вслед пронзительная жалость
о том обличье и о том наречьи.
На берегу другом видны могилы –
теперь причудливый дворец там – спорта.
Кладбищенское место, вижу, было,
впоследствии его следы затерты.
И, как нарочно, на таком же месте
дворец чудесный на костях еврейских
опять возник. И женихи, невесты
вступают в браки в стуже залетейской.
Как связь времен безжалостно прервали,
ни хроник довоенных и ни снимков.
Сквозь пепел той войны поймешь едва ли
другое поколенье. Племя инков
и то порою ближе. Могикане –
последние – так жалко, зябко жмутся.
У стен глухих неслышные стенанья
забытых и забывших раздаются.
Да, сохранились кое-где тут стены,
но ни одной, чтоб от души поплакать.
Мой предок, честно, не тебе на смену
возникли кости тут мои и мякоть.

Еще скажу, что между нами пропасть –
вот почему так над душой сквозило.
И нашу кровь, мой дед, чужая область
всю выпила, а после разделила.
Меж офицерских дочек в универке
вполне возможно я б тебя стеснялась.
Образованье по советской мерке
в средневековых стенах мне досталось.
А город в преимуществе барокко
питал чужой культурой в альма-матер.
Черты его так врезаны глубоко,
но так неуловим его характер.
А ты, мой предок, ты ж всего-то дед мне,
а так далек ты, как библейский старец.
Какие шлешь мне Ветхие Заветы,
какая память по тебе осталась?
А, может быть, права во всем рутина,
и в неизвестность отлетают лица.
И на твоих, мой город, на руинах
уже не суждено укорениться.

ПОЕЗДКА ДОМОЙ

Я вернулась сюда, в свой Вильнюс,
удивительно белолицый,
светлоглазый и светловолосый,
столь медлительный, тихоголосый.
Здесь по-прежнему черепицы
в геометрии горизонта,
каблучками русалки-девицы
в мостовые вонзаются звонко,
и по-прежнему башенок спицы
колют небо не больно и тонко.
Пышнотело и круглобоко
проплывая по синему небу
облака повторяют барокко,
расточая ленивую негу.
Мне рассказывают о новом,
ну а я очарована старым,
будто в тапочках мягких, неновых
прохожу по твоим тротуарам,
незаплеванным, шагом небыстрым,
здесь и впрямь по-домашнему чисто.
И на месте стоит Кафедральный
с колоннадою фундаментальной,
и роскошен костел Иоанна,
и прекрасна изящная Анна,
Казимир, Катарина, Тереза,
камни замка, крестов железо.
Только я тут, как сон, исчезла,
только нету волшебного жезла,
чтобы юность могла повториться,
чтобы в детстве своем очутиться.

2002

ГОРОДУ

Ты остался вдали со своей ненавязчивой готикой,
твое небо пьянело под действием легких наркотиков,
источаемых иглами башен отнюдь не из золота,
твое небо крестами костелов навеки исколото.

Твое небо пьянило, и стены ему в этом вторили,
беззаботно тая леденящие душу истории,
лишь рисуя кривые и бесперспективные линии
закоулков твоих, по которым метались Эриннии.

Там богемные мальчики с нимфами томно-хипповыми
коротали деньки под бочонками или подковами,
там кофейные реки текли по фаянсу, керамике,
и обыденно жизнь протекала без видимой паники.

Там и я покорялась ленивому ритму неспешному,
где паденья и низости долго казались безгрешными,
где на польско-литовско-еврейско-российском наречии
высевалось нещедро разумное, доброе, вечное.

У Рудницких ворот, на Стефанской - в булыжниках - улице
суетились прохожие с давней повадкой сутулиться,
воплощали до точки они всю унылость провинции,
так с какой же мне стати мерещились сказочки с принцами?

Что за улица там выгибала бедро свое женское,
и в изящных изгибах её было счастье вселенское.
Чтоб до мозга костей ощущали мы камня эротику,
этот город лелеял и пестовал в каждом невротика.

У чужого стою я теперь у прекрасного берега,
но опять у души у моей беспокойной истерика.
Как люблю я, мой город, тебя, как грущу и скучаю я,
ты меня научил, что любовь тем сильней, чем отчаянней.
РАЗГОВОР С РАВВИНОМ
Я приду к раввину в гости,
мудрецу и книгочею.
Are you Jewish? – важно спросит
и посмотрит на меня.
Ну, конечно, я еврейка,
вы вглядитесь в это имя,
много скажет вам оно.
С этим именем не просто
было жить в стране советов.
Но раввин не впечатлится,
резко, жёстко перебьёт.
Зажигаю ли я свечи
перед каждою субботой? –
вот, что так его волнует,
вот, что важно для него.
Неудобно лгать раввину –
свечи я не зажигаю.
Но раввину не переча,
я пытаюсь честно вспомнить
те черты еврейской жизни,
что присущи были нам.
Утверждаю: мама с папой,
также дяди-мои-тёти
говорили все на идиш.
Ребе вновь не впечатлён.
Зажигала ль мама свечи? –
он упорно вопрошает.
Снова отвечаю честно:
"Чтобы свечи зажигала,
этого, увы, не помню,
но пекла на праздник Пурим
бесподобно оменташим
и фаршировала рыбу
на Еврейский Новый год."
Нервно головой качает
недовольный мною ребе.
Зажигала ль бабка свечи? –
он уже почти кричит.
Бабушку, увы, не знала,
бабушку угнали в гетто.
В годы меркнущего света
было ей не до свечей.
И отнюдь не свечи – печи
адским пламенем горели,
чтобы всяк её сородич
был в том пламени сожжён.
Бабушка была еврейкой,
в том никто не сомневался
и не задавал вопросы
прежде, чем её сгубить.
Я, конечно, не мудрее
вас, учёного еврея,
ортодокса, книгочея,
но могу без вас решить,
кто такая в самом деле.
Потому-то в моей речи
до сих пор горят те печи,
принимайте их за свечи
и не смейте их гасить!

УЖУПИС

Мысленно снова я возвращаюсь в Заречье,
там шепеляво звучит шелест его наречья.
В окнах недвижны, как встарь, кошки, тюль и герани,
тянется жизнь, как сон, за невидимой гранью.

Бережно там я несла крест одиноких прогулок,
шаг мой поэтому дик, плечи мои сутулы.
Там намекала мне о чем-то сестра Мнемозина,
всех же реальней был пьяница у магазина.

Так же, как у него, чего-то душа алкала,
истины, смысла и жизни, не как у всех, вполнакала.
Но лишь шуршало время жёстким песочком серым,
в то, что случится чудо, таяла робкая вера.

Там мой остался Ужупис, в начале восьмидесятых,
с афишей на древней тумбе незапамятной даты.
Ангел водил там за нос. А город фальшивил нагло.
В пику ему вырождаться предместье считало за благо.

Там за картавой речкой жили бомжи и хиппи,
может от них остались, в лучшем случае, хрипы.
Ангел теперь там стоит в виде тончайшей скульптуры.
О чём сейчас он трубит в своём кружевном ажуре?

ПОЕЗДКА ДОМОЙ

Я вернулась сюда, в свой Вильнюс,
удивительно белолицый,
светлоглазый и светловолосый,
столь медлительный, тихоголосый.
Здесь по-прежнему черепицы
в геометрии горизонта,
каблучками русалки-девицы
в мостовые вонзаются звонко,
и по-прежнему башенок спицы
колют небо не больно и тонко.
Пышнотело и круглобоко
проплывая по синему небу
облака повторяют барокко,
расточая ленивую негу.
Мне рассказывают о новом,
ну а я очарована старым,
будто в тапочках мягких, неновых
прохожу по твоим тротуарам,
незаплеванным, шагом небыстрым,
здесь и впрямь по-домашнему чисто.
И на месте стоит Кафедральный
с колоннадою фундаментальной,
и роскошен костел Иоанна,
и прекрасна изящная Анна,
Казимир, Катарина, Тереза,
камни замка, крестов железо.
Только я тут, как сон, исчезла,
только нету волшебного жезла,
чтобы юность могла повториться,
чтобы в детстве своем очутиться.

Галина Карлквист (1959)
Закончила химфак Вильнюсского государственного университета. «Всё о чем пишу - результат моих чувств, переживаний и эмоций». Это поэтический дебют вильнюсской поэтессы, так как «стихи начали приходить совсем недавно». Одна из призеров  поэтического конкурса «Зов Вильны» (2017).

ЗИМНИЙ ВЕЧЕР

Спасибо за чудесный зимний вечер,
Безлюдный парк, что в желтых фонарях,
И легкий снег, что падал нам на плечи
И Вашу доброту, сиявшую в глазах.

Спасибо за безмолвность узких улиц
И старое кафе, куда мы просто так
Вдруг заскочили греться от распутиц,
И Вашу недосказанность в словах.

Спасибо за улыбку в этот вечер
И нежный поцелуй, застывший на руке,
Спасибо за случайность нашей встречи,
За теплоту души, что подарили мне.

МОЙ ВИЛЬНЮС

Старинных улиц лабиринт кривой,
Барокко с готикой средь куполов церквей
И радуги мостов с задумчивой рекой,
В наследство замки от былых князей.
Страницы памяти листая иногда
В твоей судьбе свой путь я вижу вновь -
Где свой рассвет встречал десятый А,
Где первый поцелуй и первая любовь ...
Где юность наша быстро пронеслась
Под сводами у древней Альма Mатер,
Где связь веков еще не прервалась,
Где каждый жил и верил в свой фарватер.
И пусть седой легенды княжий сон
Как благовест над городом кружится
В хрустальный колоколен перезвон
Я до сих пор не в силах не влюбиться…