Под тенью Фауста циклы стихов

***
                Время- лучшее лекарство,
                верь тому, что предстоит…
                Гете «Фауст» в переводе Б.Пастернака

Грифелем зари-карандаша
метит ангел зыбкое бессмертие,
и встает на цыпочки душа,
отмечая первое и третье,

отмечая будущий потоп
и припомнив роковые даты,
время расстреляет глупый лоб,
но не уберечься от расплаты,

но пушистый коврик не распять,
выбросив под ноги, но разбиться
нам незримый разрешит опять,
обожженной чиркая зарницей–

тот, незримый и мохнатый зверь,
время, быстроногое лекарство,
вот течет: и снизу, и теперь,
сверху, из прозрачного пространства,–
шаровою молнией, свежо,
грянет в ствол, меня не обожжет…



***
                Спасенный раз, навеки спасен…
                Гете «Фауст» в переводе Б.Пастернака
Спасенный раз, спасен навеки,
к учителю направлю взор,
молитвой окропляя веки,
ведя безмолвный разговор.

Где Аллал-Минг* стремился в горы,
встает Тибет в рассвете дня,
зажав в руке лугов просторы,
своей священностью маня,–

там Бог ему придвинул чашу,–
остался он в долине стражем,
стирая смертности оскал
у всех сорвавшихся со скал.
О, Аллал-Минг, о, Аллал-Минг,
Я постигаю этот миг!

*Аллал-Минг– Тибетский подвижник, принесший себя в жертву людям.



***


                И тяжело грести усталым
                гребцам в последнем челноке…
                Гете «Фауст» в переводе Б.Пастернака

Донник желтый, донник белый,
голубые паруса,
снизу вверх и глубже, смело
загребая в небеса,

и по лестнице строптивой,
мачтами скрепляя высь,
позвоночками рептилий
зацепляясь за карниз

мира верхнего, тугого,
подхватив меня с собой,
и не надо мне другого
вздоха травного, прибой

бьет у ног, родной, медовый,
и в целебном челноке
я плыву, браслет терновый
жжет запястье на руке.

Тяжело грести и мнится,
что прозрачное весло
извлекает из водицы
тайный смысл бездонных слов…




***



                Я навожу мосты над хлябью…

                Это чудо, ткань жива,
                Все кругом полно родства…

                Гете «Фауст» в переводе Б.Пастернака


Рассыпаясь на зарницы,
взорван день прострелом птицы
и уходит в ночь, и мнится:
приворотная заря
в горловинах сентября
краски выбросит не зря.

Так одно гнездо завито
по-над днем, где воздух выпит
неразборчивою выпью, –
сколько будет этих дней,
свитых гнезд, свистящих пней
после памяти моей?

«Это чудо, ткань жива,
все кругом полно родства» –
кружит дней веретено,
бьет прозрачною стеной,
наводя мосты над хлябью,
первозданных астролябий…



***
                Меня до исступленья злит
                Бесстыдство тех, кто знаменит…
                Гете «Фауст» в переводе Б.Пастернака

Растет рассвет, и день встает,
и птицы выстроят полет–
свершится все интуитивно
в кудрявой нашей жизни дивной,
но вот злаченую мантилью
наденет недруг меркантильно –
«меня до исступления злит
бесстыдство тех, кто знаменит…»




***
Лето божественно тает,
сердце колышет ковыль,
истина где-то в деталях,
возле словесной травы,

возле вселенского края –
он, словно ворот, провис,
над головою и далее,
тайной звеня, сверху вниз.

Август закручен сухою,
ниткой-пучком мятлика
солнца жаровня стихает,
дождика просит закат.

Просит взрыхленная память
вспомнить тот детский урок,
травку в руке зажимая, –
«курочка иль петушок?»

Истина где-то в деталях
родины малой, страны,
отлита в травах медальных,
по-над погостом родных…

***

Брожу по старому погосту
поддержку предков сохраня,
здесь стелы встали не по росту:
здесь мрамор белый, там – броня

отлита в цехе, экс-литейном,
где за работу человек
в советский час и экс-партийный
наштамповал  на целый век

громады серых пирамидок–
они, бесплатные, в чести,
в значении броских похоронок
должны торжественность нести.

Вот пробираются кульбитом,
руками разгребая даль,
между колоннами гранита,
где пацанов лихих педаль…

А этот призрачный и тихий,
слезою скромный змеевик –
под ним уж, наркотой привитый,
нашел покой свой призывник…

А рядом – мать, что под дубовым
всегда печалится  крестом…
Скрипят могильные опоры
и множат жертвы в поле том…

Растет Россия на погосте,
грядет печальная трава,
и прибывают тихо « гости» –
эпохи модной караван…


***
Воздуха, больше воздуха,
да опахальный веер,
словно славянским лемехом,
режет пути на север.

Там распускает лилии
северная звезда –
сверхзвуковые линии,
литерные поезда.

Ветер, пространство, воля,
воздуха дикий край,
и горизонта голый,
травами вспаханный рай…

***
Манжетка, тмин да пижма,
нивянник, лопухи,
прости меня, Всевышний,
в траве пишу стихи.

Не розу воспеваю,
а подмаренник, тмин
на музу уповая,–
лядвенец и полынь.

И чина луговая,
и погремок большой
в душе моей сгорают
любовью затяжной.

Трава, трава России,
косил бы и косил,
глядишь, цикорий синий
прибавит сердцу сил.

А если ветер острый
уронит на лугу,
взойдет костер безостый
да мяты тихий круг…