Какая погода в просторе Циклы стихов

***
Трубач сыграет на побудку,
туман качая на виске,
напомнив, как Великий Путник
чертил мне знаки на песке.

Они ссыпаются, как мята,
и обжигают мне ладонь,
слезой сочится день распятый,
а прошлый жжет еще – огонь...

Придет, шепнет и уготовит
какой немыслимый сюжет,
когда в тропе скупой и торной
давно медовых меток нет…


***
На белой хрупкой улице,
где зерна снегопада
врастают в тропку-умницу
под ледниковым взглядом,

и любо мне, и дорого
над холодом струиться
в обнимку с теплым облаком
или прозрачной птицей.

Воркует ангел рядышком,
и сон смежает очи,
перебирая перышки
позолоченых строчек.


***
Вьется, с небес спадая,
облачный Козерог,
стая лучей гнедая, –
звездной энергии ток.

Клеммы плечей провиснут,
примут заряд и без
всякого, всякого смысла –
Бог это или бес?..



***
Вечная, как стремянка,
к небу, горам, тайге,
тропка моя, славянка, –
жизни моей букет.

Вьется, сжимаясь цепью,
возле усталых век,
возле пруда и степью,
словно родной человек.

Глина, песок и галька,
клевер да лопухи,
солнце, тропа - идальго,
жаркий обвал стихий.

Мой поводырь, насмешник,
призрачный скоморох,
тропка, на зорьке вешней
вышепни, где подвох…

Вечная, как стремянка,
к небу, горам, тайге,
тропка моя, славянка, –
жизни моей букет.



***
Не цепляйся ко мне, инфантильная горечь,
не убрали в ножны, не упрятали тот меч,
да с которым еще от тщеты отбивалась,
да пускала слезу от обиды, хоть малость…

Прописались к подошвам слепые ракушки,
и рублево першила в кальяне отдушка,
как забросила в ночь свои зелены очи,
там сквозными тире так пестрит многоточие…

С неба сыплется дождик – не пули, дробинки,
каждый день, соло- праздник мой, не поминки,
и хотя все стволы от берез забинтованы,
ветер кудри их лечит, и очень взволнованно.


***
Полдень: жара, и тленье,
медного цвета яд
вытравят вожделенья –
сумрак земных утрат.

Горькое дуновенье
сильного бытия,
выдаст стрижей смятенье,
лист водопадный, и я

вижу, как он прокован,–
кто загадал резьбу?
Вихрем взмывает ворон –
тайна, монах, табу…


***
Прилепились к небу стаи
светлокрылых облаков,
их истории листаю
меж глазницами веков.

Мысли падают дождями:
вздохи, шелесты людей, –
что напутано вождями
в папках планов и идей…

Прочитайте, прочитайте
ностальгию облаков,
только отблеск на асфальте,
словно возглас дураков…


***
Репейник, дедовник, зануда –
библейская травка густа,
цеплялась крючками в Иуду,
чело обжигала Христа.

Терновник, волчец, худоярник,
в садах возле лилий и впрок,
шипами сражая кустарник,
бежит между нами, как ток

высокой торжественной муки,
в России и в божьей земле,
когда в покаянии руки,–
укол не дает им сомлеть.


***
Под небом, выпитым и рыжим,
все небоскребы ярких хижин
стоят, набиты мишурой,
в них пир, в них пир идет горой,
и этот пир в тисках чумы
опишут светлые умы…

***
Какая погода в просторе?
Меж нами – Саргассово море,
морщины твоих дорог
все с запада на восток…

И волосы, ветви коралла,
текут в глубине, у причала,
а звуки со знаком вины
под небом разъединены.

Под куполом древняя риния
все точит свои чудо-линии.
Какая погода у нас?
Ах, вечно бы – Яблочный спас!
Но мне по морщинам брести:
прости, боже мой, ах, прости!


Земное яблоко                Изобретателю первого глобуса,
                немецкому математику,
                географу и путешественнику Мартину Бехайму
Врастает мир в меридианы,
а параллели крутит шар,
и эту сетку в идеале
земной окутывает жар.

Завьются травы, всходят споры,
текут деревья снизу вверх,
шуршат пески и знойный скорый
торнадо сбросит свой доспех.

Тайфун завинчивает гайки,
встречаясь с лавой заливной,
кричат над котловиной чайки,
зависнув круто над волной.

Тень мирового океана,
где риф коралловый провис,
развесит ливень над Гвианой
иль холодом обвесит лес.

Пески зыбучие забьются,
из речки выпорхнет осетр,
земное яблоко на блюдце
географ нам преподнесет.

Не знал тогда он белых пятен,
на астролябии простой,
сумел сказать, как необъятен
как хрупок мир наш заводной.

Вот катит глобус, так расцвечен,
следами экспедиций жив,
и яблоком простым и вечным
дрожит, как в небе миражи.

*«Земное яблоко" – шар из папье-маше, 54 см в диаметре, покрытый гипсом и обклеенный пергаментом, в 1492 году был выставлен на всеобщее обозрение и вызвал огромный интерес у жителей Нюрнберга.  На нервом глобусе не было указаний широты и долготы по современному методу, но обозначался экватор, меридианы, тропики и изображения знаков зодиака. В работе над глобусом его изобретателю Мартину Бехайму помог художник Георг Глокендон, который изобразил на нем 111 миниатюр, 48 флагов и 15 гербов.