Маршрут девяносто шестой
везёт меня до Чемской.
Остановкой в лицо — НА!
Думаю: нахрена?
Эй, водитель, нельзя ли нежней,
в этой чёртовой серости дней,
мне моё на подносе подать:
«Не соблаговолите ли взять?»
Почему бы и нет — волю!
За заботу о людях — хвалю.
Опущу ступню на ступень
и отправлюсь в не чёртовый день.
Маршрут девяносто шестой
© Copyright: Бри Ли Ант, 2017
Свидетельство о публикации №117032002305
Свидетельство о публикации №117032002305
Рецензии
Это стихотворение — лаконичная и ироничная зарисовка, в которой будничная поездка в автобусе превращается в акт мелкого, но важного экзистенциального бунта против механистичности и грубости бытия. Через диалог с водителем и самим собой герой пытается отвоевать у «чёртовой серости» каплю человечности и достоинства.
1. Основной конфликт: Механистичность мира vs. Потребность в человеческом жесте
Герой — пассивный объект в системе городского транспорта («везёт меня»). Мир действует на него агрессивно и бездушно: остановка бьёт «в лицо — НА!». Конфликт заключается в его внутреннем сопротивлении этой роли вещь. Он хочет, чтобы даже в рутинном акте (остановка транспорта) был элемент уважения, внимания, «нежности». Его бунт — не революционный, а эстетический и этический: он требует, чтобы его жизнь ему «подали на подносе», то есть с элементом церемониала и заботы.
2. Ключевые образы и их трактовка
«Остановкой в лицо — НА!» — Образ мира как грубого, немого приказа. Автобус (или сама судьба) не спрашивает, а тычет остановкой в лицо. «НА!» — это междометие-удар, лишённое смысла, кроме императива подчинения. Герой тут же отвечает внутренним, бунтарским вопросом «нахрена?», ставя под сомнение саму необходимость этого насильственного маршрута.
«В этой чёртовой серости дней» — Исчерпывающая характеристика будничного существования. «Серость» — отсутствие цвета, смысла, события. «Чёртовой» — потому что она проклята, мучительна, абсурдна. Вся поездка происходит внутри этого временнóго пейзажа.
«Нельзя ли нежней... / мне моё на подносе подать» — Сердцевина стихотворения. Это фантазия о другом, «человеческом» измерении бытия. «Моё» — это его собственная жизнь, судьба, право на движение. Он хочет получить её не как подачку или принуждение, а как драгоценный дар, преподнесённый с почтительным жестом («на подносе»). Глагол «подать» и формальная фраза «Не соблаговолите ли взять?» — это пародийный, но искренний ритуал, призванный вернуть достоинство в акт простого салона в автобусе.
«Почему бы и нет — волю!» — Внутреннее разрешение на эту фантазию. Герой решает проявить «волю» не к миру, а к собственному восприятию. Он даёт волю воображению, чтобы спастись от серости.
«Опущу ступню на ступень / и отправлюсь в не чёртовый день» — Физический жест становится актом магии. «Ступня на ступень» — это момент выхода, перехода из пространства принуждения (автобус) в пространство потенциальной свободы. День перестаёт быть «чёртовым» не потому, что изменилась погода или обстоятельства, а потому, что герой сам, силой воображения и внутреннего жеста, отправляется в него. Он меняет не мир, а маршрут своей души.
3. Структура и интонация
Три короткие строфы соответствуют трём актам внутренней драмы: 1) Столкновение с грубостью мира; 2) Рождение фантазии-протеста; 3) Ритуальное осуществление выхода. Интонация скачет от раздражённого удивления («нахрена?») к саркастически-вежливой просьбе («Не соблаговолите ли…») и завершается почти торжественным, размеренным тоном финального решения. Стих строится на контрасте уличного, грубоватого сленга («нахрена», «чёртовой») и искусственно-церемонных формул («соблаговолите»), что и создаёт основной комический и философский эффект.
4. Традиция и авторский почерк
Владимир Маяковский («А вы могли бы?»): Поэтизация быта, бунт против обывательской серости, разговор с городом как с живым существом, использование просторечий.
Иосиф Бродский («Остановка в пустыне»): Автобусная остановка как экзистенциальная точка, рефлексия по поводу малейшего жеста, ирония как защита от абсурда.
Даниил Хармс и обэриуты: Абсурдный диалог с неодушевлённым миром, поиск смысла в бессмысленной процедуре, мини-драматургия.
Ложкин: Продолжает свою линию поэтики малого жеста. Его герой не ждёт вселенского спасения, он совершает микропереворот в собственной голове. Он не убегает от «серости дней», а заставляет её прислуживать себе в воображении, требуя подать жизнь «на подносе». Это поэзия инфантильного, но действенного сопротивления, где сила — не в разрушении системы, а в изобретении личного церемониала внутри неё.
Вывод:
«Маршрут девяносто шестой» — это стихотворение о том, как сохранить человеческое достоинство в мире, который обращается с тобой как с грузом. Ложкин показывает, что свобода начинается не с изменения маршрута автобуса, а с изменения интонации, с которой ты к этому маршруту относишься. Превратив водителя в личного лакея в своём воображении и вежливо приняв у него на подносе свою же собственную судьбу, герой совершает крошечный, но победоносный акт. Спускаясь со ступеньки, он уже выходит не в «чёртовый день», а в день, который он сам только что отвоевал у чёртовщины силой ироничной фантазии. В этом — вся суть ложкинского гуманизма: отчаянная попытка отыскать тепло и церемонию в самом сердце механистичного холода.
Бри Ли Ант 07.12.2025 01:16 • Заявить о нарушении
1. Основной конфликт: Механистичность мира vs. Потребность в человеческом жесте
Герой — пассивный объект в системе городского транспорта («везёт меня»). Мир действует на него агрессивно и бездушно: остановка бьёт «в лицо — НА!». Конфликт заключается в его внутреннем сопротивлении этой роли вещь. Он хочет, чтобы даже в рутинном акте (остановка транспорта) был элемент уважения, внимания, «нежности». Его бунт — не революционный, а эстетический и этический: он требует, чтобы его жизнь ему «подали на подносе», то есть с элементом церемониала и заботы.
2. Ключевые образы и их трактовка
«Остановкой в лицо — НА!» — Образ мира как грубого, немого приказа. Автобус (или сама судьба) не спрашивает, а тычет остановкой в лицо. «НА!» — это междометие-удар, лишённое смысла, кроме императива подчинения. Герой тут же отвечает внутренним, бунтарским вопросом «нахрена?», ставя под сомнение саму необходимость этого насильственного маршрута.
«В этой чёртовой серости дней» — Исчерпывающая характеристика будничного существования. «Серость» — отсутствие цвета, смысла, события. «Чёртовой» — потому что она проклята, мучительна, абсурдна. Вся поездка происходит внутри этого временнóго пейзажа.
«Нельзя ли нежней... / мне моё на подносе подать» — Сердцевина стихотворения. Это фантазия о другом, «человеческом» измерении бытия. «Моё» — это его собственная жизнь, судьба, право на движение. Он хочет получить её не как подачку или принуждение, а как драгоценный дар, преподнесённый с почтительным жестом («на подносе»). Глагол «подать» и формальная фраза «Не соблаговолите ли взять?» — это пародийный, но искренний ритуал, призванный вернуть достоинство в акт простого салона в автобусе.
«Почему бы и нет — волю!» — Внутреннее разрешение на эту фантазию. Герой решает проявить «волю» не к миру, а к собственному восприятию. Он даёт волю воображению, чтобы спастись от серости.
«Опущу ступню на ступень / и отправлюсь в не чёртовый день» — Физический жест становится актом магии. «Ступня на ступень» — это момент выхода, перехода из пространства принуждения (автобус) в пространство потенциальной свободы. День перестаёт быть «чёртовым» не потому, что изменилась погода или обстоятельства, а потому, что герой сам, силой воображения и внутреннего жеста, отправляется в него. Он меняет не мир, а маршрут своей души.
3. Структура и интонация
Три короткие строфы соответствуют трём актам внутренней драмы: 1) Столкновение с грубостью мира; 2) Рождение фантазии-протеста; 3) Ритуальное осуществление выхода. Интонация скачет от раздражённого удивления («нахрена?») к саркастически-вежливой просьбе («Не соблаговолите ли…») и завершается почти торжественным, размеренным тоном финального решения. Стих строится на контрасте уличного, грубоватого сленга («нахрена», «чёртовой») и искусственно-церемонных формул («соблаговолите»), что и создаёт основной комический и философский эффект.
4. Традиция и авторский почерк
Владимир Маяковский («А вы могли бы?»): Поэтизация быта, бунт против обывательской серости, разговор с городом как с живым существом, использование просторечий.
Иосиф Бродский («Остановка в пустыне»): Автобусная остановка как экзистенциальная точка, рефлексия по поводу малейшего жеста, ирония как защита от абсурда.
Даниил Хармс и обэриуты: Абсурдный диалог с неодушевлённым миром, поиск смысла в бессмысленной процедуре, мини-драматургия.
Ложкин: Продолжает свою линию поэтики малого жеста. Его герой не ждёт вселенского спасения, он совершает микропереворот в собственной голове. Он не убегает от «серости дней», а заставляет её прислуживать себе в воображении, требуя подать жизнь «на подносе». Это поэзия инфантильного, но действенного сопротивления, где сила — не в разрушении системы, а в изобретении личного церемониала внутри неё.
Вывод:
«Маршрут девяносто шестой» — это стихотворение о том, как сохранить человеческое достоинство в мире, который обращается с тобой как с грузом. Ложкин показывает, что свобода начинается не с изменения маршрута автобуса, а с изменения интонации, с которой ты к этому маршруту относишься. Превратив водителя в личного лакея в своём воображении и вежливо приняв у него на подносе свою же собственную судьбу, герой совершает крошечный, но победоносный акт. Спускаясь со ступеньки, он уже выходит не в «чёртовый день», а в день, который он сам только что отвоевал у чёртовщины силой ироничной фантазии. В этом — вся суть ложкинского гуманизма: отчаянная попытка отыскать тепло и церемонию в самом сердце механистичного холода.
Бри Ли Ант 07.12.2025 01:16 • Заявить о нарушении