Случайное, являясь неизбежным
приносит пользу всякому труду.
Ведя ту жизнь, которую веду
Я благодарен бывшим белоснежным
Листам бумаги, свернутым в дуду.
И.Б.
*
Промчалась юность коридором – блажен, кто выучиться смог, кто выудить сумел из школы каких-нибудь познаний впрок: из Пушкина две-три цитаты, из Лермонтова кое-что, велись горячие дебаты: "Кто снял с Акакия пальто?" Учили в будущее верить – мол де у нас – крутая стать! – «Аршином общим не измерить» – и не пытайтесь измерять! Судьба задумана Всевышним, умрешь и пьют за упокой – в России запросто стать лишним мог всякий, в принципе - любой. Печорин, помнится, по книжке тоску свою не излечил. Коня, чеченскому мальчишке, в обмен на девушку вручил. А та, княжна и недотрога, таких он прежде не встречал. Украл, потешился немного и, непременно, заскучал. Действительно, что делать с Бэлой? Вести горянку в высший свет? Она по-русски не умела ни бэ, ни мэ, ни да, ни нет! Ну, вот и лишней оказалась – кто не у дел – покиньте строй! И Бэла с жизнью распрощалась и Лермонтов, и наш герой... Будь ты поэт, актер, писатель – любимец всех партийных дам, ученый, гений, испытатель – ты, только мертвый дорог нам! Не отступая ни на йоту, от пятилетки ни на шаг - дань отдавали «Идиоту» и то, читая кое-как. Все помнят - гордая Настасья, Рогожин и Епанчины в разнообразных ипостасях в романе изображены. Князь Мышкин, давеча, сконфужен, а был он праведник святой, в карете выбрался на ужин с идеей чистой и простой. Но тут, Настасья денег пачку, швырнула яростно в камин, чтоб полз за ними на карачках презренный Ганечка один! А Мышкин, сам не взял наследства – был бескорыстен наш кумир - так и воспитывался с детства, а мог жить с Настей, как банкир! Но, не было б тогда романа, никто бы вовсе не страдал душой загадочной и странной, нормально б ел, нормально спал. А Достоевский точно в мыле, с утра до ночи мог писать, его и на хромой кобыле Тургеневу не обскакать! От нас трагедий не убудет - он совесть в душах бередил, так ковырялся в "бедных людях", аж до печенок доходил! Его манили петрашевцы, их путеводная звезда – но царь поймал и всыпал перцу, мол-де "уймитесь, господа!"
Читал я, как у Гончарова Тургенев крал сюжет затей и тот боялся молвить слово, скрывая замыслы идей. Вот хмыкнет Гончаров: Му-му! - Тургенев, разгадав задачку напишет повесть - почему Герасим шел топить собачку. Но Гончаров обид собрал и подал жалобу, однако, суд плагиата не признал: любая истина двояка.
А вкус воспитывал Белинский! Выискивал, что где ни так, и рассылал свои записки – любой на критику мастак. Но с Гоголем ждала осечка, тот Чичикова взял – и с ним, все "души" с горя кинул в печку, а Чичиков-то был живым! Белинский страшно изумился: "Ах, Боже, что ж я натворил?" В таланте гений усомнился и души мертвые спалил! – Но не беда! у нас богата литературная стезя, писали ведь не за зарплату – затем, что не писать нельзя. От чистых чувств, от альтруизма, искусству что ж не послужить, как не любить свою Отчизну?! И в то же время… как в ней жить?
Я взял «Грозу» в начале мая: «Луч в темном царстве» – где же луч?! - Екатерина не святая, и ум не то, чтобы могуч. Островский разные картины не покладая рук ваял и образ бедной Катерины нас дикой скукой донимал. Под сказки странниц, богомолок она, тишайшая росла. В семье мещанства и разборок, дурной погодой не снесла. Не Жанна д`Арк и это точно, поди, ни Роза Люксембург - зачем бежать и темной ночью с высокой кручи делать бух? Она не шла на баррикады, а после этого в тюрьму, но Добролюбов, как в награду назвал лучом, а почему? - Душа запуталась в трех соснах: муж – выпивоха и дебил, любовник – тоже тип несносный: то он любил, то не любил... «Что делать?» – Чернышевский знает, "Кто виноват" и как помочь, он Верой Павловной бодает - бедняжка дрыхнет, день и ночь! Уже давно настало утро, а Вера Павловна храпит подряд глав десять, непробудно! Все бдят, она одна не бдит! Мануфактура мне не снится, я спать ложусь, как дед Пихто, мне б до подушки дотащиться, мне б только расстегнуть пальто! А Вера сон четвертый видит про революцию в стране: капиталистов ненавидит, хоть обеспечена вполне. – Там Чернышевский вгонит в спячку – тут Горький с Ниловной поспел - она ввалились враскорячку в литературу – образ грел! С нее пошло влиянье в массы, прошу прощенья за фольклор: Мать Ниловна и Павел Власов, а с ними кучка педерастов Марксистский сделала костер. Мамаша бублика лепила и в бублик прятала газеты, в обед путиловцам носила свежепартийные декреты. Рабочий люд, не смыв мазута, читал декреты по складам, кипела умственная смута и близок был большой бедлам... Как ухитрились работяги, весь "Капитал" перелистать? Мы из-под палки, бедолаги, зубрили, грызли – не понять!» От этой истины великой спасенья не было нигде: – Маркс с Энгельсом, флажок с гвоздикой в ряд - бородою к бороде! А с боку вездесущий Ленин - со всех плакатов и со стен - лоботомия поколений, психоз, гипноз и прочий крен! Зато мы выкрикнули миру своей поруганной судьбой: "Не создавай себе кумира, тем паче – силой и борьбой!"
Но слава Богу, постепенно прошли лихие времена и нас настигли перемены, переменился строй, страна. Исчезли два курчавых немца, забыт ненужный "Капитал",
но у людей не хватит сердца оплакать кто, что потерял. Трагичен опыт нашей жизни: святые помыслы ведут к тому, что от любви к Отчизне быстрей, чем мухи, люди мрут! Где б ты не жил, где б не родился, как бы Россию ни любил, есть выбор – этот застрелился, тот сам кого-нибудь убил. Есенин, Клюев, Блок, Марина и Гумилев, и Мандельштам – сынам отечество - чужбина! – Кругом подлог, донос, бедлам. Везде силки, капканы, сети, допросы голод да мороз, они ж – доверчивы, как дети! И белый снег, и капли звезд, и ветер, и дождя иголки слетали в столбики стихов - пылятся книжечки на полке для лучших, будущих веков. Я их хранил, как обереги, без них немыслимо расти – Печорин, Рудин и Онегин не знали, как себя спасти. Хотелось в бой вступать с судьбою во имя самых светлых чувств, хотелось жертвовать собою, пусть будет то, что будет - пусть! Любить свою литературу, дружить до смертного одра и собирать макулатуру, и собираться у костра, влюбляться, как лицейский Пушкин, влетая в школу спозаранку, где с юных душ снимали стружку педагогическим рубанком. Партийностью давила пресса, в глазу торчала как бревно история КаПаэСэСа и вся страна жила без секса - документальное кино! Ну, вот в предании глубоком остался двадцатый первый съезд, расцвел в Россиюшке, нивроку, сплошной телесный перевес. Никак духовные начала не разомкнут тугих оков и нет душе моей причала у тех родимых берегов, где рос под ветром одуванчик, да разлетелся пухом в прах. Глядишь назад: "А был ли мальчик?!" А был ли мальчик в тех краях?
А был ли мальчик?
© Copyright: Сан-Торас, 2017
Свидетельство о публикации №117031909020
Свидетельство о публикации №117031909020
Рецензии
Изумительно! Тонко, остро, достоверно... и Бог мой, какой язык...какой язык!!!
Вот ведь не напрасно нас учили все же!...
Татьяна Брэйв 04.04.2017 21:38 • Заявить о нарушении
Вот ведь не напрасно нас учили все же!...
Татьяна Брэйв 04.04.2017 21:38 • Заявить о нарушении
Учили, мжт, и не напрасно, Танечка, но... все же, чаще всего, мне удавалось любить предметы, кагбэ вопреки...
Допустим, мне удалось полюбить историю, вопреки нашему историку Исааку Львовичу,
по кличке Харкалка, с его натуральным наплевательством на ВСЕ события до н.э. и после.
Исаак Львович, в прямом смысле заплевывал каждую эру во время невнятного пояснения ее сути. Этот, коротенький лысый «Геродот» с полипозным клювом, влеплял в доску такую смачную точку, что мел отлетал фонтаном белых брызг во все стороны.
Свои письмена Исаак Львович неизменно заканчивал характерным харком:
уточнив римскими цифрами новую эру, он с размаху влеплял в нее точку салюта,
затем застывал, шумно вытягивая воздух из класса и наполнившись им,
конвульсивно извергал из своих прокуренных недр коричневую мокроту прямо
в сложенные лодочкой измелованные ладони.
Рассмотрев это содержимое, Исаак Львович яростно растирал его и умыв,
таким образом руки, открывал журнал, приступая к допросу:
- Тэк-с, мурлыкал в ус, удовлетворенный самоочищением историк - кто отличится?
Гораздо хуже дело обстояло с литературой.
Наш словесник - Арнольд Палыч Аптекарь, обожал волокиту, измываясь над нами ненамеренно, а просто потому, что он сложно существовал сам по себе.
Арнольд Палыч обычно занимал собой чужое пространство с манерой наскочить и брюзгнуть слюной. Вся его личность состояла из гремучего сплава вздорных эмоций:
Он содержал много лишнего веса, бурого носа и мало губ.
Зато, когда он улыбался - два дверных глазка под близорукими линзами роговых очков, неожиданно съезжались к переносице, делая лицо Аптекаря лукавым и даже милым.
Он зачесывал свою лысину одинокой каурой прядью, исправно укладывая ее аккурат от мохнатого уха через розовый череп на правый бочок.
Весь процесс осуществлялся стихийно, спохватившись посреди урока, он выдергивал
из нагрудного кармана синюю расчесочку и, зацепив непокорную прядь,
восстанавливал зыбкое сооружение на место, а закончив укладку, стремительно подносил расческу к губам и сдунув мощными ветрами мерзкую перхоть, на время успокаивался. Однако, строптивый локон постоянно соскальзывал и действие повторялось. В конце дня, бесполезно занятый своей неблагодарной красотой, Аптекарь бродил растрепанный как панк - с длинной жиденькой пряжкой с одного края и бесстыжей лысиной с другого.
Безграмотное письмо его будоражило, грамматические ошибки разъяряли, как личное оскорбление, он суетливо хватал тетради, обнюхивал их и тут же бросал, утратив интерес. С отвращением обозрев аудиторию, Арнольд Павлыч открывал журнал и по слогам произносил фамилию. Ученик шел к доске, становясь на лобное место.
Распахнув его диктант, он сминал страницы, точно намереваясь утереться ими и сотрясал тетрадью:
«Я щас закатаю такую пощечину, и жалуйтесь, кому хотите!».
При этом багровея наш учитель азартно заворачивая обшлаг рукава и показывал
всем свой волосатый кулак. Никому никогда Арнольд Палыч не «закатал» никакой пощечины, но, видимо, сама мысль воодушевляла, согревая его безбрежную душу.
Он часто требовал меня к доске, диктуя одно и то же предложение:
«Из-под куста мне ландыш серебристый приветливо кивает головой».
Нужно было подлежащее подчеркнуть одной чертой, сказуемое - двумя и сообщить,
что предлог «из-под» пишется через черточку.
Вероятно, это предложение успокаивало Арнольда Палыча, ибо после него он умиротворялся и входил в колею.
Совсем другим был наш однорукий математик - Однорукий - это было его last name, first and middl name и было его основной приметой.
- Встретимся после уроков, у вас сейчас кто?
- Однорукий.
- Фу! Ну, ни пуха!
Однорукий математик был неулыбчив, неподвижен и конкретен, как наука дактилоскопия. Свои мысли он излагал ребусами.
Его протез всегда покоился в левом кармане, как будто он там что-то прятал.
Никто из учителей не носил рук в карманах - это мог позволить себе только однорукий математик. Он входил в класс боком, как в опасное место,
разворачивался всем корпусом и устремлял в нашу глубь наминающий взор.
Однажды, метнувшись к доске и не обнаружив там тряпки он огорчился:
- Кто дежурный?
Разрезая душную атмосферу недобрых предчувствий, математик
двинулся на дежурного Вовку:
- Ищи! - гаркнул он.
Взъерошившись тот, пошарил под партой.
- Ищи! - рявкнул математик, дернув ноздрей.
Вовка открыл портфель и протянул дневник.
- Ищи! - взвыл Однорукий, вперяя в него сакральный взгляд.
Вовка, озираясь вяло полистал тетрадь.
- Еще ищи!
Вовка обмяк, не понимая, что искать и где.
- В карманах ищи! - дирижировал математик.
Из карманов выворачивался на парту драгоценный мальчишечий хлам.
- Ищи! Ищи! Ищи!
Но Вовка, исчерпав варианты, обессилел - тощие руки, разобщившись с телом отстраненно повисли, двумя плеточками.
- Совесть свою ищи! - ткнув его в лоб, закончил свое выступление Однорукий.
Пока белобрысая Вовкина голова мотнувшись, приблизительно вставала на место, Математик развернув туловище и, переместив его к доске, добротно вытирал ее спортивными штанами дежурного.
Кроме него, меня занимали физкультурник и физичка.
Физкультурник был худым, сухопарым и одноглазым, (I'm sorry).
Он носил знаковый для эпохи застоя синий, спортивный костюм со вздутыми,
точно чашки бюстгальтера, коленями.
Костюм имел вид, будто физрук провел всю жизнь в тамбуре плацкартного вагона.
Лицо его с древесными морщинами было малоподвижно, у левого виска,
изумленно застыл потухший вставной глаз, но на пупыристой шее задорно
торчал острый, прыгающий кадык.
В раздевалке спортзала всегда стоял крутой дух цирковых кулис.
От самого физкультурника мощно несло вольером.
Он ценил свой предмет и обещал девочкам, - если они не научаться прыгать через козла, то непременно обабятся.
Физкультуру вполне можно было терпеть, если б не приходилось после потной физ-ры снова напяливать форму.
Моя страсть к спорту не выдерживала таких испытаний.
А физику преподавала Лариса Бениционовна, по кличке Бацилла. Она имела оба глаза, но одним перманентно косила и были у нее, как у тихоокеанской акулы плотные рядки мелких острых зубов, ходила Бацилла круглый год в кримпленовом, зеленом халате, застегнутом на золотые, оттрепанные пуговицы и складывалось впечатление, будто она
в нем родилась и дала священный обет не снимать до гроба.
Бацилла не имела возраста, не пользовалась косметикой, ничем не пыталась себя приукрасить. К школе она подруливала верхом на мотоцикле, из-под красного шлема трубой торчал залихватски-кучерявый пегий хвост.
Для полного шика ей просто недоставало стиля. Вот если б Ларису Бениционовну угораздило зарулить во вражескую страну Америку - она бы стала крутой рокершей!
Ходила бы Бацилла, бряцая цепями в кожаной жилетке, с татуировками на локтях.
У нее был бы проколот язык, и пуп, и бровь. Она бы не зашивала розовые чулки белой ниткой и не заклеивала ползущие стрелки лаком для ногтей.
Бацилла бы брила свои мохнатые ноги и натягивала б на них дырявые лосины,
потому что это very sexy!
Неотразимо гламурная, носилась бы она по highway-у с каким-нибудь культуристом,
и была б в ее судьбе великая гармония интимных ощущений.
Но увы, Лариса Бениционовна была чисто совковым продуктом и потому, вместо роскошного гардероба у нее был - кримпленовый халат на всю жизнь,
и пегий хвост на все времена.
А вот учитель иностранного языка, Анатолий Васильевич, был высок, красив и провинциально элегантен; на нем отдыхал глаз. (Слав Бог, не косой, не хромой).
Он приходил в школу, словно на свидание - в светлом костюме с ярким галстуком и носовым платочком в нагрудном кармане. Верхом на скакуне c рапирой и в шляпе он был бы неотразим, как мушкетер.
Анатолий Васильевич нравился всем - легкий, изящный, голубоглазый, как свежий лютик, он порхал по классу, обожал каламбурить и с удовольствием цитировал мои дурашливые переводы.
.
Ой, Танечка - это будет бесконечно, как ремонт, который нельзя закончить, надо
просто остановиться:)))
Сан-Торас 05.04.2017 03:32 Заявить о нарушении
Допустим, мне удалось полюбить историю, вопреки нашему историку Исааку Львовичу,
по кличке Харкалка, с его натуральным наплевательством на ВСЕ события до н.э. и после.
Исаак Львович, в прямом смысле заплевывал каждую эру во время невнятного пояснения ее сути. Этот, коротенький лысый «Геродот» с полипозным клювом, влеплял в доску такую смачную точку, что мел отлетал фонтаном белых брызг во все стороны.
Свои письмена Исаак Львович неизменно заканчивал характерным харком:
уточнив римскими цифрами новую эру, он с размаху влеплял в нее точку салюта,
затем застывал, шумно вытягивая воздух из класса и наполнившись им,
конвульсивно извергал из своих прокуренных недр коричневую мокроту прямо
в сложенные лодочкой измелованные ладони.
Рассмотрев это содержимое, Исаак Львович яростно растирал его и умыв,
таким образом руки, открывал журнал, приступая к допросу:
- Тэк-с, мурлыкал в ус, удовлетворенный самоочищением историк - кто отличится?
Гораздо хуже дело обстояло с литературой.
Наш словесник - Арнольд Палыч Аптекарь, обожал волокиту, измываясь над нами ненамеренно, а просто потому, что он сложно существовал сам по себе.
Арнольд Палыч обычно занимал собой чужое пространство с манерой наскочить и брюзгнуть слюной. Вся его личность состояла из гремучего сплава вздорных эмоций:
Он содержал много лишнего веса, бурого носа и мало губ.
Зато, когда он улыбался - два дверных глазка под близорукими линзами роговых очков, неожиданно съезжались к переносице, делая лицо Аптекаря лукавым и даже милым.
Он зачесывал свою лысину одинокой каурой прядью, исправно укладывая ее аккурат от мохнатого уха через розовый череп на правый бочок.
Весь процесс осуществлялся стихийно, спохватившись посреди урока, он выдергивал
из нагрудного кармана синюю расчесочку и, зацепив непокорную прядь,
восстанавливал зыбкое сооружение на место, а закончив укладку, стремительно подносил расческу к губам и сдунув мощными ветрами мерзкую перхоть, на время успокаивался. Однако, строптивый локон постоянно соскальзывал и действие повторялось. В конце дня, бесполезно занятый своей неблагодарной красотой, Аптекарь бродил растрепанный как панк - с длинной жиденькой пряжкой с одного края и бесстыжей лысиной с другого.
Безграмотное письмо его будоражило, грамматические ошибки разъяряли, как личное оскорбление, он суетливо хватал тетради, обнюхивал их и тут же бросал, утратив интерес. С отвращением обозрев аудиторию, Арнольд Павлыч открывал журнал и по слогам произносил фамилию. Ученик шел к доске, становясь на лобное место.
Распахнув его диктант, он сминал страницы, точно намереваясь утереться ими и сотрясал тетрадью:
«Я щас закатаю такую пощечину, и жалуйтесь, кому хотите!».
При этом багровея наш учитель азартно заворачивая обшлаг рукава и показывал
всем свой волосатый кулак. Никому никогда Арнольд Палыч не «закатал» никакой пощечины, но, видимо, сама мысль воодушевляла, согревая его безбрежную душу.
Он часто требовал меня к доске, диктуя одно и то же предложение:
«Из-под куста мне ландыш серебристый приветливо кивает головой».
Нужно было подлежащее подчеркнуть одной чертой, сказуемое - двумя и сообщить,
что предлог «из-под» пишется через черточку.
Вероятно, это предложение успокаивало Арнольда Палыча, ибо после него он умиротворялся и входил в колею.
Совсем другим был наш однорукий математик - Однорукий - это было его last name, first and middl name и было его основной приметой.
- Встретимся после уроков, у вас сейчас кто?
- Однорукий.
- Фу! Ну, ни пуха!
Однорукий математик был неулыбчив, неподвижен и конкретен, как наука дактилоскопия. Свои мысли он излагал ребусами.
Его протез всегда покоился в левом кармане, как будто он там что-то прятал.
Никто из учителей не носил рук в карманах - это мог позволить себе только однорукий математик. Он входил в класс боком, как в опасное место,
разворачивался всем корпусом и устремлял в нашу глубь наминающий взор.
Однажды, метнувшись к доске и не обнаружив там тряпки он огорчился:
- Кто дежурный?
Разрезая душную атмосферу недобрых предчувствий, математик
двинулся на дежурного Вовку:
- Ищи! - гаркнул он.
Взъерошившись тот, пошарил под партой.
- Ищи! - рявкнул математик, дернув ноздрей.
Вовка открыл портфель и протянул дневник.
- Ищи! - взвыл Однорукий, вперяя в него сакральный взгляд.
Вовка, озираясь вяло полистал тетрадь.
- Еще ищи!
Вовка обмяк, не понимая, что искать и где.
- В карманах ищи! - дирижировал математик.
Из карманов выворачивался на парту драгоценный мальчишечий хлам.
- Ищи! Ищи! Ищи!
Но Вовка, исчерпав варианты, обессилел - тощие руки, разобщившись с телом отстраненно повисли, двумя плеточками.
- Совесть свою ищи! - ткнув его в лоб, закончил свое выступление Однорукий.
Пока белобрысая Вовкина голова мотнувшись, приблизительно вставала на место, Математик развернув туловище и, переместив его к доске, добротно вытирал ее спортивными штанами дежурного.
Кроме него, меня занимали физкультурник и физичка.
Физкультурник был худым, сухопарым и одноглазым, (I'm sorry).
Он носил знаковый для эпохи застоя синий, спортивный костюм со вздутыми,
точно чашки бюстгальтера, коленями.
Костюм имел вид, будто физрук провел всю жизнь в тамбуре плацкартного вагона.
Лицо его с древесными морщинами было малоподвижно, у левого виска,
изумленно застыл потухший вставной глаз, но на пупыристой шее задорно
торчал острый, прыгающий кадык.
В раздевалке спортзала всегда стоял крутой дух цирковых кулис.
От самого физкультурника мощно несло вольером.
Он ценил свой предмет и обещал девочкам, - если они не научаться прыгать через козла, то непременно обабятся.
Физкультуру вполне можно было терпеть, если б не приходилось после потной физ-ры снова напяливать форму.
Моя страсть к спорту не выдерживала таких испытаний.
А физику преподавала Лариса Бениционовна, по кличке Бацилла. Она имела оба глаза, но одним перманентно косила и были у нее, как у тихоокеанской акулы плотные рядки мелких острых зубов, ходила Бацилла круглый год в кримпленовом, зеленом халате, застегнутом на золотые, оттрепанные пуговицы и складывалось впечатление, будто она
в нем родилась и дала священный обет не снимать до гроба.
Бацилла не имела возраста, не пользовалась косметикой, ничем не пыталась себя приукрасить. К школе она подруливала верхом на мотоцикле, из-под красного шлема трубой торчал залихватски-кучерявый пегий хвост.
Для полного шика ей просто недоставало стиля. Вот если б Ларису Бениционовну угораздило зарулить во вражескую страну Америку - она бы стала крутой рокершей!
Ходила бы Бацилла, бряцая цепями в кожаной жилетке, с татуировками на локтях.
У нее был бы проколот язык, и пуп, и бровь. Она бы не зашивала розовые чулки белой ниткой и не заклеивала ползущие стрелки лаком для ногтей.
Бацилла бы брила свои мохнатые ноги и натягивала б на них дырявые лосины,
потому что это very sexy!
Неотразимо гламурная, носилась бы она по highway-у с каким-нибудь культуристом,
и была б в ее судьбе великая гармония интимных ощущений.
Но увы, Лариса Бениционовна была чисто совковым продуктом и потому, вместо роскошного гардероба у нее был - кримпленовый халат на всю жизнь,
и пегий хвост на все времена.
А вот учитель иностранного языка, Анатолий Васильевич, был высок, красив и провинциально элегантен; на нем отдыхал глаз. (Слав Бог, не косой, не хромой).
Он приходил в школу, словно на свидание - в светлом костюме с ярким галстуком и носовым платочком в нагрудном кармане. Верхом на скакуне c рапирой и в шляпе он был бы неотразим, как мушкетер.
Анатолий Васильевич нравился всем - легкий, изящный, голубоглазый, как свежий лютик, он порхал по классу, обожал каламбурить и с удовольствием цитировал мои дурашливые переводы.
.
Ой, Танечка - это будет бесконечно, как ремонт, который нельзя закончить, надо
просто остановиться:)))
Сан-Торас 05.04.2017 03:32 Заявить о нарушении
Забавная получилась галерея. У многих отзовется похожими воспоминаниями.
Роскошно начинать день с такой прозы. Обнадеживает и вдохновляет - потому уже, что существует. Спасибо.
Татьяна Брэйв 05.04.2017 05:34 Заявить о нарушении
Роскошно начинать день с такой прозы. Обнадеживает и вдохновляет - потому уже, что существует. Спасибо.
Татьяна Брэйв 05.04.2017 05:34 Заявить о нарушении
Ненене, Танечка, ничего похожего ни у каких многих не отзовется - это
по факту личного опыта. Я откликнулся на Ваш восклик, на абсолютном автопилоте,
в данном случае это не экспромт, а фрагмент того, что писал прежде о своей школе.
Там под моим текстом есть немало мемуарно-скучнейших рецензий о каких-то Марьях Петровных, и прочих учительницах, которые добросовестно прививали рецензентам трепетную любовь к литературе.
Читать эти благодарственные сантименты, весьма тоскливо, даже из вежливости.
Но был я учтиво терпелив, поскольку не мог разрешить внутреннее противоречие.
Ведь какие-то Марьи Ивановны, по словам их, ныне престарелых учениц, усердно
вживляли им, эту самую благостную любовь к художественным текстам, однако
непонятно, куда она привилась, где вживилась?
И почему результаты учительских стараний, столь безнадежно-никчемно проявлены?
Неужели таланты развиваются вопреки? Этот когнитивный диссонанс ставит в тупик.
Что же касается мужских мемуаризмов - там, вообще - лоботомия и всей памяти, и воспроизводства ее бледных лоскутов.
Ни чьи воспоминания о школе, дарованные мне в любой форме, не заслуживали
внимания, просто потому что не содержали ничего интересного.
Но, одну любопытную особенность я обнаружил у всех, было заметно, что
каждый получал удовольствие от своих опусов, ибо в голове своей видел то, что
никак не выражалось на письме. И стало очевидно - дело не в событиях и
не в Марьях учительницах, а в неспособности авторов доносить свои
впечатления. При этом они напрочь не чувствуют, исходящей от них пустоты.
И возникло явственное ощущение, что они и в жизни общаются не с людьми, а моделями, которые адаптировали под свой уровень восприятия.
Обычно они любят говорить, что в стихах слышат музыку, смысл им не нужен.
На деле это означает, что СМЫСЛ СЛОВ ИМ попросту НЕ ПОНЯТЕН, т.е. их
сознание из слов не выносит смысл.
Точно так, как они «понимают» НАПИСАННОЕ, они «понимают» и УСЛЫШАННОЕ - эти процессы взаимосвязаны.
По сути они ловят так-скать музыку, то есть информационный шум, который наполняют своими шаблонами.
Поэтому их коммуникации с другими нарушены, отсюда одиночество, , (не внутреннее, но внешнее, физическое) - как неспособность к пониманию ближнего.
Кто способен понимать других, никогда не встречает праздники в своем обществе, потому что дефицит понимания всегда востребован.
Сан-Торас 05.04.2017 07:34 Заявить о нарушении
по факту личного опыта. Я откликнулся на Ваш восклик, на абсолютном автопилоте,
в данном случае это не экспромт, а фрагмент того, что писал прежде о своей школе.
Там под моим текстом есть немало мемуарно-скучнейших рецензий о каких-то Марьях Петровных, и прочих учительницах, которые добросовестно прививали рецензентам трепетную любовь к литературе.
Читать эти благодарственные сантименты, весьма тоскливо, даже из вежливости.
Но был я учтиво терпелив, поскольку не мог разрешить внутреннее противоречие.
Ведь какие-то Марьи Ивановны, по словам их, ныне престарелых учениц, усердно
вживляли им, эту самую благостную любовь к художественным текстам, однако
непонятно, куда она привилась, где вживилась?
И почему результаты учительских стараний, столь безнадежно-никчемно проявлены?
Неужели таланты развиваются вопреки? Этот когнитивный диссонанс ставит в тупик.
Что же касается мужских мемуаризмов - там, вообще - лоботомия и всей памяти, и воспроизводства ее бледных лоскутов.
Ни чьи воспоминания о школе, дарованные мне в любой форме, не заслуживали
внимания, просто потому что не содержали ничего интересного.
Но, одну любопытную особенность я обнаружил у всех, было заметно, что
каждый получал удовольствие от своих опусов, ибо в голове своей видел то, что
никак не выражалось на письме. И стало очевидно - дело не в событиях и
не в Марьях учительницах, а в неспособности авторов доносить свои
впечатления. При этом они напрочь не чувствуют, исходящей от них пустоты.
И возникло явственное ощущение, что они и в жизни общаются не с людьми, а моделями, которые адаптировали под свой уровень восприятия.
Обычно они любят говорить, что в стихах слышат музыку, смысл им не нужен.
На деле это означает, что СМЫСЛ СЛОВ ИМ попросту НЕ ПОНЯТЕН, т.е. их
сознание из слов не выносит смысл.
Точно так, как они «понимают» НАПИСАННОЕ, они «понимают» и УСЛЫШАННОЕ - эти процессы взаимосвязаны.
По сути они ловят так-скать музыку, то есть информационный шум, который наполняют своими шаблонами.
Поэтому их коммуникации с другими нарушены, отсюда одиночество, , (не внутреннее, но внешнее, физическое) - как неспособность к пониманию ближнего.
Кто способен понимать других, никогда не встречает праздники в своем обществе, потому что дефицит понимания всегда востребован.
Сан-Торас 05.04.2017 07:34 Заявить о нарушении
Тех, кто и в самом деле слышит музыку стиха - тоже единицы. Иначе не было бы мусорных завалов ...произведений (в смысле: чего-то кем-то произведенного)даже и на слух невозможных - звучащих коряво и писаных безо всякой формы и хоть зачаточного ритма. Впрочем, убиваться по этому поводу не стоит, видимо, ибо изменить ситуацию не в наших силах. Бог с ними со всеми. Пусть живут. Лишь бы не учили жить и писать...
Татьяна Брэйв 05.04.2017 18:39 Заявить о нарушении
Татьяна Брэйв 05.04.2017 18:39 Заявить о нарушении
Если не поминать всуе классиков, то и тогда список вполне предсказуемый: Фет,Есенин, Блок,Маяковский... С.Парнок...конечно, Ахматова, Цветаева, Бродский...из военной поэзии - Гудзенко, Друнина, Фирсов, Шестинский..., конечно, шестидесятники - Ахмадуллина, Евтушенко, Рождественский...Из советских еще Геворга Эмина очень люблю...
Ну и дальше провал. Я совершенно не знаю современной поэзии.По собственной, видимо, вине.... Был долгий период, когда я жила сугубо прозой - во всех смыслах. Не читала особо, не выискивала, а случайных попаданий не произошло.
Ну и - убийственно убогий уровень местечкового отделения СП произвел неизгладимое впечатление. Достаточно водить знакомство с сильными местечка сего и писать регулярно про матушку Обь, сосны и кедры, черное золото и пляски с бубном...
Вообщем, долгое время казалось, что стихи никому не нужны, их практически никто не пишет и не читает. Теперь вот, снобизм преодолев, выискиваю в интернете и нахожу порой такие сильные вещи, что мне стыдно становится за свою недавнюю слепоту. Хотя, конечно, порой ощущение, что ищешь жемчуг в навозной куче...
Поэтому буду бесконечно признательна,если назовете кого, поделитесь своими предпочтениями.
Татьяна Брэйв 08.04.2017 09:11 Заявить о нарушении
Ну и дальше провал. Я совершенно не знаю современной поэзии.По собственной, видимо, вине.... Был долгий период, когда я жила сугубо прозой - во всех смыслах. Не читала особо, не выискивала, а случайных попаданий не произошло.
Ну и - убийственно убогий уровень местечкового отделения СП произвел неизгладимое впечатление. Достаточно водить знакомство с сильными местечка сего и писать регулярно про матушку Обь, сосны и кедры, черное золото и пляски с бубном...
Вообщем, долгое время казалось, что стихи никому не нужны, их практически никто не пишет и не читает. Теперь вот, снобизм преодолев, выискиваю в интернете и нахожу порой такие сильные вещи, что мне стыдно становится за свою недавнюю слепоту. Хотя, конечно, порой ощущение, что ищешь жемчуг в навозной куче...
Поэтому буду бесконечно признательна,если назовете кого, поделитесь своими предпочтениями.
Татьяна Брэйв 08.04.2017 09:11 Заявить о нарушении
Привет, милая Танечка:))))
Конечно, я могу накидать имен, но что это даст?
Ведь просто имена ничего не говорят о личном отношении.
Но если я люблю - это означает ЗНАЮ.
Оставлю пару ссылок, на поэтов, которые у Вас не прозвучали,
только не подумайте, что тут замануха на свою поляну - ненене!
Просто там речь о любимых стихах и судьбах .
Отвечать не обязательно - Вы ничего не должны, но в этих
текстах я выбирал, то что мне дорого:
Здесь Чичибабин http://www.stihi.ru/2016/07/24/9396
Здесь Мандельштам http://www.stihi.ru/2017/03/03/983
Не хотел бы утомить, если заденет можно продолжить:))
Сан-Торас 08.04.2017 09:48 Заявить о нарушении
Конечно, я могу накидать имен, но что это даст?
Ведь просто имена ничего не говорят о личном отношении.
Но если я люблю - это означает ЗНАЮ.
Оставлю пару ссылок, на поэтов, которые у Вас не прозвучали,
только не подумайте, что тут замануха на свою поляну - ненене!
Просто там речь о любимых стихах и судьбах .
Отвечать не обязательно - Вы ничего не должны, но в этих
текстах я выбирал, то что мне дорого:
Здесь Чичибабин http://www.stihi.ru/2016/07/24/9396
Здесь Мандельштам http://www.stihi.ru/2017/03/03/983
Не хотел бы утомить, если заденет можно продолжить:))
Сан-Торас 08.04.2017 09:48 Заявить о нарушении
Ну, Мандельштам то читан и любим, конечно. Забыла назвать.
А вот Чичибабин - это открытие - читаю, вчитываюсь, зачитываюсь... Надо еще о нем поискать что-нибудь.
Спасибо огромное, Санто!
Татьяна Брэйв 08.04.2017 11:29 Заявить о нарушении
А вот Чичибабин - это открытие - читаю, вчитываюсь, зачитываюсь... Надо еще о нем поискать что-нибудь.
Спасибо огромное, Санто!
Татьяна Брэйв 08.04.2017 11:29 Заявить о нарушении
Чичибабин потрясающий и судьба, и поэза - это подарок.
Эссе о Мандельштаме заслуживает внимания тем, что там мой
выбор его строк и судьбоносных моментов - именно это и
способствует взаимопониманию между людьми. А просто слова:
"Я люблю Мандельштама, Пастернака или Пушкина" ни о чем
не говорят, не сближают:)
Все кого-то любят, но как-то сугубо для себя и бестолку
для других. А знакомиться через поэтов - замечательно:))
Сан-Торас 08.04.2017 12:10 Заявить о нарушении
Эссе о Мандельштаме заслуживает внимания тем, что там мой
выбор его строк и судьбоносных моментов - именно это и
способствует взаимопониманию между людьми. А просто слова:
"Я люблю Мандельштама, Пастернака или Пушкина" ни о чем
не говорят, не сближают:)
Все кого-то любят, но как-то сугубо для себя и бестолку
для других. А знакомиться через поэтов - замечательно:))
Сан-Торас 08.04.2017 12:10 Заявить о нарушении
Роскошный подарок Вы сделали мне, Санто!
Упиваюсь целый день Борисом Чичибабиным и Вашей к нему любовью,
в каждой пометочке сквозящей.
Праздник. Водоворот в душе и мыслях!
Пусть Вам за Вашу щедрость Господь прибавит добрых дней и вдохновения!
Пойду молчать.
Татьяна Брэйв 08.04.2017 15:18 Заявить о нарушении
Упиваюсь целый день Борисом Чичибабиным и Вашей к нему любовью,
в каждой пометочке сквозящей.
Праздник. Водоворот в душе и мыслях!
Пусть Вам за Вашу щедрость Господь прибавит добрых дней и вдохновения!
Пойду молчать.
Татьяна Брэйв 08.04.2017 15:18 Заявить о нарушении
На это произведение написано 6 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.