Волна за кормой

Всеволод Брук


   Волна за кормой










Избранные стихотворения
               
                1998 – 2016

В книгу «Волна за кормой» вошли избранные стихотворения Всеволода Брука, написанные им за последние двадцать лет. По жанру эти стихотворения можно отнести к лирике, а по сути это размышления автора, психолога по профессии, о «главных вопросах», людских судьбах, смыслах и жизни. В стихах Всеволод Брук ведет с читателем очень проникновенный, открытый и серьезный разговор, а легкая ирония и юмор делают чтение, не только волнующим и заставляющим глубоко задуматься, но очень интересным, и приятным.

 
Предисловие

Удивительно, но очень многое в моей жизни происходило негаданно. Так, неважно учась практически до восьмого класса, я никак не предполагал, что со временем наберется три высших образования и что стану кандидатом, а потом и доктором наук других.
Будучи единственным ребенком в семье, я даже не загадывал, что стану отцом троих прекрасных детей. На то, что жена будет любимая, я, конечно, рассчитывал. Но чтобы настолько замечательная… Единственная! Ты и я.
Маленьким мальчиком, когда ломалось что-то из игрушек, я всегда говорил: «Папа придет — починит!» А теперь в своем доме мы можем выполнять сами строительные и малярные работы, провести электрику, отопление, канализацию, воду. Одним из моих хобби стало изготовление мебели. Сам от себя не ожидал.
Так же неожиданно я стал писать. Однажды, возвращаясь из командировки (а ехать было трое суток поездом) и раздумывая над прошедшими встречами и услышанными жизненными историями, я вдруг почувствовал, что начинаю об этом думать почему-то в стихотворной форме, как наиболее тонко отражающей мои мысли, внутренние переживания. Стихи для меня оказались не просто формой самовыражения, а способом понимания жизни. Я как бы размышляю через стихи. Более того, я обнаружил, что сами строки, родившись, ведут за собой и раскрывают иные, подчас неожиданные смысловые грани. А когда начинаешь соединять точность поэтической формы, раскрывающуюся меру смысла с глубиной всплывающих чувств, то в этот момент словно прикасаешься к чему-то важному, нужному и при этом очень красивому. И тогда сердце наполняет чувство радости, покоя и благодарности. С тех пор и пишу.
Но что было для меня, пожалуй с самого детства, вполне ожидаемым, так это наличие вокруг множества замечательных людей. Негаданным было настолько большое их количество и та щедрость, с которой они делились своими драгоценными дарами. Спасибо.
Моих родителей уже нет на свете, но они навсегда прописаны в памяти и сердце. По стихотворению, им посвященному, названа вся книга. О родителях жены, которые приняли меня сразу и безоговорочно, и северном острове, ставшем моей второй малой родиной, цикл «Мой остров».
Моей семье особая благодарность. Вы всегда рядом: «Той любовью, что дарите щедро, пропитались сердечные недра…». Эта книга написана, потому что вы есть. Вы - самое главное в моей жизни.
Низкий поклон учителям: Эвелине Владимировне Ждановой, Александре Соломоновне Гуревич, Неми Нефф и Дорис Шнайдер. Вы дали нам новую путевку в жизнь, сами являясь ярким примером.
И я навсегда останусь благодарен Надежде Леопольдовне Железновой, бывшей при жизни секретарем Московского союза писателей, которая дала моим скромным писательским усилиям путевку в жизнь. Ее поддержка позволила мне обрести уверенность и осмысленность на этом поприще.
Благодарю также всех, кто доверял мне истории своей жизни. Часть из них вошла в цикл «По свету однажды бежала дорога».
И конечно, эта книга была бы невозможна без огромного количества людей, с кем я познакомился и подружился за годы своей профессиональной деятельности в качестве семейного психотерапевта и занятия маркетинговым бизнесом. Всем моя сердечная благодарность, пожелания здоровья, радости и успехов! Вам посвящается цикл «Два крыла».
Мои близкие, друзья и деловые партнеры! Дорогие читатели! Будьте счастливы!

                Искренне ваш,
                Всеволод Брук


                Моя семья

Материнская крона
                Маме
Я на небо гляжу.
Сквозь зеленую мамину крону
Голубеет полоска
Просторной небесной дали.
Ожиданьем живу,
И в согласии с вечным законом
Мама соки дари;т,
Чтобы смог в нужный срок сын уйти.

Материнская крона укроет,
Успокоит и вскормит любя,
А потом в путь-дорогу проводит,
Отпуская тебя от себя.

Вот настал мой черед,
И, попутный почувствовав ветер,
Я срываюсь в свой главный,
Единственный в жизни полет.
И в восторге паренья
Того я совсем не заметил,
Кто мне ветер попутный
Листвою своей создает.

Я летел над землей,
Распластав свои перышки-крылья,
Под лучами кружился,
Не ведая времени счет.
И неважно, как долго
И сколько другие проплыли, —
Не о том расскажу
Своим детям, как время придет.

Материнская крона укроет,
Успокоит и вскормит любя,
А потом в путь-дорогу проводит,
Отпуская тебя от себя.
Ночной разговор

Во сне ко мне явился дед,
Которого давно уж нет.
В тот год, когда родился я,
Ушла почти что вся семья.
Их место занял я в звене,
И вот мы встретились во сне.
Дед взглядом острым, как кинжал,
Меня из-под бровей пронзал.
Что перед ним за человек?
Куда ведет по жизни бег?
И, как рентген, насквозь глядя,
Он так расспрашивал меня:

— Тебе уже немало лет,
Давно глядишь на белый свет.
Ты говорил, когда хотел,
Что главное сказать успел?
Нашел ли ты слова такие,
Что правду жизни отразили?
— Ну… как бы… это… в общем… значит…
Да, дед, сумел ты озадачить!..
Он долго молча ждал ответ,
Молчал и я — ответа нет:
Без смысла общие слова,
Когда о главных речь зашла.

В его глазах мелькнул укор,
И свой продолжил разговор:
— Людей зовет мечта вперед:
Куда корабль твой плывет?
Ты пассажир или моряк?
Какой поднял над мачтой стяг,
Что гордо над простором реет?
Какие мысли и идеи
Готов пред Богом защищать,
А после детям завещать?
Ладони рук моих вспотели.
На деда, глаз поднять не смея,
Ему ответил, не тая:
— О жизни так — не думал я…

Он грустно голову склонил:
— Как много отдано чернил
На всякий вздор и пересуд,
Подумать, не давая труд,
Что мы предъявим в Главный час?
И есть ли чистовик у нас:
Про счастье, верность, дух и честь?
Или останемся, как есть,
С черновиком перед лицом
Того, кого зовут Творцом?
Неужто облетели зря
Листки годов календаря?

Я деду встречный шлю вопрос:
— А что на встречу сам принес?
— Пришлось, как есть, все показать,
Чем исписал свою тетрадь:
Часть жизни начерно прожил,
Неправде отдал много сил,
Случалось, страх одолевал,
Зависел от чужих похвал…
Вот так, измерив жизнь свою,
Я думал, со стыда сгорю.
Хотя трудился тоже много,
Но недоволен Он итогом.

Сказал мне, что конкретный план
Был при рождении задан:
Не тратить время на нытье,
Унынье, скуку, ложь, вранье;
Хотя жестоким будет мир,
Не позволять, чтобы кумир,
Как пешкой, управлял тобой
И вел тебя в неправый бой;
Что жизнь была дана для дел,
И главное постичь умел,
И, увлекаемый судьбой,
Всегда стремился быть собой.

А напоследок так сказал:
— Жизнь — это пестрый карнавал,
Где разных масок смысл простой —
Душа растет, играя роль!
Ты не суди людей других
За то, что роль иная их.
— Внук, думаю, тебе пора
Отбросить общие слова,
О неудачах позабудь
И выбери достойный путь!
Без робости ставь круче цель
И в себя лучшего поверь!

Не знаем мы свой крайний час —
Поэтому живи сейчас!
Смелее выдвигайся в путь,
И веселей — не позабудь!
Хотя бывает сложно очень,
Но берегись кривых обочин!
Да! Чуть совсем не позабыл:
В конце не финишный распил
И не отбытый жизни срок,
А лишь оконченный урок!
Потом большая перемена…
И впереди вторая смена.

Дед стал прощаться вслед затем,
Шутя добавил: «Много дел,
Однако, стали ставить в план —
Потянет на большой роман!
Давно пора мне быть в пути
И в пару мест еще зайти.
Не провожай — не господин,
Я по гостям хожу один!»
Рукой махнул ему вослед:
— Спасибо, дед, за все. Привет!
На утро тоже двинусь в путь!..
Ну а сейчас пора вздремнуть.
Золотые свадьбы
Моим родителям
Золотые свадьбы
Дважды не играют,
Золотые свадьбы —
Мимо не пройдешь.
Годы жизни вместе —
Как слова из песни:
Коль сложили вместе,
То вдвоем поешь!

Много было радости,
Много расставаний,
Но не поистерлись
Давние слова:
В радости и горести,
Счастье и печали,
Что бы ни случилось,
Рядом навсегда.

Что-то не свершилось,
Что-то позабылось.
Золотая свадьба —
Праздник, не итог.
Про итог не надо…
Так, давай о планах:
Пока живы планы —
Жизнь идет вперед!

Жизнь — она такая
Штука непростая:
Жар и пламя юности
Переплавит век
В мудрость понимания,
Полноту молчания,
А очей горение —
В тишь библиотек.

Золотые свадьбы
Дважды не играют.
Золотые свадьбы —
Все наперечет!
Жизнь прожита вместе,
И слова из песни,
Долгой вашей песни,
Сердцу неразлучному
Сердце все поет.


Преданность
                Моим дедушке и бабушке

 Как солдатом послужить — да служил.
Как пилотку со звездой я носил.
Только вот спорхнула звездочка вниз,
Не в ладонь упала — на обелиск.

И нет смысла ни в словах, ни в мольбе,
Коль звезда — сестра родная судьбе.
На войне не мы диктуем расклад —
Звезды сами выбирают солдат.

* * *
— Здравствуй, милая…
— Кто… кто здесь?.. О боже!
— Не бойся, любимая, это я!
— Морозом холод струит по коже!
— Прости, но не нужно сейчас огня.

— Не верю глазам, это явь или сон?
Ты призрак? Странный вопрос задам.
— Не надо расспросов! — в ответ молвил он. —
Какое до этого дело сердцам?!

Луна осветила в ночи лицо друга.
То он! Как же долга разлука была!
Все сердце испуржила стылая вьюга,
Что с прошлой войны все мела да мела.
— Ужель это ты?! — ее губы шептали. —
Быть рядом — желаннее нету мечты!
Все жены давно отслужили печали,
А я все ношу к монументам цветы…

— Меня не узнать? — затем мужа спросила. —
Морщины и вены. Вот белая прядь…
— Ну что ты, любимая, есть ли та сила,
Что сможет с годами твой облик смешать?!

— О Господи, как же тебя не хватало!
Пустыми ночами звала и звала…
И снова, как видишь, замужней не стала…
Вот так и живу — все одна да одна…

— Прости, дорогая… Но тут без обмана!
Я просто не выжил, хотя обещал, —
Рассвет еле брезжил, когда средь тумана
Я пулю шальную в степи повстречал.

— Не надо, мой милый! О чем ты! Ну что ты!
Как можно за это солдата винить?!
Надеюсь… надеюсь, что умер ты сразу?
— Не стоит… не будем про то говорить…

Они замолчали, два преданных друга,
Их даже война разлучить не смогла.
— К себе забери, — прошептала супруга.
— Не вправе менять — то решает судьба!

— Любимый, идти хоть сейчас я готова!
Ты только скажи, так я сразу и в путь!
— Не стоит спешить. Позже свидимся снова.
— Прошу, забери!
— То приказ, не забудь! Не надо, не плачь.
Ты — жена командира!
Заплаканный нос — что за вид для девчат?
…Так это по-прежнему наша квартира?
Прошло сколько лет?
— Да, уже пятьдесят…
При этих словах муж к окну повернулся,
И дрогнуло странно плечо и спина:
— Не скоро ж, выходит, домой я вернулся…
— Держись, я с тобой, — прошептала жена.
— Да, думал, иным выйдет наше свиданье…
— Я рядом с тобой, мой любимый солдат!
— Что ж, надо идти, — он взмахнул на прощанье,
И жест был такой, как полвека назад…

— Однако пора. Не грусти, дорогая!
Рассвет за окном. Скоро солнце взойдет.
— Вернуться за мной поскорей обещаешь?
— Живи, не пришел еще заданный срок.

И вновь уходил, как тогда, на рассвете,
И снова надеждой на встречу жива…
Что делать? Солдат за Отчизну в ответе.
Такого навек выбирала сама!

* * *
Как Отчизне послужить — да служил.
Как пилотку со звездой я носил.
Ты гори, гори подольше, звезда, —
Дома ждет меня родная жена…


Дача

Мне часто мерещится странное чувство:
Колышется память и трепетным сгустком
Всплывает из прошлого след поколений —
Слова и дела, пережившие время.

Вот папы лопата, я ею копаю.
Вот эти сирени на добрую память,
Что были посажены дедом когда-то,
Дурманят округу своим ароматом.

Звучали романсы из темных окошек,
И я подпевал им, фальшивя немножко.
Теперь мои дети поют свои песни,
Качаясь в такт ритму на прадеда кресле.

Столетние сосны буреют закатом,
Мальчишки за дом убегают куда-то,
Шуршат под стропилами мыши весной.
Расписка постройки — год тридцать восьмой.

Построена дача в лесу довоенном.
Живет уже пятое в ней поколенье.
Для внуков моих — это дом прапрадеда.
Сюда я пришел и отсюда уеду,
Оставив свой след меж берез и смородин.
У чувства простое название — Родина.


Мой дом

Огромный дом дал трещину —
От времени затрещину,
Как шрам — бойцу награда,
Что выстоял как надо.
И вот осел помалу,
Беременный устало
Бессчетными соседями
С их свадьбами да сплетнями,
Детьми, велосипедами
И общими обедами,
Уборной коммунальной
И тонкой стенкой спальни,
Где жизнь течет простая,
И нету хаты с краю:
Для всех одна здесь хата,
Как рота для солдата.

И вот стоит на улочке,
На малом переулочке,
Залатанный, подтянутый,
Металлом перетянутый
Дом времени царизма
И всяких прочих «измов».
В окошки било знамя
Того, что было с нами.
Беремен дом народом.
И я оттуда родом.

* * *
Я родом из дома на Малой Каретной,
Из детского сада с Хрущева портретом,
Из школы тридцатой, из фабрики ткацкой,
Что утром будила гудком пролетарским,
Из красного галстука памяти алой,
Из лучшей страны, что была самой-самой!
Я родом оттуда. А после дорога
Меня увела от родного порога.
Дарила подарки, дарила могилы.
Страна поменялась, но гордая сила,
Что детство мое озарила когда-то,
Осталась во мне самым первым вожатым.
И пусть оказались неправдой заветы,
И пусть оказались лукавы портреты,
И лучше, чем алый, цвет даже бесцветный,
Моя правда в том, что я с Малой Каретной.
Моя правда в том, что из школы тридцатой
С войны не вернулись соседи-ребята,
И этим мне дали родиться на свете.
Моя правда в том, что уже мои дети
Идут переулком им малознакомым —
Они не отсюда. Но молча у дома
Со мной постоят — и сорвутся куда-то.
Куда захотят. Вот в чем правда, ребята!


Волна за кормой
                Моим родителям

Отвел всю жизнь, за годом год,
И, кажется, устал.
Прошло так много долгих лет —
Пора и на привал.

Года — как волны за кормой
По следу корабля:
Бегут вдаль пеною седой.
Ну что же, курс — земля!

Причалишь, якорь зазвенит,
Подаст гудок буксир,
По трапу, не держась, сбежать,
Тебе достанет сил.

Обнимешь круг своих друзей,
Что вышли на причал.
И чтобы верилось сильней,
Объявишь: «Борт пристал!»

Прощальный даст корабль сигнал:
Последних двадцать лет
Тебя встречал и провожал.
Теперь же все… Привет!

А чтобы крепче и верней,
Добавишь: «Надоел!
У капитанов кораблей
Есть тоже свой предел.
К нему сейчас и подошел.
Все — мель шуршит по дну!
И ты, корабль, уже не тот…
И я, брат, не тяну».

Теперь на берег приходить
Ты станешь день за днем
И слушать крик прибрежных птиц
И шум манящий волн.

Причал весь в сотнях разных мачт,
Как иглы у ежа.
И среди них одна, вон та, —
И память, и межа.
Ну что же, значит, видно, все —
Отплавался моряк,
Но машут мачты: «Ждем еще!»
И глухо стонет трап…

На голой палубе у птиц
Отменное жилье.
Прогнать, да капитан теперь —
Морское воронье.

Футбол, прогулки, внук, дела —
Жизнь плавно потечет.
Нет, то из прошлого слова,
Она пешком пойдет.

…Когда однажды на «Спартак»
Смотреть ты не пришел,
Решил друг, что-то здесь не так:
Раз в год такой футбол!

Ему записку подала
Товарища жена,
А в ней начальная строка:
«Поймешь, мол, все сама».

Второй строкой писал он ей:
«Прости, мне надо плыть,
Чем дольше, тем тоска сильней —
Без моря мне не жить!»

А в третьей отписал строке:
«Нет дня все сорок лет,
Чтобы не думал о тебе…
И знаю твой ответ».

А ниже быстрою рукой
Приписка на листке:
«Ребята, матч со „Спартачком“
Смотрел на корабле!»

…Пока есть след за кораблем,
Отплавано не все!
Седые волны за кормой
Бегут, бегут еще.

И пусть совсем ты не моряк,
Не шкипер, не матрос,
Хоть и устал, не позволяй,
Чтоб килем в берег врос.

Как не пристало кораблю
На отмели ржаветь,
Так и тебе негоже, друг,
Так попусту стареть.

Нет, не сдавайтесь, господа!
Хоть вам немало лет,
Но жизнь по-прежнему зовет
Оставить пенный след.

Пускай маршрут не очень крут —
Года берут свое,
Да вспенит след твоя корма!
Бес-следно — значит, всё!


Уходите от меня, холода!
                Папе

Пятый месяц над Москвой кружится снег:
Белый ветер, белый иней, белый цвет.
Но белы виски без снега,
И устал я от забега,
Сердце ноет сединой прожитых лет.

Пятый месяц, зимний месяц, месяц март.
Как от этой белой вьюги я устал!
Что же ты ручьем не рыщешь
И капель в лицо не брызжешь,
Время года позабывший месяц март?
Как же, март, сумел так горько подвести?!
В январе все силы кончились мои.
В феврале душа простыла,
Ну а март, ты просто кинул,
Прямо в душу кинул стужу — уходи!

Уходите от меня, холода!
Хватит снега, хватит вьюги, хватит льда!
Ветры, больше не метите
И сердца не ледените.
Где ты бродишь? Отзовись скорей, весна!

Я снега с души, как шубу, отряхну —
Пьедестала из годов не соберу!
И шарфы, и шапку скинул,
Сапоги под стол задвинул
И в кроссовках резвым бегом по двору.

Пар клубами бьет из легких прямо ввысь,
Отдаю весне дыханья хрип и жизнь.
Сердце ноет перебоем,
Но тропиночка за мною стала шире —
Ты, весна, поторопись!

Дольше силы сберегать мне ни к чему —
Без весны назад домой не поверну!
И плевать, что это глупо,
Но гоню дыханьем вьюгу,
Небо грею и дороженьку топчу!

Жаль, всему предел, однако, настает…
И, споткнувшись, рухнул наземь мой полет.
Небо серое зависло,
Нет дыханья, нету мыслей —
Но теплом своим подтапливаю лед!

И почудилось, повеяло весной —
До земли растаял слой тот ледяной!
А земля чернее ночи,

Этот цвет весну пророчит!
Как любуюсь, черный цвет, сейчас тобой!

Уходите от меня, холода!
Хватит снега, хватит вьюги, хватит льда!
И мне чудится, что слышу,
Как звенит капель по крышам
И гудит ручьями талая вода!



Прощание со старым годом

Листает книгу жизни время,
Там, что ни год, своя глава.
Что было — строчка в оглавленье,
Что будет — чистый лист пока.

Уйдет и этот год-година,
В нем много горя родилось.
Помянем все, что с нами было,
Простим за все, что не сбылось.

Вздохнем о взрывах и пожарах,
О самолетах, что в пике
По прихоти безумца шалой
Крушат дома, как на войне.

Мир, содрогнувшись этой болью,
Напрягшись, выгнулся дугой.
Концы сближая поневоле,
Звенит натянутой струной.

Звук этот ближе, ближе, ближе.
И сквозь жестокую пальбу
У нас есть шанс друг друга слышать
Иль новую зачать войну…

Еженедельник. Томик жизни…
Схватить бы гневною рукой

И вырвать горькие страницы,
До корки, с мясом, по одной!

Спалить и сжечь. А пепел — в поле!
Иль тушью черною залить,
До дыр стереть все даты горя
И позабыть, зарыть, размыть…

Оставить только смех и радость,
Любовь с тобой наедине,
Детей прелестнейшую младость…
Но что-то держит руку мне.

Как будто в этом отреченье
Желанье от судьбы уйти,
А ведь судьба — предназначенье…
Так, значит, надо путь идти…

Наверно, мудрость в том земная:
Идти дорогой, не ропща.
Про Небо вряд ли что узнаем.
Быть может, что-то про себя?

И сила только нарастает,
Когда судьба вперед зовет,
И крест тогда не распинает
И не ломает, а ведет.

Как все должно; — пусть совершится.
И это смысл придаст годам!
Не вырву прошлого страницы
И год ушедший не предам!


Вино гуляет по бокалам

Вино гуляет по бокалам
Искрит вверх поднятый хрусталь.
От нас уходит год усталый —
Ему пора сказать: «Прощай!»
Как быстро стал он очень старым
Среди случившихся невзгод…
И все же прожил век недаром
Когда-то юный новый год!

Недаром горькое смятенье,
Недаром стон родной земли —
По капле крепнет убежденье,
Что все же истина — в любви!
Той, что нас делает добрее
И в путь толкает вновь и вновь.
Зовет прощать, и быть скромнее,
И верить, что спасет любовь.

— Любовь? Да брось! Одна лишь слабость!
Любовью пушки не заткнуть!
Хотя война совсем не в радость,
Но от врагов законный путь!

— Не спорю. Может, и законный.
Но жизнь имеет свой закон:
Когда на силу копишь силу,
То набирает злость разгон!
Она способна только рушить,
Не созидая ничего:
Из ненависти рвутся души,
А душам рваться каково?

Когда закончен год нелегкий
И дней его наперечет,
Прости себя. И только после
Прости ушедший старый год.

Вино гуляет по бокалам,
Хрусталь надеждами искрит.
Пора. Уходит год усталый.
Надеюсь, что он нас простит.

* * *
Эта ночь обвенчана с Надеждой,
И подругой лучшею Судьба.
И в душе открытой, как и прежде,
Вновь звучат заветные слова:

Попрошу Судьбу о милосердьи —
Пусть не ищет строгости судья
И позволит не терять надежды,
Что для счастья был рожден и я!

А родителям подольше бодрой жизни
В круговерти всяких разных дел.
Жить до старости в родной Отчизне —
И себе вот этого я хотел.

А еще прошу здоровья детям
И молю заботиться о них.
Я к Надежде обращаюсь с этим,
С Верою вручая всех троих.

Нам с тобой, любимая, досталось
Счастье и делить, и умножать.
Если горе, то делить. Не малость —
Одно горе на двоих ломать.

Пусть и дальше нам с тобою светит
Луч Любви в дороге сквозь года!
А потом опять друг друга встретим:
Наши встречи — давняя Судьба!
                31 декабря 2001


Заздравная
                Маме

Дай Бог надежды и силы терпения,
Тонкого слуха и острого зрения,
Твердой походки и должной нагрузки,
Чтобы упругостью полнился мускул!
Нервам — поменьше излишних волнений,
Сердцу — любви и потребности верить!
А изученье расклада болезней
Доверь эскулапам — так будет полезней!
Эту науку оставь в стороне!
Всё! Сдан зачет — отболелась вполне!

Новую время готовит тетрадь.
Чем же страницы начнешь заполнять?
Знаний каких, постигая границы,
Ты, подытожив, доверишь странице?

Эти вопросы имеют ответы!
С тем пожелаю премногие лета!
Так пусть не просто, чтоб было не хуже,
А чтобы день твой был делом разбужен!
И чтоб надежда души нарастала —
Поднимем бокалы и выпьем по малой!



Время приходит

                Папе
Время приходит, и вместе с годами
Много для нас приготовлено знаний:
В чем-то отличник, а в чем-то отстал,
Здесь был прилежен, а там скрыт провал;
Где-то освоенный жизни раздел,
Где-то понять заголовок успел;
В этом — учитель, а в том — ученик,
Лишь бы учиться наш ум не отвык!
Лишь бы меняться нам было не в тягость.
Новое время шлет новую радость!
И пусть терзает привычку сомненье,
И пусть душа не отчается верить…

Жизнь — как дворец, где года — анфиладой,
Залы недель, месяца — колоннадой,
И в зеркалах от стены до стены
Бликом мгновенья впечатаны мы.
Зала за залой, чертог за чертогом,
Время подводит итог за итогом.
Жизнь — воплощение наших трудов:
Новая дверь, новый день — будь готов!
                3 июля 2005

Об этом

Ну вот не случилось — косая ушла.
И сердце вновь мерно забилось.
И то, что крылами коснулась слегка,
Вполне принимаешь за милость.

И ты понимаешь, что был разговор,
Который лишь начат, не кончен.
И время его продолженья придет,
И срок той отсрочки не очень.

…И верится больше в простые слова,
И ценятся больше простые дела…
Простые слова, простые дела,
Листва, синева и трава.


И вновь…

На сердце рана — нет отца…
Черты родимого лица
Еще не растворились в дали,
Еще на полку в шкаф не стали
Фужеры, рюмки и стаканы,
Еще на жизнь не строим планы,
Но вот уж день сороковой мы отвели.

Висит пустой пиджак на вешалке в шкафу.
Отец уходит за черту…
А на портрете он живой:
Глядит красивый, молодой…
И вновь ведет, как прежде, свой,
Знакомый с детства разговор…

Как много лет прошло с тех пор,
Когда вдвоем, рука в руке,
Мы с ним шагали по Москве.
Когда был друг! Мой лучший друг…

Свой время завершило круг.
И снова с ним одна семья…
Есть снова папа у меня.


Мама просит

Мама просит помолиться за нее.
Мысль тревожная мелькает — это все?!
Мы молились — ночь тяжелая была.
И наутро мама снова зажила.


Но ни слова больше нет о просьбе той —
Мама, мама, что ты делаешь с собой?!
Ты вернулась для чего на этот свет?!
Но ответа нет, когда вопроса нет.

Вновь, как прежде, пред тобою я в долгу,
Вновь, как прежде, достучаться не могу.
Неужели все опять уйдет в песок?!
Неужели не проклюнется росток?!

Даже каплей наполняется кувшин:
Буду капать, буду биться — я же сын!
Но вот, если камень — твердый монолит,
От ударов только лоб сильней болит!

Человек не умер — значит, он живой!
Сердцем болен, так ведь сердцем — не душой!
Ты просила помолиться за тебя…
Помолюсь и за тебя,
И за себя.


Есть в физике один закон
                Мише
 
Есть в физике один закон,
Закон простой и этим сложный.
Закон гласит, что электрон
Вблизи ядра сдержать не можно.

Но, как бы сильно ни кружился,
Ядру трудней всего принять,
Чтоб о ядро он не разбился,
Ему свободу надо дать.

— Прочь улетит тогда, я знаю, —
Страдает, мучаясь, ядро.
Не плачь, свершив обход свой дальний,
Назад вернется все равно!

Как часто в страхе мать иная
Дрожит с годами все сильней,
Что сын однажды, подрастая,
Уйдет вдаль от родных дверей.

Но чем сильнее так страдает,
Обидой душу теребя,
И дольше чем не отпускает,
Тем дальше будут сыновья.

Не для себя детей рожают,
Не под процент любовь дают.
И детям жизнь тем отравляют,
А после благодарность ждут.

Тебя и так не позабудет,
Но шанс такой нам все же дан:
Его задача — выйти в люди,
А ты — про старость и стакан!

Конечно, жизнь нас всех состарит,
Но Бог сторицей воздает
Не тем, кто впрок чего-то дарит,
А бескорыстно отдает.

Есть в физике один закон,
Он по ночам зачем-то снится.
Закон гласит, что электрон
По-прежнему к ядру стремится.


Вчера спросил
                Алеше

Как василек среди осота,
Как тополек среди берез,
Как куст жасмина у порога,
Так незаметно сын подрос.

Полей, согрей и прополи —
Вот все у семечка запросы.
Но вырос сын, и вместе с ним
Взрослеют и его вопросы.

На них с годами все труднее
Слова ответов подбирать,
Он просит говорить честнее
И правду жизни не скрывать.

Ах, как хотелось быть попроще,
Чтоб не развеялись мечты.
Погубит холод майской ночью
У яблонь нежные цветы.

У каждого своя дорога —
Где он, единственный ответ?
Путей на свете очень много,
И правды общей, может, нет.

Потом, наверно, Он подскажет,
Когда настанет наш черед,
И по местам все складно ляжет,
Но сын уже сейчас растет.

Так что придется стать мудрее
И подсказать такой совет,
Чтоб в жизнь ему вступать прочнее,
А после уточнит ответ.

* * *
Вчера спросил: «Что деньги значат?
Что есть они в людской судьбе?
Задача это иль удача?
Скажи, как видится тебе?»

— Ты знаешь, я давно приметил,
Здесь каждый сам свой счет ведет.
Ты много разных мнений встретишь,
Но к одному все приведет.

Вот слушай: деньги — это яд,
Богатство, счастье и отрава,
Религия, свобода, слава
И то, что губит всех подряд.

Вода, навоз и испытанье,
Грязь, блеск, уверенность, успех,
Разврат, оценка, смертный грех,
Разлука, подлость, созиданье,
Энергия, обмен, зарплата,
Эквивалент затрат труда,
Дорога в ад и суета,
Порок, достаток и растрата.

Алтарь, обман, удачи миг,
Беспомощность, забег по кругу,
Отчаянье и помощь другу
И бескорыстья чистый лик.

Благотворительность, разбой,
Сума, казна, несправедливость,
Корысть, надежда и спесивость,
Возможность быть самим собой.

Для многих деньги то, что снится,
Кому-то — повод быть беде…
Так как же к деньгам относиться?
Так, как относишься к себе!


Кончик нити
 
Текут недели дни за днями,
Бегут они, как нить с мотка,
Когда, задумавшись, рука
Его с колен на пол роняет.

Клубок упал и покатился,
Лишь кончик нити у тебя.
Его потянешь на себя —
В ответ он только раскрутился.

Тебе он так не покорится,
Хоть сколько на себя тяни!
Придется встать, и подойти,
И самому вниз наклониться.

* * *
Как быстро дети подрастают,
Нам не заметить день за днем.
И вот он парочкой вдвоем
Под ручку вечером гуляет.

«Опомнись, — сам себе шепчу, —
Клубок бежит своей дорогой,
Так не мешайся на пороге…»
— Давай домой! — в окно кричу.

Пришел, стоит, глядит с обидой:
Зачем же так при ней его?
Нет, есть не хочет ничего,
Нет, он голодный только с виду.

Смотрю и чувствую, клубочек
Бежит, мотается вдали.
Чуть-чуть сильнее потяни —
И оборваться нить захочет.

Я помню, сам любил гулять
С подругой милой до рассвета.
Мне не забыть минуты этой,
А ужин может подождать!

— Я был не прав, сынок, прости.
Давай беги, еще не поздно,
Ее догнать вполне возможно.
Проводишь — после приходи.

В ответ глазами только зыркнул
И враз исчез в какой-то миг.
— Ты только не грусти, старик, —
Уже на лестнице мне крикнул.


Не мне ли этого не знать?

С погрустневшими глазами бродит сын.
Не со мною, не с друзьями — все один.
Вроде близко, вроде рядом, но поврозь.
Вроде смотрит на тебя, но как-то сквозь.

Не мне ли этого не знать?
Не мне ль тот взгляд не понимать?
И отчего так одиноко —
Нетрудно, мальчик, угадать.

Не поделишься, а как зовут ее?
Расскажи-ка, парень, про свое житье-бытье…
Океанами распахнуты глаза:
— Ну откуда ты все знаешь про меня?!

Не мне ли этого не знать?
Не мне ль тот взгляд не понимать?
И то, что мыслями далеко, —
Нетрудно, мальчик, угадать!

Не грусти, все будет ладно! — говорю.
— Хочешь, я тебе секрет свой сообщу? —
С таким взглядом сам прожил немалый срок,
Когда с мамой твоей видеться не мог!

Не мне ли этого не знать?
Не мне ль тот взгляд не понимать?
Когда на сердце одиноко —
Нетрудно, мальчик, угадать!


Что там впереди?

Все когда-то было, все когда-то будет:
Первое свидание, первая любовь,
Первые печали, первые разлуки —
Все, что было прежде, все вернется вновь.

Вырос сын-мальчишка, ростом обгоняет,
Спорит шумным басом. Школа позади.
Первые томления, первые мечтания,
Первая зарплата… Что там впереди?

Поживем — узнаем, главное — не в этом:
Есть всему основа, время и черед.
Были бы стремления, были бы желания,
И тогда что должно в нужный срок придет!

Все однажды было — значит, снова будет.
Жизнь, круги вращая, за собой ведет.
Новые мальчишки вечные вопросы
Для себя решают и спешат вперед.
                22 июля 2005


Дочка
                Аленке

Мужчины мечтают о сыне:
И вот я родитель двоих
Парней, что являлись доныне
Пределом мечтаний моих.

Но в счастье «отцовского рая»
Я планов судьбы не постиг:
Отцовскую суть понимаешь
Лишь в дочки рождения миг!

Парней не хочу тем обидеть,
Их место никем не занять —
В сынах продолжение видим,
А в дочке уважена мать!

К ней та же безмерная нежность,
К ней тот же сердечный полет,
И та же глубинная верность,
Что душу мужскую ведет.

Ведет быть добрее, светлее,
Ведет доверять и прощать.
От дочек мужчины мудреют —
И женам легко нас понять.



Колыбельная
                Аленке

Вечер поздний наступает,
Баюшки-баю,
Ночью солнце засыпает.
Баюшки-баю.

Яркой краскою заката
Озарив дома,
Туч укрывшись одеялом,
Дремлет до утра.

В синей дымке смолкли парки,
Улицы пусты.
Даже тени засыпают.
Засыпай и ты.

Спят качели, спят скамейки,
Все игрушки спят.
Золотыми облаками
Сны к тебе летят.

Лишь одна не спит на небе
Светлая луна —
Солнца сон оберегает
Младшая сестра.

Тихо брату напевает
Песенку свою,
Да дорожки освещает.
Баюшки-баю.


Звено цепи
                Алеше

Минута за минутой, час за часом,
Листая жизни пестрый календарь,
Мы добираемся до круглой даты
И замираем — перед взором даль

Минувших дней и будущих свершений,
Надежд, волнений, планов и тревог:
На день рожденья много поздравлений
И много размышлений про итог.

В цепи единой даты и этапы,
Награды верности, счета за правоту,
И счастья свет, и горести утраты —
Все учтено, все вплетено, все на счету.

И в дни твоих начальных юбилеев
Раскрой ладонь и кожей ощути
Звено цепи — как след в чреде мгновений…
И ты себя в том всякого прими!
 
                29 марта 2006


Не надо грустить обо мне
                Моей семье

Когда мне судьба отсчитает года
И время сведется к черте
Строки между дат, что уже навсегда, —
Не надо грустить обо мне!

Мечты незаметно оформились в жизнь.
И тем благодарен судьбе,
Что выпало счастье вас всех полюбить —
Не надо грустить обо мне!

Я много успел и отдать, и принять,
И строчкой письма на листке
Попытка о счастье того рассказать —
Не надо грустить обо мне!

Распахнуто сердце окном по весне,
Спасибо за вашу любовь!
Вы дали мне больше, чем я вам, — и вновь:
— Не надо грустить обо мне!

Еще мой колодец исполнен воды,
Ведро не полощет на дне.
Я жить хочу долго,
Но если вдруг что —
Не надо грустить обо мне!
                Октябрь 2006


Ты, пожалуйста, верь!
                Аленке

Я желаю тебе!
Ах, как много тебе я желаю!
Что-то выбрать одно,
Я никак, ну никак не смогу.
И поэтому весь этот мир,
Целый мир на тебя примеряю,
И любуюсь тобой,
Как любуются вишней в цвету.

Я с тобой поделюсь
Тем, чего для меня нет дороже:
Пряным духом травы,
Напоенной июльским теплом,
Ветерком на реке,
Освежающим жаркую кожу,
И рассветным лучом,
Запылавшим над сонным жнивьем.

Я хочу подарить
Понимание важного дела.
Поделиться свободой
Начала воскресного дня,
Благодарной усталостью рук,
Потрудившихся с толком, умело,
И способностью снова
Поверить в любовь и себя.

Я хочу разделить с тобой
Тихую мудрость молчанья,
Когда смолкнут одни
И родятся другие слова.
И хочу, чтоб сложила
Заветную песню свиданий
И, однажды сложив,
Не забыла уже никогда.

Полюбить. На всю жизнь!
Это лучший, наверно, подарок!
Я хочу пожелать тебе
Чистой и долгой любви.
Ты во все это верь.
Верить, дочка, непросто, но надо!
Ты, пожалуйста, верь.
Просто верь. Наслаждайся. Живи!
                29 сентября 2012


Сон любви недужной
                Алеше

Мой сын погружен в сон любви недужной,
Любви порожней, тягостно-натужной.
Напасти той больнее нет науки:
Иссушит жилы, обездвижит руки,
Глаза бессонные в тревоге воспаленья
Очертит темной краской утомленья.

Так вслед за призраком жилья в полях застылых
По кругу путники бредут впотьмах уныло,
Где огоньком обмана водит, водит,
Затащит в глушь — и в наважденье бросит.
И лепестки цветка, что облететь готовы,
К бутону так притягивают снова,
И, тем обманом свежесть подменяя,
По лепестку отмершее скрепляют.

Вот так и сын, в надежде склеить счастье,
Слепить дворец из лепестков пытался,
Но лепестки не кирпичи для стройки,
А лишь следы цветения — и только.
А он все крепит их и крепит друг за другом.
И нет конца у замкнутого круга.

Прочь! Чур! Беда!
Проснись! То вздор. Тупик!
Твой выбор пал на даму масти пик!
Она не для червонных королей,
И ты игру не сделаешь своей!
Твоя дорога вьется в никуда,
И не гнездо совьется, а узда!

…Мой сын очнулся ото сна:
— Ах, папа, на дворе зима!
Ужели зимняя пора?
Какие белые дома!
Какие чистые снега!..

Я счастлив!



Кошечка
                Алисе, Графине Вишенке

Приходила кошечка, пожила немножечко.
С нами была рядышком весь тяжелый год.
И сердечком маленьким, нас жалея раненых,
Легла рыжим пятнышком на пути невзгод.

А когда полегче стало биться сердцу
И глухой печали разомкнулся круг,
Кошечка устала, тяжело ей стало —
И она уснула как-то поутру.

Приходила кошечка счастья дать немножечко.
Слабой лапкой тяжкую отвела беду.
Улетела ангелом, в синем небе мартовском
Ночь качает рыжую новую звезду.
                Март 2013


Уже мужчина
                Мише

Слегка ссутулив большую спину,
Сидит мой мальчик. Уже мужчина.
Уже хозяин. Уже хлопочет.
Уже в работе имеет почерк.
Семье деньгами помочь предложит
Ну и морально поддержит тоже.
Взрослеет парень, растет мужчина.
В вопросах въедлив, во всем глубины
Копнет до сути, себя стараясь в миру устроить,
А где неладно, то поднастроить.

Всему, бывает, нужна настройка:
Сперва — тихонько, потом — долгонько.
И повзрослевший сын смотрит прямо:
Настрой на дело — он лучший самый.
Настрой на силу, чтоб было много.
Настрой на счастье, чтоб звал в дорогу!
Большие цели — большие дали!

Не медли долго, ведь на вокзале
Гудят составы, сверкают рельсы,
Поют ребята о главном песни.
Настроив голос, запой привольно.
Как нынче скажут: «Звучать — прикольно!»
Звучать — прикольно, собой быть — круто!
Не тратя время на бег по кругу,
Иди по жизни прямым маршрутом.
Своим маршрутом.
Мужским маршрутом!
                22 июля 2013


Подарок любви
                Мише

Женится наш средний сын.
Старший рос, так он за ним
Все старался подражать, не отстать.
Но любовь свой счет ведет,
И кого венчать вперед,
Хоть гадай, хоть не гадай, — не узнать!

Выбор сына всем хорош.
Наугад иль невтерпеж не решал:
Пришла любовь — так встречай!
И без всяких праздных слов
Пей до дна и счет глотков
Той любви сам не веди — всю вбирай!

Вот и выпал твой черед:
И неважно, кто вперед, —
Не о том, вообще, подарок любви.
Счастье — ведь не просто так,
Счастье — это не пятак!
Охраняй, преумножай, береги!
   

                26 сентября 2013


Нежданная гостья
                Кате

Я ее не ждала, не звала.
Ни вблизи, ни вдали не искала.
Потому, как пришла, не признала —
Занимали иные дела.

Кто ты, гостья нежданная, вдруг
Без звонка постучавшая в двери?
Я смотрю — и глазами не верю,
Только сердца заходится стук!

И молчавшая прежде струна
Вдруг о чем-то тихонько запела.
Я на гостью взираю несмело:
Может, спутала ты адреса?

Может, все же пришла не ко мне?
Но стоит, улыбаясь в проходе,
Вот уже потихоньку заходит…
Боже мой — это все не во сне!

Ах, как долго ее я ждала,
Ах, как долго в ночи трепетала,
И найдет ли меня — все гадала,
Я бы жизнь за нее отдала!

Заходи же скорей. Вот мой дом.
Здесь мы счастье устроим по нраву,
Будь не гостьей — подругой по праву,
Ах, как славно теперь заживем!

Ее имя твержу вновь и вновь,
Повторять ни за что не устану,
И подругою лучшею стану.
Имя гости простое — Любовь!
                26 сентября 2013


Складки
                Але

Разгладила складки на платье,
Расправила складку бровей.
Ах, как бы хотелось расправить
Морщины на судьбах детей!

Развеять те горькие беды,
Что в душах рубцами легли,
Рассеять дурные советы,
Что действуют яду сродни.

Заштопать ранения злобы,
Повыгладить шрамы обид,
Хворобы души и ознобы
Согреть в материнской любви…

Разгладила складки на платье,
Расправила складку бровей.
Не надо, чтоб дети видали
Печали своих матерей.

…А может, и надо. Не знаю —
У мамы своя есть судьба.
И складка печали косая
В углах возле рта залегла.

Ах, мама, любимая мама!
Не стоит душой тосковать.
Судьба нас любовью связала,
А складки — то жизни печать!

* * *
Извилины судеб
Что мозга морщины:
Чем больше извилин,
Тем больше кручины,
Чем круче задачи,
Тем цены дороже.
Ты верь в меня, мама,
Ты этим поможешь!

* * *
Вы меня провожаете взглядом,
Где-то рядом всегда ваши руки,
И в разлуке вы тоже со мной.
Той любовью, что дарите щедро,
Пропитались сердечные недра,
И корням есть за что удержаться
При порывах судьбы штормовой.



Мне что-то тесно в городе
                Алеше

Мне что-то тесно в городе —
Плечам свободы нет.
На свежем, чистом вороте
Остался сажи след.

В ушах стоит немолкнущий
Гул скопища машин.
И крошечною точечкой
Окошко средь витрин.

А ведь недавно яростно
Жал тапочкой на газ!
Ах, как бывало сладостно
Рвать шины напоказ!

И фарами так здорово
Драть клочья темноты!
И музыку настраивать
В ритм гомона толпы.

Миллионов лиц мелькание —
Знакомых только нет.
И блеск ночи раскаленной
Роскошней, чем рассвет…

* * *
Наверно, устал от раздора
Иль к воле свободы привык,
А может, наелся погони?
Но ценен становится миг,
Что тянется долгим дыханием,
Покоем разлитых минут,
И музыка льется иная,
И жизнь распускает свой жгут.

И вот уж немного нездешний
Вернулся в свой город на час.
Нездешний, скорее непрежний, —
И город мне давит в плечах.
                29 марта 2014


Моя семья

Мы сбились кучкой средь невзгод,
Когда раскаты громовые
И сотрясенья мировые
Вдруг зазвенели у ворот.

Казалось, войны понарошку:
Давно не сорок первый год,
Но оказался краток счет,
И вот уже пестрят обложки
Картинками ужасных дел.
И все свершилось очень просто:
Дымятся шины у блокпоста,
И всплыло слово «артобстрел».

И снова есть враги и наши,
И снова доблесть ратных дел,
А в моргах — груды мертвых тел,
И заварилась гуща каши,
Которую нам много лет
Хлебать еще заместо шанег,
Пока дна ложка не достанет
И не исчерпает всех бед.

Моя семья. Любимых горстка.
Переплелись мы на ветру,
Чтоб в эту смутную пору
Друг друга наделить упорством.
И выстоять, и превозмочь,
И напитаться общей силой,
И то, что порознь косило,
Все вместе отгоняем прочь.


Рождественская сказка

Каким прекрасным холодом повеяла зима!
Скрипящие сугробы, белесые дома.
Промерзшие деревья загадочно трещат,
Склоняются, танцуя таинственный обряд.
Прозрачным лунным светом сад до;бела облит,
И искрится зеленых сосулек малахит.

Не знаю, так ли было, в тот самый день иль нет?
Но, как подарок, льется на двор лазурный свет.
Все радостно хлопочут, на то и Рождество!
Морозец крепкий очень, а в комнатах тепло!
Неспешно отдыхаем, негромкий разговор,
За чем-то выбегаем раздетыми на двор.
Пар вьется и клокочет — старинная игра!..
Сын позвонил напомнить, что мы — семья одна.
Как просто и как важно
Знать, скажут что в ответ:
— Всегда ты в нашем сердце,
Пусть рядом тебя нет!

Какой волшебный праздник затеяла зима!
Рождественская сказка. Старинные слова

О мире, о покое, здоровье на года.
Мы любим и все вместе: и Он, и ты, и я.

Рассвет встает над домом. У жизни свой черед.
Снега сойдут весною, пусть сказка не пройдет!


                7 января 2015


Путь
                Алеше

Неизбежный бесконечный жизни путь.
Крыльями махнуть — не упорхнуть,
Переулком, улицей пустой
Разойтись нельзя — он снова пред тобой!

И куда бы ни свернул — всегда на нем.
И куда бы ни сбежал — ты снова в нем.
Долгой тенью расплывается вдали,
Взад-вперед кружат следы в глухой пыли.

Взад-вперед, туда-сюда, за кругом круг…
Кто так пашет? Словно пьяный водит плуг…
Разобраться нужно время… Но кристалл
Повернулся, блик сверкнул, и луч пропал…

Расплескалась глушь незрячей темноты,
Все на ощупь, и в тумане слепоты
Заполощется волной усталый ум,
А в ответ — тревожных мыслей нервный шум…

И тогда звериной чуйкой, словно встарь,
Раздувая ноздри нюхом через марь,
Различаешь, несмотря на душный мрак,
Где и как по тропке нужно делать шаг.

Но настанет час — опять блеснет кристалл.
Заиграет хрусталями дня бокал.

Побежит куда-то снова дальний путь…
Пыль осядет. И раскроет его суть.
                29 марта 2015


Мама


Мама! Ты научишь, и поддержишь, и спасешь!
И твоих уроков не окончен, мама, счет!
Когда в чаще жизни сбился я с пути,
Факел сердца твоего забил огнем в ночи.

А теперь тревожно, мама, за тебя:
Слишком много сердце выдало огня!
Выгорает газ — сердечный этилен!
Как ответим, чем отплатим, что взамен?

Наш ответ тебе — по жизни ясный путь,
Вера в лучшее и то не обмануть,
Что внушала и, дай бог, внушишь еще.
Наш ответ — сердца, которым горячо!

Я прошу, не бойся, мамочка, за нас:
Ты дарила изнутри, не напоказ.
И растила из любви, не для себя.
Дай нам, мама, что-то сделать для тебя!
Не знаю про то
Моим любимым
Не знаю про то и не ведаю,
Но хочется думать, что так:
Когда я умру, то, наверное,
По небу взойдут облака.
Вода на реке заискрится,
О чем-то зашепчет листва,
И золотом блика на лицах
Заплещут церквей купола.

И ты чуть растерянно будешь,
Мой взгляд на себе не ловя,
Года вспоминать, как о чуде,
Что жизнь подарила любя.

Нас чудо всех вместе сводило,
Не надо скорбеть ни о чем:
Любовь не уходит в могилу,
Когда вознеслась алтарем!

И есть за кого помолиться,
И есть заступиться кому —
В сердца запечатаны лица,
Подобно святому клейму.

И эта любовь, что навечно:
Меж дней и ночей проскользя,
Я буду оттуда, конечно,
С любовью глядеть на тебя.

И будет… Не знаю, что будет…
Но хочется верить, что так:
Любимых общаются души!
И так ли уж важно знать — как?
Братан
Брат отвернулся — как будто не рад,
Молча идет без слова.
И так проходит три раза подряд,
И не кивнет: «Здоро;во!»

Он все молчит, как воды в рот набрал:
Брат у меня — упертый!
Чувствую, что намолчит на скандал,
Я ведь по жизни — гордый!

И не пойму, в чем причина тому, —
Четко все было и ладно!
И вот решаю: смолчать — не к добру,
Дольше молчать накладно.

Я подошел и конкретно сказал:
«Что, братан, это значит?»
Тот отвечал: «Все мозги истерзал —
Не поддается задача!

Шишкой застряла, занозой сидит,
Гранью саднит калёной!»
Вот отчего у него смурной вид:
Брат у меня ученый!

Как хорошо, что меня с детства мать
Чутким быть к людям учила!
И хорошо, что отец не давал
Грубо использовать силу!

Да, не всегда сходу всё разберу:
Трудно братану! А значит,
Буду молчать. Хоть три дня!
Но ему надо помочь с задачей!
29 июля 2015
Будь в жизни чудом!
Алеше
Как свою жизнь наперед заитожишь,
Что в нее вложишь и как расположишь,
Что посчитаешь достойным себя,
То и возникнет. Быть может, трубя,
Жизнь наградит исполненьем заветным
Или, играючи ласковым ветром,
Что-то тихонько листвой шевеля,
Мерно качаясь, шепнут тополя,
И удивит озареньем мгновенным,
Что в твоей жизни уже стало верным,

И зажило;, обретя свою стать.
Надо вот только о том замечтать!

Жизнь — как призвание.
Счастье — работа. Будь в жизни чудом!
Я верю — ты можешь!
Чудо не после, а здесь и теперь.
Ты уже в чуде. Надейся и верь!
29 марта 2016

                Але
 
Простые слова


Мысли что-то разметались:
Не понять, не разобрать.
Скачут, прыгают, сшибаясь,
Ни одной не удержать.

Щепки, стружки вместо мыслей,
Толку нет — один лишь сор.
Все смешалось, разум рыщет,
А в итоге — полный вздор!

— Что тревожишься, любимый? —
Руку тронула жена.
И, смутясь, проговорила:
— Рядом ты, а я — одна!

— Ничего не понимаю, —
Обернулся я к жене.
— Чепуха одолевает…
— А ты думай обо мне!

И слова простые эти
Как впервые услыхал!..
Круговерть остановилась —
Вот родник и вот причал!
Ты
Утра гул, шум машин
Ото сна пробудил.
Первый взгляд на тебя,
А потом — на часы.

Суток новый забег,
День спешит по земле.
Я неслышно встаю,
Ты вздыхаешь во сне.

Череда лиц и дел,
Планов, встреч и услуг,
День свечой отгорел,
Завершив полный круг.

Все уже позади,
Все уже во вчера,
Снова есть только ты
И простые слова.

И, прикрывши глаза,
Сотню дел одолев,
Я вдыхаю тебя,
К главной встрече успев.
Что мир без песен?
Что мир без песен? Пуст и пресен.
Как старый чай — неинтересен,
Как брошенный барак в глуши,
Как новостройка без души.

…Он оскорблял меня и крыл,
При всех обидно говорил.
Ведь был начальником он мне,
Что значит — властвовал вполне.

А я стоял и зеленел,
И он меня достать сумел.
Тогда решил я все сказать,
Как дальше будет — наплевать!

Ему сказал, что он — подлец,
Гнусней на свете нет сердец.
Так и сказал, все не тая, —
Вот только, правда, про себя.

Что мир без песен? Пуст и пресен.
Как старый чай — неинтересен,
Как брошенный барак в глуши,
Как новостройка без души.

Когда-то в детстве, помню я,
К нам собиралась вся семья.
И часто пели за столом,
Как редко мы теперь поем!

Однажды утром, отдыхая,
Я что-то делал напевая.
Тянул тогда со всей душой
Мотив не старый и простой.

Сосед сказал, чтоб дверь закрыл —
По уху, мол, медведь ходил,
Совсем нет слуха у тебя —
Теперь пою я про себя.

Что мир без песен? Пуст и пресен.
Как старый чай — неинтересен,
Как брошенный барак в глуши,
Как новостройка без души.

Прильнув к окошку самолета,
В течение всего полета,
Забыв, что выспаться хотел,
Раскрыв глаза, я вниз смотрел.

Земля, раскинувшись, лежала,
Как будто только ожидала,
Вся в неге утренней зари,
Признаний чьих-нибудь в любви.

От сна едва ли пробудилась
И как была, вся мне открылась.
— О как прекрасна ты, Земля! —
Воскликнул громко… про себя.

Что мир без песен? Пуст и пресен.
Как старый чай — неинтересен,
Как брошенный барак в глуши,
Как новостройка без души.

Но вот однажды по весне
Твоя любовь пришла ко мне,
И все внутри перевернулось,
И сердце песней встрепенулось.

Я не молчал, а говорил,
Я пел, кричал и вслух любил.
И голос был силен и ясен.
Сказала мне: «Твой слух прекрасен!»

Я знаю сам, что не певец,
Но стих про счастье двух сердец
Я громким голосом читаю,
Как птиц на волю выпускаю.

И стало ясно мне теперь,
Что я смогу, и ты поверь,
Все чаще громко говорить!
…А то ведь можешь разлюбить.

Что мир без песен? Пуст и пресен.
И ты ему неинтересен,
Когда все молча про себя,
Как жизнь узнает про тебя?


Метель

Залпы снега рвутся с неба,
Ветра вой. Клубы пурги.
День ушедший тихим не был,
Ночь не лучше впереди.

Время вспять вернуть не волен,
Вечер дню ведет черту.
Как с утра изведал горечь,
Привкус до ночи во рту!

…Ты сказала — я ответил,
Или первым начал сам?
Я ли, ты ли — не заметил.
Слово за слово — пожар!

Громкий, яростный, нелепый,
Некрасивый разговор.
Нервы догола раздеты:
В сердце — жар, в груди — костер.

Может, что не понимаю?
Камертон не так звучит,
Раз за разом нажимая
Спусковой крючок обид?

Идеальных нет на свете!
Мысль не нова…
— Даже я?
Пораженный фактом этим,
Жертвой чувствую себя…

День прошел… Метель клубится.
К дому порознь следы.
— Может, стоит помириться? —
Начинаешь первой ты.

Взор встречает взор тревожный —
Послессорья боль саднит:
Дольше просто невозможно
Жить в тоске дневных обид.

За окном метель клубится…
Как же трудно говорить…
Понемногу утихает…
Не молчать! Прощать! Любить!



Гранильщик
                Але на юбилей

Удар за ударом
Гранильщик гранит,
Агаты и мрамор,
Опал и нефрит.

Вот так же и мы,
Грань за гранью творя,
Породу судьбы
Ограняем в себя.

И чтобы бриллиантом
Стать чистой воды,
Мы тонны лопатим
И моем руды.

И в этом признание,
Честь и награда,
Когда ты гранильщик
Большого карата!



Единственная

Как долго я тебя искал,
И как, в надежду встречи веря,
Я город свой шагами мерил
И счет шагам тем потерял.

Сравненье — вечной драмы суть:
Когда есть выбор лучший самый,
Всегда найдется случай малый
О всех неизбранных вздохнуть.

И я шагал, искал, гадал.
А улиц становилось мало,
И сердце то не признавало,
Что разум трезво отбирал.

Но верил сердца половиной,
Что за неведомой чертой
Увижу свет неотделимый,
Не самый лучший — просто твой!

Как дуновение судьбы,
Как эха дар шагам упрямым,
Из веры появилась ты,
Одной единственной — той самой!
Как долго я тебя искал…



Гроза
                Я с детства не любил овал.
                Я с детства угол рисовал.
                П. Коган

Посланцы туч, дожди косые
На землю хордами тугими
Упали, круг небес порвав,
Вершины струй в поля загнав.

Грохочет буря, гул и треск,
Бушует шалых молний блеск,
И бурей вывернутым зонтом
Расколот угол горизонта.

Гроза топорщится ветрами,
И, тучи закрутив узлами,

На землю мрачный вихрь летит
И рвет, и мнет листву ракит…

Вот и меж нас сейчас гроза,
И в перегрузке тормоза
Срываются со скрипа в крик,
И до беды один лишь миг.

И болью щурятся глаза,
И не стоит, бежит слеза,
И полутон сменен на тон,
А полувздох — на полный стон.

Порывы чувств дошли до грани,
Друг в друга врезавшись углами…
И ты вдруг тихо: «Не губи!»

…О господи! Прости, прости!
Любви круг — квадратурой стал.
Вернись скорей, прошу, Овал!
Со мной все так!
 

Вокруг крадут, взрывают, плачут,
Тайфуны, смерчи и дожди,
Стреляют, жгут, и не иначе
Апокалипсис впереди.

Всё плохо: сплетни, перепалки,
Нет витаминов, зимы жарки,
Что ни политик, то шельмец,
А деспот снова как отец.
И под венец печальной драмы
Царят прокладки из рекламы.

Я не хочу вариться в этом —
Съедают кислород газеты.
Зачем причастность для меня,
Когда причастность — злоба дня?!
Мой мир — другой. Довольно брани!
Давай поговорим о нас.
Давай неспешно сядем, взглянем —
Ну как ты? Чем живешь сейчас?

Глаза в глаза. Рука на руку.
Вдвоем. Напротив. Навсегда.
Разлука? Значит, сквозь разлуку!
Что дальше? Поживем — тогда
Решим вдвоем, к чему стремиться:
Страх будущим живет лишь днем.
А «завтра» нет — есть только лица
Любимых. Здесь. Сейчас. Вдвоем.

Сегодня! Вечное сегодня!
Глаза в глаза. Всё без вранья.
Как в зеркало и мир огромный,
Гляжусь в тебя, а ты — в меня.
И не тревожьтесь понапрасну —
Нам хорошо дышать вдвоем!
Со мной все так! И мне понятно,
Как и зачем с тобой живем!



Я буду рядом

Погосты полнятся ушедшими людьми,
Между оград вздыхают тихо ивы,
Расставлены кресты, чтобы могли мы
Куда-то свою память принести,
Поставить в изголовии цветы,
Стаканчик водки, хлеба половину,
И за оградой снова обрести
Соединенье с образом любимых.

* * *
Я не хочу быть бывшим человеком!
Отдайте вешним водам вы меня,
Хрустальным родникам и горным талым рекам,
Лесным озерам цвета янтаря.

Отдайте воздуху, густому от покоса,
Отдайте травам в капельках росы!
И в реках растворен, и по ветру разбросан,
В земную плоть войду я зернышком простым.

И вновь взойду медовым утром ранним
В манящей свежести алеющего дня.
И, растворяясь в лиловой тени зданий,
Я стану охранителем тебя.

Я буду всюду: в шорохе машины,
Что невзначай попуткой подвезет,
В тепле костра и той подъемной силой,
Что держит среди бури самолет.

В опоре ветра, дующего в спину,
И в лодке в нужный час на берегу.
Вареньем из краснеющей малины
Я в зимний холод лето привнесу.

Я — в тени рощ, что укрывают в полдень,
И в мяте трав — пусть дышится легко!
И в светлой грусти клена в эту осень,
Что лист роняет в утра молоко.

Мне ни к чему быть скованным оградой,
Я в счастье жил, и ты не плачь, скорбя.
Не надо слез — ведь жизнь в травинке каждой!
Ты только позови — и рядом буду я!

Мне для себя куска земли не надо…
Но если хочешь — лягу за оградой.



Любимой

До трепета, до самой кожи,
До хладной влажности слезы,
Я знаю, что с тобою ожил,
А может, прежде и не жил.

Дыханием одним едины,
Ночной порой и ясным днем
Напополам неразделимы —
Всегда вдвоем, во всем вдвоем.

И дня усталость старой кожей
Под взглядом твоих нежных глаз
Линяет с плеч. И снова ожил,
И новых сил обрел запас.

И молодость опять клокочет,
И спать ночами не дает,
И все честней, вкусней и проще,
И жизнь бурлит, а не ползет!

Так в трепете извечно новом
Вскипает роща по весне,
И, разметая лед разломом,
Спешит река к другой реке.



Бывает, время настает

Бывает, время настает
Ветрам бездушным и упрямым.
Протяжно вьюга запоет,
И месяц в пелене багряной,
Как лук натянутый, взведен.
И мир гудит разворошен —

Весь в ожидании беды,
Хулы, вражды или нужды.

Звенящим трепетом тревога
Пронзает сердце изнутри.
И вдруг покажется: исхода,
Быть может, нету впереди?

И вдруг покажется неправдой,
Все, чем дышалось и клялось.
И то, что крепким было дважды
И трижды крепким, порвалось.

Но среди всей угрюмой муки
Есть взгляд и есть любимой руки,
И смысл завтрашнего дня —
Любить, оберегать тебя.

И что бы после ни случилось,
Как жизнь ни выгнулась, груба,
Ты больше, чем лишь половина,
Ты — якорь веры и судьба!

Мне кажется, не в первый раз
Нам вместе жить определяют,
И, словно сон, припоминаю,
Что снова будет все у нас.



Обижаю тебя, обижаюсь

Снова ты от меня отчужденная…
Душный вечер повис за окном.
Что-то очень ненужное сделано,
И ты в горестных думах о том.

И сучишь мыслей долгую пряжу,
И мотаешь клубок за клубком.
И намека не ведаю даже,
Что со всем этим делать потом.
Будут немы часы отчуждения,
Чувств обо;жженных горестный слог,
А потом пустота сожалений,
Суета маеты и тревог.

Как же так? Никого нет дороже!
Нам с тобой невозможно поврозь!
Видно, слишком дубовую кожу
Я прижарил к скелету насквозь.

Да, потом все, конечно, срастется,
Заживет, как бывало не раз.
Но боюсь, что однажды сорвется
Сердце в шрамах обиды у нас.

Видно, истин каких-то не знаю
Я, наверное, неисправим.
Отчего же, как зверь, не линяю,
От чего толстой шкурой храним?



Рядом с ней

Удача ли, судьба? Не знаю,
Мне женщину прекрасную послали.
Свой шанс не упустил, но все же полагаю,
Что выбор здесь определял не я,
А женщина, решая для себя
Рискнуть влюбиться. И теперь сторицей
Вознагражден, что в том не помешал,
И, словно феникс, заново воспрял
Из пепла. И руины жизни прежней
Вновь зарастают зеленью надежды
На тишину заветного покоя,
И женщина все правильно устроит.
И что-то лучшее во мне, что до поры
Томилось, — расцвело и стало чище!
И я ловлю себя на свежей мысли,
Что эта женщина — подарок Божий мне!



А я все живу и не знаю

За окнами ветер играет,
Верхушками елей шумя,
А я все живу и не знаю,
За что она любит меня.

Не то что спросить неудобно,
Но вдруг показалось всерьез,
Что просьбой ответить подробно
Задам… неуместный вопрос.
А вдруг, как на стареньких счетах,
Костяшкой туда иль сюда,
Свой выбор конкретно разложит —
Насколько тянула звезда?

Любовь не слепа, и, конечно,
Найдется достойный резон.
Но если отмерить неспешно,
До сути последних микрон,
Любви вдруг откроется чудо
И словно на чаше весов,
По грамму оттуда, отсюда,
И выбор заветный готов?

Какая кромешная темень
Повисла над зимним окном!
Маячит громадами елей,
Тревожно играет умом.

Я знаю, что глупою фразой
Нетрудно обидеть до слез:
Ты любишь меня — это точно!
К чему рассуждений курьез?

Коль в шутку, о чем толкованья?
Простая любимых игра:
— Ты любишь?
— А что?
— Очень, очень?
— Конечно.
— Тогда навсегда? Меня никогда не разлюбишь?
А если чего натворю?
— А что, есть желанье?
— Нет, только, а все же?
— Ну, я дурачков не люблю!

За окнами ветер играет,
Верхушками елей шумя,
А я все живу и не знаю:
За что она любит меня?



Одинок или свободен?

Помню зябкий стылый вечер,
Ветром вычищенный двор.
Одинокая скамейка
И свободная притом.

Одинок или свободен?
Что за каверзный вопрос!
Я бывал один — свободен
И на людях — одинок.

Можно сесть и потянуться.
Закурить — вопросов нет!
Поплотней лишь запахнуться
В мамой связанный жакет.

Только что-то грустно очень…
По душе ведет сквозняк.
В темном небе тускло светит
Отстраненный Зодиак.

Одинок или свободен?
Что за каверзный вопрос!
Я бывал один — свободен
И на людях — одинок.

Снова двор. И вновь скамейка.
Мы вдвоем. Звенит капель.
Греем руки. Ярко светит
На двоих один апрель.

Вместе нам совсем не тесно —
Много места ни к чему!
И свободно на скамейке,
Где так тесно одному.

Одинок или свободен?
Что за каверзный вопрос!
Мы вдвоем — и я свободен,
Без тебя — так одинок!

Как легко тогда любить
Я поймал твой ясный взгляд:
Взглядом люди говорят,
Когда слов на сердце много,
Что не высказать подряд.

На тебя гляжу в ответ,
А в глазах прозрачный свет
Расплескался и мерцает,
Словно утренний рассвет.

Я в смущении стою,
Ничего не говорю —
Понимаю, что открыла
Душу женщина свою.

Понимаю, что сейчас
Отводить не надо глаз,
Лишь одно в ответ возможно:
Самому стать без прикрас.

Нет ни лиц, ни слов вокруг…
Мир затих, и замер звук…
Только общее дыханье
Да любви прозрачный круг.

Как легко тогда любить,
Как легко любимым быть,
Когда можно без утайки
Взгляд друг другу подарить!
5 июня 2015



Мой остров
                Светлой памяти Нины Ивановны и Петра Михайловича

Дорога домой

Берег снегом занесен,
На реке шуга;.
Со дня на день станет лед,
Близится зима.

До распуты бы успеть,
И молю: «Пока
Не спеши окоченеть,
Матушка-река!»

Через полстраны лечу,
Время торопя,
«Реченька, пойми! — шепчу. —
Опоздать нельзя!

Многое не попрошу —
Только лишь два дня!
Детства дальнего река,
Выручай меня!»

И услышала река,
Стынет, но не спит.
Плещет черная вода —
Катерок спешит.

Льдинки вьются за кормой,
Поручни в снегу.
Северной рекой Двиной
Я домой плыву.



Дома

Зеркало завешено,
Сдвинут в угол стол.
Гол и пуст без мебели
Деревянный пол.

Все не как положено.
Как не надо все.
Комната передняя —
Нынче не жилье.

Инеем забелена
Печка без огня.
Неспроста не топлена
Вот уже три дня.

На столе раздвинутом
Не обед накрыт.
На столе раскинутом
Папа мой лежит.

Стынут окна мерзлые,
Воздух вспарен ртом.
К часу своих близких
Не готов никто.

Щеки отбеленные
Хладом неживых…
Хоть не леденящие,
Как у городских…

Милый старый папочка,
Ты совсем стал сед —
Самый настоящий
Деревенский дед.

Завтра к кромке леса вдаль
Санный путь пройдет,
Но светла моя печаль —
Мама тебя ждет.

А пока еще вдвоем —
Рядом посижу.
Кудри непокорные
Гребнем расчешу.

Медный прежде волос твой
До сих пор упрям…
Без тебя не смог он жить,
Что поделать, мам!..

Задувает первый снег
На поле межу.
Отдыхай. Тебя к жене
Утром провожу.



Помянем

Ты ангелом не был,
Ты был мужиком:
Курил, выпивал,
Говорил матерком.

Ты сеял и строил,
Картошку садил,
Совхозного поля
Землицу месил.

Мужик деревенский
С нелегкой судьбой.
Вот время пришло
Нам прощаться с тобой.

Пришел на поминки
Соседский народ:
Сидит за столом,
Кутью; ест, кисель пьет.

И так уж ведется,
Что только добром
Соседи помянут
За этим столом.

Но что без сомнений,
И то не пустяк:
С каким уваженьем
И как говорят!

В селе нет непьющих
Уже много лет.
Вопрос здесь иной:
Пить умеет иль нет?

Уметь — это значит
Пить вволю, но в срок
Сказать, пока хватит:
— Мне больше не впрок.

Что было, то было.
Ты выпить любил.
Но, может, без горькой
Ты столько б не жил?

И сколько ни билась
С той водкою я,
Тебя понимаю,
И в том — не судья.

Ну что тут попишешь,
Когда все не так!
Иной председатель
Похуже, чем враг!

Коль все не у дела,
Не жизнь, а надлом,
И полный лишь водки
Приходит паром.

Когда давят думы:
«Как зиму прожить?»
И платят копейки,
И хочется выть!

Налог поначислят
За скот и трубу,
За кошку, за птицу,
За дым и избу.

За поле, за сено,
За доску в лесу,
За рыбу, за невод,
Земли полосу.

Обвыкся — вновь напасть:
Совхоз и страна —
Все то, чем гордились,
Ушло в никуда.

Растащен, изломан
Машинный весь двор,
И надо на избу
В деревне — запор!

Эх, все не расскажешь…
Сосед лишь поймет.
Достанет пол-литру
И стопку нальет.

А умник заезжий
Небрежно отметит:
Мол, сам виноват,
Не хотел бы, так не пил!

Но ты не сдавался!
Ты жил, не коптил,
За дело коль брался,
Все в срок доводил.

Вот этот дом строил,
И тот, и вон тот.
Поднял сколько срубов —
Упомнит ли кто?!

Той бабке посеял,
А этой — пахал,
Соседке без денег
Сарай подновлял.

Коровники, бани,
Мосты и причал —
Ты делом свой след
На земле отмечал.

И встали соседи,
И с низким поклоном,
На угол, где прежде
Висели иконы.

Запели, как встарь
Повелось на земле:
«Вечная память, вечная память,
Ве-е-чная па-а-мять те-е-бе!»



Отцовский долг
 
Дочка едет — надо встретить,
И вопросов праздных нет.
Что доставить, что отправить:
«Буду в срок!» — и весь ответ.

Главное — оповестить заране,
Главное — чтоб папа знал.
Дочку встретить обещанье,
Будь хоть что, а выполнял.

Снег, гроза или распута,
Ночь, дорогу занесло —
Все шутил: «Так точно! Буду!
Лишь бы «ехало» везло!»

Рядом с папой не боялась
Ни волков, ни льда, ни тьмы.
Гикнет, свистнет — и помчались,
Только шапка с головы.

Встанет конь перед обрывом.
Ледяной блестит угор.
Он вожжами: «Граб-б-ят, ми-лай!» —
И под низ во весь опор!

«Ты, шальной! Куда несешься?!
Папка, вывалишь!» — кричу.
Обернувшись, ухмыльнется:
«Сам везу, так сам свалю!»

Коль завязнет конь в сугробе,
Гаркнет: «Что, ядрена вошь?
Пыл в конюшне весь изробил?
Вез царя, меня не хошь?»

И в апреле добирались —
Страшен старый лед весной.
Лишь фонтаны за санями
Били черною водой.

Но не риском разудалым
Ты пути одолевал,
На везение слепое
И «авось» не уповал.

Было здесь чутье особо
Поколений мужиков:
Землепашцев, хлеборобов,
Лесорубов, рыбаков,

Что месили эту землю,
Лес рубили, шли тайгой.
Двести лет лежит фамилья
На погосте под горой.

…Нынче и тебя не стало.
Снег метет со всех сторон.
Первый раз меня не встретил
За три дня до похорон.

Ветром катерок мотает.
Стужа, ночь, река черна,
Но огнем вдали мигает
Свет из нашего окна.

Нет тебя, я понимаю.
Но в передней свечек свет,
В темноте путь освещая,
Тем уводит дочь от бед.

На щеке снежинки тают,
Сердцу снова горячо:
Как и прежде, ощущаю
Рядом папино плечо!



Цена

— Отчего отец ревнует, расскажи.
Между вами все открыто — нету лжи!
— Я не знаю, дочка, что тут рассказать:
Дело давнее, чего уж вспоминать!

Познакомились с отцом твоим весной.
Был он рыжий, развеселый, удалой.
Я приехала на практику тогда.
На неделю. Оказалось, навсегда.

Что за практика без танцев до утра?
Час на сон и на работу в пять пора!
Лучше всех отец в округе танцевал,
Вихрем вальса закружил, околдовал.

И влюбилась я без памяти в него,
И любила с той поры лишь одного.
Друг, что сватался ко мне в селе родном,
Так уж вышло, что остался женихом.

На реке бывает шторм, и снова тишь.
Так и в жизни: пошумишь, да и простишь.
Но о том, что стал отец моей судьбой,
Не жалела ни минуты ни одной.

Как-то раз из дому шлет сестра конверт.
Сообщает, что здоровья больше нет,
Пол просел и кровля сильно потекла.
Приезжай помочь, не справлюсь, мол, сама.

Успокоил твой отец меня тогда:
— Пол ведет — ну это, право, не беда!
Кровлю тоже немудрено подлатать —
Так что, женка, нету смысла горевать!

Лед прошел. Мы взяли отпуск по весне
И поплыли вверх по матушке-Двине.
Первый раз я с мужем ехала домой.
Как-то встретятся на родине со мной…

Твой отец был нравом все же очень крут.
Не из робких был и парень — прежний друг.
Не за крышу волновалась я тогда —
Меж ребят не разыгралась бы беда!

Только вбил отец на кровле первый гвоздь,
Как стучится у крыльца опасный гость.
Мельком глянул, расспросил, как мужа звать,
Взял топор, полез на крышу… помогать.

И поладили в работе мужики.
Вниз спустились, почитай, уже дружки.
За обедом, как распили по одной,
Старый друг кивнул: «Достоин выбор твой!»

Поддержал отец: «Что ж, будем ладно жить!
Если что не так, прошу за то простить!
Ты, я вижу, парень дельный, в доску свой,
Извини, что нынче ходишь холостой!»

«Есть за все цена, — ответил нежених.
— Это дело вас касается двоих.
Но случилось коль невесту отбивать,
То и сам к ней будешь жутко ревновать!»

Так сказал, как будто в воду поглядел:
Сколько ревностью отец наделал дел!
Хотя поводу ни разу не дала.
…Вот такие, дочка, с ревностью дела!
Майские ночи
Вновь Север с зимою простился,
И солнцу заснуть недосуг.
Мне шепчет, что крепко влюбился,
Пришедший из армии друг.

А солнце чуть село, так всходит,
Трещит на Двине майский лед,
А парень кругами все бродит
И все на свиданье зовет.

В весенние ночи не спится —
До света шаги под окном.
Признался, что хочет жениться,
И просит согласья на то.

Ответила: «Не обещаю»,
Но парень твердит вновь и вновь.
И, вверившись юному маю,
Решила, что это — любовь.

Назначили свадьбу на осень —
Обычай старинный такой.
Ах, майские, майские ночи,
Что сделали ночи со мной!

* * *
В деревне обычай весною:
Когда отгремит ледоход,
Бегут ребятишки гурьбою
На первый глядеть пароход.

Угор бабы пестрят платками,
По трапу спешат мужики,
Пред женками силой играя,
Пуда в три кидают мешки.

Творят, что помыслить не можно,
Пьянящий разгул удальства…
Шаг в сторону неосторожный —
И грудь раздавило отца.

От ужаса люди застыли,
Ни звука, лишь чалки скрипят.
Но вот бабы заголосили:
— Скорее! На помощь! Врача!

Беду только к ночи узнала —
Связь в город не сразу дают.
Всю ночь до утра простояла
На первую в область «Зарю».

Неспешны равнинные реки,
И так же неспешна «Заря»…
Ах, не позабыть мне вовеки,
Каким увидала тебя.

В углу, спустя сутки, на койке
В крови, как и прежде, лежал.
А мимо уже равнодушно,
Не глядя бродил персонал.

Того не припомню, чего им
Кричала в отчаянье я,
Но бинт на груди поменяли
И чистого дали белья.

По скорой нас в город забрали
В больницу к светиле-врачу.
Сказал тот:
— Не Бог, понимаешь?
Я не воскрешаю — лечу!

Мы с ним потом целые сутки
От смерти отца стерегли,
А тот чуть очнулся, так в шутки:
Мол, доктор, моих покури!


Врач странно взглянул исподлобья
И только сказал: — На тебя,
Пожалуй, не зря я угробил
Свои выходные три дня.

Никак жить, похоже, собрался?
— Да я хоть сейчас прямо в пляс!
Кивнул врач: — Не вздумай сдаваться!
И руку зачем-то потряс.

Отец попросил наклониться,
Шепнул на краю забытьи:
— У дочки намечена свадьба,
Нельзя нам ее подвести!

Затем было шесть операций.
Ты выжил — характер такой!
Врач долго потом ухмылялся:
— Суставом и нравом стальной!

Ну как же могла отказаться
От свадьбы, сказав: «Не мое»?
Не в силах была в том признаться —
Отец выжил ради нее!

Ах, как же на свадьбе плясал ты,
Весь в гипсе, как маму кружил!
Но после, уйдя на крылечко,
О чем-то молчал. И курил…



Прежде чем…

Я из детства помню давний разговор:
Что ни слово — будто порохом в костер.
Слово за слово, пожар обид трещит.
Я за дверь, вот тут отец и говорит:

— У тебя на выбор два лежат пути:
Первый — дверь прикрыть и в комнату зайти.
И чтоб после обойтись могли без ссор,
Хоть и трудно, но закончим разговор.

Если ты сбежать надумаешь сейчас,
Между нами что-то главное предашь.
И пока дверь не прикрыла за собой,
Ты подумай, как воротишься домой.

Есть дорога, от которой не свернуть.
Вырастает из кривой тропинки — путь.
И хотя ты и обижена сейчас,
Все как следует обдумай еще раз.

Я вернулась и подсела у стола.
Что-то главное тогда я поняла.
И с той самой давней девичьей поры
Не играла в «дверью хлопанье» игры.

Я успела им при жизни все сказать,
И успела их таких, как есть, принять.
И остался мне на память только свет:
Между нами недосказанного нет.

Как же много долгих лет прошло с тех пор!
Папы нет, но не забыт тот разговор.
И на сердце хоть и грустно, но покой…
И не горько возвращаться мне домой.



Казенное добро

— Ванька! Эк, землицу ноне развезло!
Подмогни! Не видишь, что ли? Тяжело!
Брёвна комлем на телегу заведем,
Ну, давай! Сподручней все-таки вдвоем!

Племяш Ванька подошел, подсел к бревну:
— Дядька, сам тягать не вздумай, подмогну.
Только чё до темноты за ним пришел?
Хоть и брошенный, а все ж совхозный ствол!
Дядька «Приму» распечатал, закурил:
— Я казенного вовеки не тащил!
Это бревнышко до срока тут сгниет —
Председатель мимо ходит, не берет.

Не шутник я, чтобы ночью воровать.
По темну берут мазурик али тать!
Племяш крякнул: — Дядька! Чё ты? Я же свой!
А глаза мозолить всё же ты постой!

Тот в ответ: — Ванек, похоже, мнется конь.
Ты хомут ему немного рассупонь
Да сенца слегка подбрось, всё не вали!
Сядь-ка рядом. Вот, рогожку подстели.

Тебе, Ваня, года два пришлось служить?
Ну а мне поболе выпало трубить.
Но на месяц обернулся раньше всех.
— Как такое может быть?
— Да, смех и грех!

Приключилося отменное кино,
А виной всему — казенное добро!
Чрез него чуть не попал под трибунал.
Но заметь, не воровал, а сохранял!

На границе наш призыв служил пять лет.
Война кончилась, а хлеба нет как нет.
Когда сыт солдат, морозец — не беда!
Но в секрете натощак — то маята!

Всякий день гадали, чем кормить солдат,
И решили на откорм взять поросят.
Двор для них, что те хоромы, завели.
Хлев большой — жаль, поросюхи только три.

Не сказать, как берегли тех поросят!
На довольствии худом, как все, сидят.
Но за лето откормили их в свиней.
Тут приказ идет: до дембеля сто дней.

Мне в дозоры выходить ушла пора
По тревоге лишь. Недаром — старшина!
На хозяйстве свое время проводил,
Вроде, как бы я свое и отслужил.

Как-то раз тревожный выдался денек,
А за скотника был новый паренек.
Вдруг сирены на заставе вой завыл,
Он — в ружье и в спешке дверку не прикрыл.

Вот ползем мы вдоль нейтральной полосы,
Слышу, кто-то напролом через кусты.
«Не уйдет, шпион!» — подумал было я.
Глядь, из чащи появляется… свинья!

«Борька, стой! Сюда! Назад!» — ему кричу.
Ну а тот с испугу шасть за полосу!
Я — в прыжок. За ухи Борьку прихватил,
Он — в кусты и прямо к финнам потащил.

Мне ребята сзади: мол, бросай свинью!
Я в ответ: «То сало наше! Не пущу!
Не оставлю, братцы, я вас голодать!»
И на всю границу Борьке — перемать!

Враз распалися кусты и там, и тут.
Наши, финны — в рост, не прячась, хором ржут!
Ну а мне с азарта толком невдомек,
Что на хряке их кордоны пересек!

Борька рухнул за границей. Я — на нем.
Как очухался, так финнам: «Щас уйдем!
Братцы-финны, я же вам почти что свой:
Вы с заставы этой, я — вон с той!

На хозяйстве был, а вот моя свинья!
Ну, пойду? Ферштейн, финские друзья?»
Я бы дал, конечно, сразу стрекача,
Да боюсь, пальнут вдогонку сгоряча.

Тут подходит ко мне ихний офицер.
Говорит: «Зольдат кароший, СССР.
Идешь с нами и свинью берьешь свою.
Нарушенье по начальству соопчу».

Хоть смешной у офицера был акцент,
Но молчу — все ж пограничный инцидент!
На заставу с Борькой нас к себе забрал,
Накормил и вроде как арестовал.

Через пару дней прислали наш конвой.
Борька следом на веревочке трусцой.
На родной земле встречает генерал:
— На войне тебя конкретно расстрелял!

Ну и каша заварилась, старшина!
Твое счастье, что окончилась война!
— Виноват, не за себя старался я!
То казенное имущество — свинья!

Через месяц мне на дембель уходить,
А ребятам как без мяса прослужить?
— Да пойми, заделал ты какой скандал!
За свинью готов идти под трибунал?
— Никак нет.
— Едрена корень, старшина! —
И пошел ругаться — не зашиб едва.

Накричавшись, отошел, захохотал:
— Прямо хряка так за уши и держал?
Я кивнул:
— Так точно, выполнил захват!
Генерал до слез смеется:
— Ну, солдат!

Глаза вытер, посерьезнел, говорит:
— Дело, значит, вот, герой, как обстоит.
Не хочу тебя вести под трибунал,
Чтобы завтра на заставе не видал!
Не резон мне отвечать за дурь твою!
С глаз долой! А все ж — спасибо за свинью!
Наказание — отныне рядовой.
Благодарность — завтра двинешься домой!

Вот так первым я по дембелю пришел.
А ты: «Ночью! Вдруг, а что! Казенный ствол!»
Коли нужен, что он в грязи тут лежит,
Бесхозяйственностью душу ворошит!

Эх, не жаль начальству общего добра!
Мужику же ствол — находка для двора.
Не хозяева они — временщики!
Ну, давай, Ванек, натужься, подмогни!



Сон

Мне сон приснился. Снова вижу папу.
Идет живой навстречу от крыльца.
И Джек, резвясь, на плечи тянет лапы,
И мамин силуэт в проеме у окна.

И папу крепко, крепко обнимая,
Про новость рассказать ему спешу,
А он в ответ: — Давно уже все знаю
И поздравляю доченьку свою!

Ах, папа, папа! Все такой, как прежде!
И, как всегда, нет тайны от тебя!
Излишни слов ненужные одежды,
Когда родные души говорят!

— Спасибо, папа. Ну а Джек откуда?
И мама, кажется, хлопочет у стола?
Мне чудится иль слышу звон посуды?
И печка русская дымит, опять цела?!

Он хитро улыбнулся, как бывало,
Вперед к крылечку первой пропустил:
— Да в доме что-то пустовато нынче стало,
Вот я его наполнить и решил.
Так мог лишь папа…
Много дней минуло,
А сон стоит, как будто наяву.
Я с ним любовь родителей вдохнула,
Как ключевую воду почерпнула,
И дальше своим детям отдаю.



Не вправе

Отец сказал: «Лечить не надо.
Не надо, дочка, ничего!
Мне дни пошли уже не в радость,
И я хочу лишь одного.

Пустыми длинными ночами
Теперь, без матери, не сплю.
Рассвета жду и с ней часами
Все говорю и говорю.

Перебираю то, что было,
И то, что прежде, что не сбылось.
Всю жизнь прожил бок о бок с милой,
А вот уйти не довелось.

Так что прости, твое леченье
Мне, дочка, больше ни к чему.
Без смысла дни ведут круженье,
И дай уйти мне самому».

В его глазах я прочитала
Особой правды дальний свет.
Просил отец такую малость…
И я сказала «да» в ответ.

Сказала, мол, как пожелаешь,
Силком держать не вправе я.
Твой выбор, папа, уважаю,
И принимаю для себя.

В ответ кивнул и отвернулся,
«Дуката» пачку растворил,
Чему-то тихо улыбнулся
И с облегченьем закурил.



Не нужно слов

На почту, дочка, не ходи —
Не трать часы на ожиданье.
Звонки домой не наказанье
И не дочерние долги.

Ты два часа последний раз
Переговоров ожидала.
Я с ужасом тогда узнала,
Чем обернулся тот заказ.

С тобою мыслями всегда,
Но жить тебе не помешаю:
И без звонков дежурных знаю,
Когда неладные дела.

И телеграмм не посылай,
Коль нет вестей — порядок с нами.
Случится что — позвоним сами,
Вот лето будет — приезжай!

Так что себя не изводи
Переговоров ожиданьем,
Звонки домой — не наказанье
И не дочерние долги!



Тетя Надя

Двадцать пять годков назад
Отгуляла шестьдесят,
Но до возраста не жадна:
Пару лет — и будет ладно!
Только сын на то согласья
Не дает и молвит басню:
— Лет с десяток перелезь,
И уже девяносто шесть!
— Ну так что! Я, в общем, в силах.
Вишь, поленницу сложила:
Подтащу по два полешка,
Обопрусь — ужо не девка!
Не мечу;, оно, конечно,
Пусть неспешно, но успешно!
В огороде тоже прыть
Подоспело позабыть.
Но скажу вам без вранья,
Зелень на столе — своя!
Правда, слышу как-то хуже.
Впрочем, слух не очень нужен:
Про плохое не услышу,
А что нужно, то увижу.
Две ноги вот стало мало.
Не стоят! Так я достала
Для опоры молодую
Палку ивы запасную.
И брожу таким манером
Наравне с пенсионером.
Вот и рюмочку винца
Пью за внука-молодца.
Двадцать пять, всяк, юбилей!
Выпью, и еще налей!
И быть может, что напрасно
С сыном не была согласна.
Поживу еще маленько,
Там, глядишь, и до столетья
Добегу вполуприпрыжку,
Хоть и падка на отдышку
Что-то понемногу стала.
И хотя годков немало —
Если рук не приложить,
Вам меня не пережить!


Последний урок

                Памяти бабушки Марфы

— Сядь-ка поближе, племянник Петруша,
Да поперек с возраженьем не лезь.
Старую бабку внимательно слушай —
Вот помираю… Не бойся, не днесь!

Есть два денька, чтобы все приготовить,
Лишь на тебя в деле сём положусь.
Доски давно заготовлены новы.
Да не тяни, вот ужо соберусь!

— Бабка, окстись, ты ж покамест живая,
В город звоню, чтоб прислали врача!
— Тише, Петруша, пойми, собираюсь.
Рядом присядь, нагляжусь на тебя.

Внученька Алка, поди и ты тоже.
Нам расставаться настала пора.
Скоро деньки под черту заитожу
И отойду от родного двора.

— Бабушка Марфа, тебе что, не страшно? —
Внучка тревоги не может унять.
— Нет, коль живешь свою жизнь не напрасно,
Чем же тебя может смерть напугать?

Делала всё, как то совесть велела.
Жизнь в бесконечных трудах провела.
Даже в тюрьме, довелось, отсидела,
Но тем от голода деток спасла!

— Бабушка Марфа, ужели то правда? —
Внучка смутилась, платок теребя.
— Верно, тогда поступили неладно,
Ты ж никогда не жила для себя!

Сколько припомню — всегда ты при деле:
Вяжешь, стираешь, готовишь обед.
Утром встаю — ты уже не в постели,
Ночью ложусь — еще в комнате свет.

Братьям и сестрам своим помогала,
А у самой-то большая семья!
Спать-то ложишься когда? — лишь гадала.
— Да уж свой век я давно отспала.

И не тревожься о том, дорогая.
Долгую, Алка, ты жизнь проживешь!
Честно живи, по людям сострадая,
И тогда с миром, по сроку уйдешь.

Петя! Весной посади у оградки
Свежей малины рядочком кусты.
Внукам на память дам ягоды сладки
И по угорам рассыплю цветы.

Алка вздохнула, слезинки роняя,
Но не надорвана страхом душа.
Бабушка Марфа последним прощаньем
Жизни последний урок подала!



Он никогда не вспоминал войну

                В память о дяде Симе

Он никогда не вспоминал войну,
Хотя солдатом был отнюдь не робким.
Не пел про подвиги, отвагу и страну
И не берег контузивший осколок.

И на расспросы: «Как там на войне?» —
Он сразу замыкался и угрюмо
В ответ ворчал: «Зачем она тебе?» —
И не терпел хвастливых баек юмор.


Он строго жил, скромнейший человек,
Обычай старой веры соблюдая,
И на вопрос о вере и себе
Лишь отвечал: «Война была лихая…»


Вечер

                Вечереющее солнце

Прикоснулось к горизонту
И закатный пламень свой
Разметало над землей.
В сумраке притихли боры,
Алым заревом угоры
Расцвели на склоне дня.
Окна в золоте огня
Изб распахнуты. И вечер
Дню усталому навстречу
Выплыл, тенью разлился
И пролился на поля
Дымом сизого тумана.
Ветер, бодрый спозаранок,
На вечерней зорьке стих,
Чуть колышет гладь отлив.
Плесы на глазах темнеют,
Лишь дорожка багровеет
В искрах позднего луча.
И немножко жаль огня,
Исчезающего дня,
Что,горя прощаньем кратким,
Раздает все без остатка,
До последнего луча,
До последнего угля.

Плески света все короче.
Наступает время ночи.


Осень

Ветер рыщет по угорам,
Гонит волнами траву,
Треском сучьев полнит боры,
Кружит ветви за листву.

Баржа тянет плот с надрывом,
Ветром сносит голоса,
Налетающим порывом
Выбита из глаз слеза.

Лодку крепит выше в берег
От шальной волны мужик.
Отмелей песок темнеет,
Небо чашею лежит.

Ветер, как белье, полощет
Кипень красную рябин.
Золотит березы осень,
Зарыжит листы осин.

Осень. Скоро, скоро осень.
Крепят жердями стога.
По утрам над бором просинь
И росой полны луга.



Молодой косарь

                Мише

На угоре травы в пояс,
Сладкоклеверный разлив.
Воздух мятою напоен,
Дождь прошелся и затих.

До темна еще далеко.
Капли цвета янтаря
Покрывают густо стойку
Молодого косаря.

Солнце круг за кругом водит
Бесконечный хоровод.
День и ночь концами сводит,
Спать парнишке не дает.

Как тут спать, когда угоры
Ярким золотом горят,
Плещут синевой просторы
И ветра в полях шумят!

Плечи ноют наслажденьем,
Кровь струится горячо,
И волненьем тянет душу.
И несбывшимся еще.
                22 июля 2007


Мой остров
 
Уханье филина, время удалое
В имени острова затрепетало.
В нем перестук молотков кузнецов
И удивление первых купцов.

Ух, что за остров! Ух, ты каков!
Остров крестьян и простых рыбаков.
Ух, ты как выдох! Ух, ты как вдох!
Вольная круча двинских берегов.

Нрава поморов крутое начало
Здесь колыбельной волною качало,
Вынесло на берег пеной речною
И напитало хмельною травою.

Ух, что за остров! Ух, ты каков!
Братьев помногу, но нету братков.
Здесь разговор неуместен пустой —
Нрав незатейлив и ясно простой.

Северным ветром сгибаются травы,
Гонит волну у речной переправы,
Гнутся деревья, звенят провода,
И серебром отливает вода.

Ухтостров, ухтостров! Белые ночи.
Ты и хозяин и чернорабочий.
Церковь плывет над разливом речным.
Я не отсюда, но я стал твоим!

Ух, что за остров! Ух, ты каков!
Остров крестьян и простых рыбаков.
Ух, ты как выдох! Ух, ты как вдох!
Вольная круча двинских берегов.

* * *
Для картины Москвы выбираю пятно —
Мазок быстрый, как радости плеск.
Миража городского цветное панно
Излучает свой сказочный блеск.

А на Севере линия мне дорога,
Горизонт очертил целый мир:
Полосой небеса, полосою луга
И лесов бесконечный пунктир.

Длинные полосы света легли,
Как вдоль полей борозды.
Солнце закатное жарко горит
Рыжим сухим хворостом.

По протокам речным залегли острова,
С трех сторон из окон плеск воды.
Словно время сквозь дом, протекает река,
Оставляя на судьбах следы.

Колокольни темнеет старинный кирпич,
Дым вечерний повис над трубой,
Серебрится бревно, звякнул пес на цепи,
И куда-то бредет старый конь.

Заметались, тоскливо звеня, комары,
Ветер лодки рыбачьи качал,
И чернел одиноко в клубах мошкары
Переправы забытый причал.

Скоро ехать в Москву, к пятнам окон и крыш,
К миллионам машинных огней.
Но пока еще здесь, но пока время есть,
Наслаждаюсь неспешностью дней.

Длинные полосы света легли,
Как вдоль полей борозды.
Солнце закатное жарко горит
Рыжим сухим хворостом.


Со мной все так

Иерусалим

                Памяти моего дяди Бенциона
Палящим зноем опален,
Среди долин и гор зеленых,
Лазурью неба обрамленный,
Стоит великий холм Сион.

В оттенках розовой зари,
Что всходит из-за гор окрестных,
Тысячелетия известный
Вокруг лежит Иерусалим.

В нем что ни камень — древний след,
А мерка памяти — столетье.
Смешно считать десятилетья,
Когда камням три тысячи лет!

Тут были грек и мамелюк,
Вавилонянин и римлянин,
Еврей, араб и англичанин,
И крестоносцев бранный круг.

Здесь три религии слились
В пределах крепости старинной.
Все рядом — будьте же едины!
Но реки крови пролились.

Для всех из них Отец один,
Один Отец, что почитаем.
Зачем брат братом презираем?
И с кем опять воюет сын?

Правее кто, о том вражда,
Кто лучше помнит про заветы,
И льются грязные наветы,
Лишь крикни: «Бей!», услышишь: «Да!»

Не важно, кто ты: исламист,
Еврей, католик, лютеранин —
Пока в борьбе ты неустанен,
В гордыне не пребудешь чист!

Я верю: град Иерусалим
Всех не рассорит, а рассудит.
Ты счастья хочешь? Рядом люди
Хотят того же! Дай Бог им!

Есть много храмов и молитв,
И суть не в спорах с иноверцем,
А в честной жизни, добром сердце…
Пусть Бог Иерусалим хранит!


Горит свеча, стоит букет

Горит свеча, стоит букет…
Огонь красив, цветок прекрасен…
Но вид их для меня неясен,
И на душе покоя нет.

Как странно… Я цветы люблю.
Огонь свечи, вообще, святое,
Но восприятие иное,
Когда сейчас на них смотрю…

Букет цветов и воск свечи…
Так резко это сочетанье:
Как меж любимых расставанье
Иль громкий вскрик в тиши ночи.

Все это неприятно мне…
А впрочем, кажется, понятно:
То грусть о годах безвозвратных,
Что направляются к черте.

…Ну здравствуй, самый первый вестник
Прихода осени моей,
Как среди августовских дней
Желтеющей березы песня!

Что срок на свете есть всему,
Конечно, то давно известно,
Но новость, вот что интересно:
Мне кажется, что возраст жду!

Все больше поворчать люблю,
Повспоминать пережитое.
Закат напомнит про былое…
А сын спешит встречать зарю!

Своим годам кричать «Ура!» —
Ну очень странная идея!

Копить их, что ли, в самом деле?
Но и скрывать — вот ерунда!..

Однако вера глубока,
И в ней основа для расчета —
Достоин большего почета
Тот, чьих годов длинней река!

…А вдруг не так?.. Чем больше лет,
Тем планка требований выше?
И в том доверие нам свыше,
А не защитный амулет?

Тогда года — как дар судьбы,
А вовсе даже не заслуга!
И если пожил дольше друга,
Не значит — с мудростью на «ты»!..

Так изложил я сам себе
Гордыни праздные стремленья.
И то достойно сожаленья,
Что верен был им в глубине.

Горит свеча, стоит букет…
Мне стало многое понятно,
И хоть немного неприятно,
Но правды искренен ответ.

Горит свеча, стоит букет…


Имена

Имена, имена, имена…
В них судьбы нашей нить вплетена,
С этим именем входим мы в дом,
Им нас вспомнят, когда мы уйдем.

Хорошо там, где исстари заведено
Иметь много имен, но у нас лишь одно.
И такое мне имя смогли подобрать,
Что доволен отец и в спокойствии мать.

Все-волод — для тебя предназначен весь свет!
Но скрывается в имени главный секрет:
Всем в себе овладеть — вот он, жизненный план,
Свет внутри воссоздать — то задача годам!

Этим именем жизнь измерял я свою,
Примерял на себя, как на вырост костюм.
Это имя учило ходить по прямой,
Дело делать руками — решать головой!

Мы растем — вместе с нами растут имена,
Но для этого смелость по жизни нужна.
Если имечко вырастить в имя не смел,
Значит жизни еще не освоен раздел.

Если ты не горел, не страдал, не любил,
Если дом не срубил — только делал настил,
Не хотел, не желал, говорил лишь общо;,
Значит имя твое не раскрыто еще!

Мне не надо ни злобы чужой, ни вранья,
И не надо ни склоки, ни драк воронья,
И заслугу чужую, и доблесть, и честь
Не прошу дать взаймы — у меня своя есть.

И не нужно ни денег чужих, ни молитв,
Их соблазном меня на крючок не словить.
А чужая любовь, на пороге не стой —
Обойди ты мой дом за версту стороной.

Все, чем надо владеть, создаю в жизни сам
И спокойно смотрю вслед прошедшим годам.
А тому, что обрел, ну конечно же, рад —
Чем поделишься, коли ничем не богат?

* * *
После долгой разлуки со старым дружком,
Помню, как-то сидели одни вечерком,
И сказал мне дружок, ничего не тая:
— Знаешь, имя свое отвергаю ведь я!..

Ну скажи, почему жизнь устроена так?
Это имя ко мне не подходит никак!
И звучит по-дурацки, и суть не моя,
И смеялись над ним часто в детстве друзья.

Я ответил дружку, как всегда, напрямик:
— Если имя свое ты не терпишь, старик,
Тогда выбери имя другое, рискни,
Только будь начеку, избеги западни!

И затихли слова, и замолк разговор…
А потом он сказал: — Имя как договор.
Тут я кое-что понял про наше житье
И решил… себе имя оставить свое!

Имена, имена, имена…
В них судьбы нашей нить вплетена,
С этим именем входим мы в дом,
Им нас вспомнят, когда мы уйдем.


Следы

Все оставляет в жизни след:
И самолета дымный росчерк,
И пуль трассирующий почерк,
И битвы на снегу портрет.

Дымит гордыня Герострата,
Чадит давно — не первый век.
Бездушен был тот человек,
Он без души, а нам — расплата…

В тиши запела тетива,
Еще затихнуть не успела,
Как вслед осело друга тело,
Проклятья вымолвив едва.

Свои отметины война
Оставила на доме нашем.
Годами выбоины крашу —
Вновь проступает седина.

Над честью враг посмел смеяться.
Остались двое: мертвый враг
И шрам — былой победы знак
И неумения сражаться.

Все оставляет в жизни след:
Итог любви — ребенок в доме,
А как ответ на волны горя —
Волос заиндевелый цвет.

Любимая зашла ко мне,
И след на краешке стакана,
К своим губам что прижимала,
Остался в память о том дне.

От смеха луч у век возник —
Твои глаза люблю такими.
Себя мы помним молодыми,
А дочь сказала, что старик.

Мать жизнь без дела не сидела…
В ответ синела вен река.
Теперь навеки прилегла,
И это тоже ты сумела.

Все оставляет в жизни след.
Что день? Лишь миг, но оставляет
Тот шрам, что сердцем управляет,
Врываясь вдруг в пучину лет!

След дня как тот удар меча:
Кривой, неровный или слабый,
Отчаянный, с плеча удалый —
Им выражаем мы себя.

Наотмашь — и вскричал победно,
Взмахнул — как будто наследил.
Ударил — будто и не бил.
Но все же лишь бы не бесследно!


О старом и старье

Старинный шкаф в углу темнеет
Последних сорок лет.
Родители не молодеют,
Но крепок наш буфет!

И сколько помню я себя,
Шкаф здесь всегда стоял.
Когда и где ни жил бы я,
Меня он привечал.

Пришли другие времена,
Тот старый мир разбит.
И строй иной, не та страна,
Но старый шкаф стоит.

Бывают дни, что жизнь звучит
Железом по стеклу.
Как хорошо, что ты стоишь,
Старинный шкаф, в углу!

Есть старое, а есть старье.
Старинный шкаф любим,
Но как же много барахла
Подчас мы в нем храним!

На полке чемодан пылит.
Последних десять лет
В него никто не заглянул —
В том надобности нет…

Когда-то, помню, чашку мыл,
Там трещина была,
И прямо в руку мне вошел
Обломок от стекла.

Казалось, чашка не стара,
А сколыш — не беда!
Но как болит потом рука,
И в красном рукава!

Бывают дни, что жизнь звучит
Железом по стеклу.
Как хорошо, что ты стоишь,
Старинный шкаф, в углу!

Родителей открытый дом,
Друзья вокруг стола.
Идет торжественный прием:
Вино, хрусталь, еда.

Вот кто-то блюдо приподнял
Старинное одно,
Как вдруг оно напополам
По трещине пошло.

Разбито все. Кругом стекло,
Испорчена еда.
Причиной этого всего
Лишь трещина одна.

Пока не кончен вещи век,
Себя она дарит.
Но вещь — не то, что человек:
Старье всегда старит.

Когда же им весь дом забит,
Припомни мысль одну:
Не для того совсем стоит
Старинный шкаф в углу.


Пустыня

Сомкнулось небо над Синаем,
Замковым камнем солнца шар.
Зеленой лужей сжались реки,
Что прячутся в подножьях скал.

Гор бело-рыжая громада
Родила осыпи камней,
И круча, горных коз отрада,
Вся в трещинах минувших дней.

Ни стебелька нет, ни травинки,
Лишь только голая земля,
И ниточкой лежит тропинка,
Что привела сюда меня.

Оставил что ты, путник пришлый,
Средь зноя голых здешних мест?
Сюда добраться путь неблизкий —
Жилья в помине нет окрест.

Орлы в белесой вышине
Далекой точечкой чернеют,
И дух пустыни в тишине
Вокруг покой и силу сеет.

О как же ты разнообразна,
Пустыни дикая страна!
Тут каждая гора прекрасна,
А горам… горам нет числа.

Пещеры, скалы, камнепады,
На осыпях — следы ручья.
Камней развалы красноватых
На свет родила мать-земля.

Направо — белые отроги
Из мела: взял кусок — пиши.
Налево — желтые пороги
Как путь возвышенной души.

Когда, себя одолевая,
С великим потом и трудом,
Через пороги вверх шагая,
К вершинам жизни мы идем,

Душе не дело в скуке томной
Дремать и жить как бы во сне.
Но, впрочем, жечь дрова накладно,
Ведь можно греться на золе.

Конечно, сильно не согреет
Зола давно прожитых лет.
Но и замерзнуть не сумеешь,
Хоть жара прежнего уж нет.

О, как привычны оправданья,
Что можно так свой век прожить!
И как привычны ожиданья
На Новый год все изменить…

А тут пустыня, яркий зной!
На камне чайник сам кипит.
И жизнь здесь видится иной,
И камень словно говорит:

— Беги, гони однообразье
Привычных мыслей, бед и лет.
Спеши, карабкайся за счастьем,
Коль есть вопрос, ищи ответ!

Когда отрогом на дороге
Сам встал, закрыв себе пути,
Отбрось изжитого итоги,
Взял жизнь на плечи — и иди.

От солнца — мазь, от ветра — куртка,
Кроссовки впору по ноге.
И хоть пустыня не прогулка,
Но подготовлен ты вполне.

Спокоен и в себе уверен,
Не суетясь, идешь вперед.
И сердце бьется в озаренье,
Что верно жизнь сейчас идет.

Побудь в молчании средь трещин:
Скалы — и той измерен век.
Понять простые нужно вещи:
Куда спешишь ты, человек?

Конечно, можно строить график,
Быстрей, быстрей вперед идти.
Упустишь время ты иначе
Пружиной день свой завести.

Наверно, нужно так когда-то
Бежать, держа в прицеле цель.
Но для пустыни — мелковато,
И в вечность суета — не дверь!

Пустыня учит, что важнее,
Научит жить без суеты,
Научит стать внутри честнее
И обнажит твои черты.

Там понимаешь: беспокойство
Не просто вредно, а грешно.
Такое у пустыни свойство,
И жить становится светло.

Ты также можешь быть в покое,
Как горный кряж, что здесь лежит.
И ты раскован и свободен,
И рвется в горы вольный крик!

Кричишь среди камней Синая,
И горы не молчат в ответ,
Своим навеки признавая,
По-русски эхом вслед: «Приве-е-т!»


Портрет

Судьбы изгибы прихотливы —
Года к годам, как кружева.
Наносит жизнь их терпеливо
На наши лица и тела.

Бежит по ним судьба годами,
Все глубже оставляет след.
Из зеркала, неузнаваем,
Глядит мой собственный портрет.

Себя привык моложе видеть,
Лицо я помню прежних дней.
Над фотографиями сидя,
Все кажется, что сам юней.

Когда успел так измениться —
Морщины, вены, седина?..
Рекой по нам судьба струится
И режет в лицах берега.

Как с каждым годом все виднее
Печать на лицах!.. Наша суть…
Ребенка нет лица милее,
А после вязью жизни путь.

Смотрю… Характера дурного
Вот складочка, а вот изгиб.
Мне срочно что-то делать надо,
Пока не стал личиной лик.


Спеши
                Человек должен стремиться ввысь,
                иначе зачем существуют небеса.
                Р. Браунинг

Спеши к высокому стремиться,
Иначе повернешь назад.
И если небу не открыться,
Куда глаза твои глядят?

Жил-был мудрец. Что непривычно,
Был оружейник-инженер
И создал револьвер, который
Грабителям воздвиг барьер.

Не всем на свете от природы
Стоять в ряду богатырей,
А браунинг дает свободу
С бандитом рядом стать храбрей.

Жил-был философ. Что печально,
Иной талант открыл в себе
И создал динамит, который
Стал ужасом в людской судьбе.

Он, Нобеле, сказал: «Миритесь,
С таким оружием солдат
Становится слепым убийцей,
Шутя разрушит все подряд!»


Жил-был ученый, умный физик,
И сам себе он стал не рад,
Ведь был он среди самых первых,
Кто создал атомный заряд.

Своих солдат сберечь желая,
Врагу придумал он кошмар,
И, сам того не ожидая,
Заставил трепетать весь Шар.

А в жизни есть одна примета:
Ружье разит всегда творца.
Жаль, мы не помним про заветы,
И сын не слушает Отца!

Создал оружие — все, держись,
Уже не враг — ты сам в прицеле.
Сперва курки приподнялись,
А вот и души отлетели.

Душа должна стремиться ввысь,
Но то при жизни делать надо.
А воевать не торопись,
И небо вовсе не награда.

Когда помиримся с врагом,
И этот путь давно проверен,
Тогда лишь к небесам придем!
…Иначе этот мир бесцелен.



Позиция

На свете много есть позиций,
И каждый волен выбирать:
Когда молчать, когда сердиться,
Ползти, стоять или взлетать.
Мы можем крепко оскорбиться
И подлеца послать на «мать»,
А можем все всегда прощать
И только на жену сердиться.

И как в гостиницу худую,
Где за бесценок ночь живут,
Или в квартиру проходную,
Так можно в жизнь пускать свою
Всех тех, кто, мимо пробегая,
Решил прилечь и отдохнуть,
Расслабиться и снова в путь,
А после грязно, как в сарае.

Да, мне не нравится сравненье,
Что жизнь есть вечная борьба.
Но что понятно несомненно:
Пальба — не всякому судьба!
Не все вокруг того же мненья,
Но век идет. И те слова,
Которым верили сперва,
Теперь былого соображенья.

Но есть такие убежденья,
Которые нельзя сдавать.
И горше нету пораженья —
Их потерять иль проиграть.
И нет у нас такого права,
Чтобы достоинство и честь
Менять на подлость, срам и лесть,
Корысть и жадности отраву.

На свете много есть позиций,
И каждый волен выбирать:
Сразиться или поступиться,
За что готов костьми ложиться,
И грудь на грудь до смерти биться,
И никогда не примириться,
И никому не дать отнять.


Когда б не ведал те слова

Припомню юбилей один,
Вино рекой течет.
Вплотную к стулу стул стоит,
Речам потерян счет.

Последним юбиляр встает.
Все замерли вокруг.
— Наверно, — речь свою ведет, —
Я вам не худший друг.

Про вас, друзья, вот так скажу:
Все личности одни.
И значит, к ним принадлежу,
Коль вы — друзья мои!

Оглядывая всех вокруг,
Ну что ж, не зря я жил!
Годами собирал свой круг
И праздник заслужил.

Прощальный тост он произнес,
Гостей благодаря.
А вдуматься — такое нес…
Не их — себя хваля!

Чего здесь больше: хвастовства,
Гордыни без прикрас?..
Когда б не ведал те слова,
Не написал рассказ.



Пока еще нет

Мы душу открыли — за то поплатились.
Добра пожелали — в грязи очутились.
Что было серьезно — теперь ерунда,
Водой утекло сквозь песок в никуда.
Ушло в никуда то, что было святое,
Когда-то святое отныне в помоях:
Облито, забыто, убито,
До мелких осколков разбито.
Нам скажут:
— Так было и будет всегда! Наивные люди!
— Конечно же да.
Нам скажут:
— Как плюнут, плевок шли в ответ!
Ну что, научились?..
— Пока еще нет.


Без блефа

Наша жизнь — не чья-то терапия,
Дом — не школа обученья жить,
И уроки трудотерапии
За свой счет устали проводить.

Но случилось так — раздумья наши,
Опыт жизни в чем-то непростой
Вдруг кому-то показались важны:
Что ж, поделимся, а выбор за тобой!

Разбирайте люди, что полезно!
Надо — в дар берите, раздаем!
Все без блефа, и колода честна,
И тузов крапленых не суем.

Жульничать — не мастера, поверьте.
Карты сбросьте, коли масть не та.
— Без обид. Тасуйте, раздавайте
И в свои ходите козыря;!



Незримая мера

Все на свете имеет незримую меру.
Вот и грань правоты неприметно тонка.
Так тонка, что ее, по пути не заметив,
Рву своей прямотой, как безмолвье слова.

Я хочу уважать деликатность молчанья.
И слова вроде те, да не время и срок.
И, не к месту роняя свои замечанья,
Превращаю ответ в непреложный итог.

Я хочу понимать, где бываю излишен,
Где назойливость мысли от чувств бережет,
А еще замечать, как других я не слышу
И не слышу того, что обиду несет.

Я хочу отличать, где бываю нескромен,
Где несносен, упрям. И ведь дело не в том,
Что вокруг поступают и лучше, и хуже,
Я черту пересек. А заметил потом!


Не сбылось

Прошедшие годы ясней и печальней,
Чем глубже во времени след.
Что было укрыто туманом вначале,
Вдали обрело силуэт.

И вот уже завтра предстало ушедшим,
А будни — историей лет.
Отдельные ноты озвучили песню,
И строчки сложились в сюжет.

Свершились, однако, не все ожиданья,
И песни, и строки не те.
Прошедшего тени темней и печальней,
Чем черная тушь на листе.

Я искренне верил, скажу в оправданье,
И смыслам, и чувствам былым.
…Но если сбываются все ожиданья,
О жизни ли мы говорим?


Стоптались ножки о дорожку

                Дождь бывает желтый, синий, белый, голубой.
                Л. Лучкин

Стоптались ножки о дорожку…
Январских ветров седина
Виски порошит понемножку
Мазками цвета серебра.

Апрель звенит, и синий ветер
Снега растопит, подарив
Глазам фиалковую свежесть
И незабудковый разлив.

А июньский ветер рыж и жарок
И разгоняет сердце влет.
Жаль, грудь все чаще жмет устало —
Не первый круг забег идет.

Смешает краски жизни ветер,
Года срывая чередой,
И в листопадный пряный вечер
Задует ветер золотой.

Осенний лист мигнет зарницей —
Багряный отблеск вечных тайн.
И сердцу хочется молиться,
И ветров прошлого не жаль.


К новому, 2006 году

Год прошел. И то прекрасно,
Что прошел он не напрасно.
Много сбылось, пусть не все.
Миновал, так что еще?!

Жили мы как понимали:
Без ненужных оправданий,
Без надрывных разговоров,
Без подавленных укоров,
Без наживы, без подставы…
Может, только в самом малом…
Так простите, если что…
Были б ангелы! А то…

Просто были мы людьми,
И старались как могли,
И мечтали, как посмели,
И душой не оробели
Не менять дороги пядь
На покоя благодать.

Год прошел и вновь стучится
К нам в окошко звонкой птицей.
Промелькнет в лучах восхода
И в зенице небосвода
Свет надежды нам подарит —
Синей птицей в синей дали.


В плену красивых слов и мыслей

В плену красивых слов и мыслей
На ощупь в сумерках бреду,
Чужою правдою насыщен,
Я утерял свою звезду
Из вида. И теперь вслепую
Ищу не там, где потерял,
Звезду свою, что на чужую
Зачем-то всуе променял.
И мысль в висках забилась туго
О тупике в конце пути.
И вот топчусь, топчусь по кругу
В попытках счастье обрести.
Сбежал. Забыл. Из слов красивых
Навел мосты, воспел причал…
А звезды не приносят силы,
Когда в чужую жизнь сбежал.


В музее

Зачем, скажи, биограф любопытный,
Твой взор нескромный
Тайны писем рыскал,
Что некогда он женщине писал?

Писал он той, кого так близко знал,
Кому он, думы тайные доверив,
Не думая о слоге, рифме, мере,
Стремлений жар и чувства поверял.
Он ей писал — но лист к тебе попал!

Зачем искать? Зачем того отгадки,
Что не загадкой были рождены?
Пойми, биограф, — эти строки жарки,
И не для глаз назначены они.

Уймись, прошу, искатель вдохновенный:
Не всё про всех дозволено узнать,
И труд твой, изысканий устремленный,
Чужие тайны призван уважать.

Неведомо, что строки сохранило:
Судьбы случайность, леность иль напасть…
Но страсть души и таинство порыва
Негоже на прилавок выставлять.

То не дневник, что писан был в надежде,
Что на него падет случайный взгляд,
И мир души, альбомом скрытый прежде,
Получит свой признания обряд.

Не Честерфильда свод учений сыну,
Не переписки жанр, что ныне мир покинул.
То письма тех двоих. Их письма, а не наши!
Ведь надпись ясная: «От Саши для Наташи»!

Те строки давние, но все же не тебе.
Закрой письмо. Подумай о себе.


Хмурый прохожий
                Ты увидишь, ты увидишь,
                Как веселый барабанщик
                В руки палочки кленовые берет.
                Б. Окуджава

Что идешь по улице, нахмурясь,
Полня взор тревогою своей?
Посмотри, в гирлянды обернулись
Фонари московских площадей!

Город елями нарядными увенчан,
Самый лучший праздник настает.
Мальчик-год волнуется при встрече —
Он на первое свидание идет!

Вспомни, как, свиданья ожидая,
Ты секунды вечностью считал!
Отчего же больше не считаешь?
Отчего смеяться перестал?

Звон шампанского, курантов ожиданье,
Пожеланье мирных светлых дней…
Что же ты так хмуришься устало
И грустишь средь праздничных огней?!


Мне тяжело дается эта осень

                По мотивам В. Высоцкого

Мне тяжело дается эта осень:
В обиде женщина глубокой на меня.
Неважно, что хотел сказать,
Но только после
Она ушла одна, обиду затая.

И вы, друзья, за то жестоко не судите,
За юбку не держусь, но, честно говоря,
Хотя и был я прав, а все же вышло боком,
И с этой правотой — ни с чем остался я.

И ни к чему теперь все глупые обиды,
И наплевать на то, кто прав был, а кто — нет!
Я отыщу ее. Скажу: «Дурак, набитый
Своею правотой, не празднует побед!

Не празднует, когда, в свои слова упертый,
Упрямо гнет свое, грассируя баском».
И пусть меня простит, и обещаю после
Дать первой говорить, а отвечать потом.

И я готов хоть час расспрашивать про чувства,
А про дела в цеху не сразу говорить.
И про любовь свою найти слова искусства —
Взамен лишь попрошу: «Не уставай любить!»

А женщина в ответ посмотрит долгим взглядом.
Ах, этот женский взгляд
Что делает из нас!
Куда тягаться с ним фасонам и нарядам!
Один лишь только взгляд —
И нету больше вас!

И вот когда она тем взглядом одарила,
Что ей же на беду прабабкой Евой дан,
Ее к груди прижал… А чтобы не чудила,
Я с нею поступил как прадед наш Адам!

И вот теперь глядит огромными глазами.
И ласков снова взгляд,
И тянется рука…
Ой, врут, что из ребра
Нам женщину создали:
Что ребрам ни скажи —
Они в ответ молчат!


Почему так хочется судить?

Почему так хочется судить?
Почему так хочется рядить?
Дать всему названье и предел,
В оглавленье вынести раздел?

И звучит, как будто заговор,
Как заклятье, правде приговор:
Все лишь так, как это понял я, —
И кусок освоен бытия!

Но природа, нрав имея свой,
Вновь и вновь смеется надо мной,
Над желаньем что-то осудить,
Над попыткой истину родить,

Над стремленьем вынести указ,
И мой суд проигран в сотый раз.
Отчего же вновь хочу судить,
Отчего же вновь хочу рядить?

Может, стоит чуть поменьше правоты?
Может, надо чуть побольше доброты?


Как червь листы

Как червь листы, как ржа железо —
Так поедает день за днем
Мечту непознанность ответа:
Куда идем? Зачем живем?

И в скучных буднях лица серы.
И обезличен день без веры,
Что есть очаг, и холст, и дверь,
А вымысел имеет цель.

Жизнь обессмыслится ответом,
Что нету правды в сказке этой,
И нету старого холста,
И нету золота ключа.

И в обезверии натужном
С протяжным стоном рвутся души
Тоскливой будничностью дня —
Не покидай, Любовь, меня!

Не покидай, Надежда, Вера,
Что Смысл неистребимо белый!
И что из палитры красок грязь,
Вдруг на холсте преобразясь,
Проглянет в инока портрет,
Что всё глядит, молясь вослед.


За что они так бьются?

Не испросив желанья и согласья,
Определили, что для нас есть счастье.
И разъяснили до нутра понятно,
Что путь лежит вперед, но не обратно.

В борьбе за свободу, за лучшую долю
В колонну вас по трое, братья, построим.
Дорогу осилит идущий не каждый,
Но это неважно, неважно, неважно!

За что они так бьются — не пойму?
Дышать нельзя от властного разбоя!
Откуда всех построить этот зуд?
Начальники, оставьте нас в покое!

Мыслители — те все обосновали,
И, в чем есть благо, четко указали.
А пастыри от правды постарались,
Чтоб в ереси случайно не остались.

Каленым железом всю гниль выжигаем,
Любою ценой новый мир утверждаем.
Без жертв не бывает борьбы за святое —
Мы падших помянем, руины отстроим!

За что они так бьются — не пойму?
Веками нет от умников отбоя!
И если им плевать на жизнь свою,
Зачем тащить в могилу за собою?

И не было конца безумной той затее,
И праведники прямо озверели.
И вот когда как следует достали,
Мы против их засилия восстали!

Свободы пора наконец-то настала,
И прежних кумиров долой с пьедестала!
Помалкивать силой всех бывших заставим
А чтоб не сбежали, их пересчитаем!

И вот опять за что-то бьемся — не пойму?
Как не было, так нет ни дня покоя!
И вновь на жертвы за собой зовут,
И снова победим любой ценою!..

Любой ценой… Как часто это слышал!
Завет вождей… Им что? Они не дышат.


Учусь

Я так много сделал плохо!
Что-то сделаю еще.
Уберечься или заречься не надеюсь.
Но по капельке, по крохам,
Пусть неловко, тяжело,
Я премудрости учусь — быть добрее.
Быть добрее, быть честнее —
Не причуда и не роль,
Это крик души и зов откровений.
И сквозь судороги страха,
Сквозь падений злую боль,
Вновь учусь я подниматься с коленей…
Только сердце что-то часто болит,
Поскорей учиться, что ли, велит?
Я знаю, каждый сам творец
Я знаю, каждый сам творец
Своих томлений и надежд,
Своих стремлений и волнений,
Парений, взлетов и падений.
Творец вопросов и ответов,
Творец зароков и обетов,
Того, что сбылось и что нет,
Того, что грезилось во сне.
Творец бессмыслицы и веры,
Творец мечты и ее меры,
Того, что ждет с восходом дня…
…Так отчего печаль моя?


Надежда

Надеюсь, свидимся, друг, снова.
Разлука суждена, прощай,
Но я прошу, пообещай
Не позабыть дороги к дому.

Быть может, верно говорят,
Что жив, пока жива надежда,
Она последняя одежда,
И с ней уйдут и предстоят.

Надежда тлеет, но живет
И вспыхнет снова, только позже.
Так всадник дремлет, бросив вожжи,
И ждет, что лошадь отдохнет.

А после — ну, пошла, родная!
Эгей, под горку с ветерком!
…И друг под звонким бубенцом
Умчался, версты не считая.

И конь, и ветер — что вино,
Хмелит дорога столбовая…
Гляжу вслед другу, чуть моргая,
Как сердце разделить одно?

Надеюсь, свидимся мы снова,
Разлука не навек дана.
И пусть далекая страна
Не уведет тебя от дома!


Встреча

Так много долгих лет прошло…
А вы все те же… Может быть,
Печати лет не замечаю,
Чтобы о прошлом не грустить…

Года, года… как полки книг…
Почти забытые страницы.
Встают родные с детства лица —
Ах, как же грустно жить без них!

…Я думал, навсегда расстался,
Жестоким был ушедший век,
И как пылинка человек —
Отъезд предательством считался.

Но жизнь преподнесла урок.
Вмиг все вокруг переменилось,
И на глазах моих свершилось,
Во что поверить и не мог.

Опять свела судьба с друзьями,
Умчались прочь разлук года.
И снова вместе, как тогда,
Сижу, ребята, рядом с вами.

Так много долгих лет прошло…
А вы все те же. Может быть,
Печати лет не замечаю,
Чтобы о прошлом не грустить?

Так много долгих-долгих лет…
А я — все тот же?..
Может быть…


Верил я
                Маше К.

Верил я, что сердце безразмерно…
Но на все есть и черед, и счет.
И у сердца мера есть, наверно,
Где свободных мест наперечет.

И друзей старинных давний список,
Новых строк в себе не породил.
И кто самым первым в нем был вписан,
Тем последним шансы сократил.

И совсем, совсем не виноваты
В том друзья далеких детских лет:
Вы запали в сердце мне когда-то,
И теперь вакансий новых нет.

Есть взамен наука расставанья,
Взмах руки из дали далека.
Ожиданье — мера расставаний,
Мера встреч — как свечка коротка;…

Оттого понятен жар и трепет,
Что несет звук голоса друзей.
Лифта стук — и мы спешим навстречу,
И толпимся в створе у дверей!


Судьбы поворотов не зная

                Марине К.

Велением необоримым,
Без скидок на краткость пути,
Приходит срок нашим любимым
С дистанции жизни сойти.

И где-то в безвременья далях
Без друга останется друг,
С которым навеки венчались,
Кольцо принимая из рук.

Хоть клятвой обещано было
Всю жизнь разделить на двоих,
Доводится чашу разлуки
Живым в одиночестве пить.

Проходят года, болью тая,
И бывшие жены не спят,
В глазах дочерей замечая
Отцами завещанный взгляд.

Судьбы поворотов не зная,
Рискуем любимыми быть!
И вызов тем року бросаем,
Что смелость имеем любить!


Прозрачными стали березы

                Рите А.
Прозрачными стали березы,
Рыжеют рябины кусты.
Так что же ты грустная стала?
О чем призадумалась ты?

Желтеют и рдеют осины,
Тропинка покрыта листвой.
Не надо грустить, дорогая,
Осеннею светлой порой.

Кистями качает рябина,
И клен, рассыпая листы,
Беззвучно тебя уверяет,
Что будешь счастливою ты!

Вся в золоте поздняя осень,
Шумят под окном тополя
И листья к ногам твоим носят,
Багрянец в прожилках даря.

И вместе с дождем листопада
Шуршащий приходит ответ,
Что осень щедра и богата
Кленовою россыпью лет.

* * *
Вот уже половина всей жизни прошла…
Наплывают из детства друзей имена,
И мелькают года черно-белым кино —
Вроде все про меня, да отснято давно!

Имена тех ребят, с кем когда-то дружил…
Телефонную книгу в раздумье открыл:
Верхних строк до сих пор наизусть номера.
Там за прочерком прочерк…
А память жива.

Номера телефонов — как вехи пути,
Переплет старой книжки истерся почти.
Номера давних лет… защемило в груди:
Полпути позади, полпути впереди.

Пожелтевших страниц пролетают года.
Разметались друзья — ты звонишь мне одна.
И вернее тебя друга я не встречал.
Ты всегда мне звонила.
Я чаще молчал.

Половину вторую готовлюсь прожить,
У подруги учусь и звонить, и дружить.
И надеюсь, сведется полвека спустя
Вновь твой номер набрать и сказать:
— Это я!

* * *
Мы дарим девушкам цветы
Садовые и полевые,
Лиловые и огневые —
Беспечный символ красоты.

Недолог час цветов букетных,
Но увлечений мимолетных
Еще короче длится век:
Неделя, две — и следа нет.

Но есть цветы не для романа,
И от лукавого обмана
На них не отразится тень.
Они под ливнями не мнутся,
Под ветром гнутся, но не рвутся
И белоснежным нежным сгустком
Украсят сумеречный день.

Маргаритки, маргаритки,
Вас не встретишь на открытке,
Не отыщешь в переходе у метро.
Нет ни в срезке, ни в букете —
Маргаритки не из этих!
О таких мечтают юноши в кино.

А мечте пристало сбыться,
И однажды гул столицы
Шум зеленый растворил и перекрыл.
Это клена молодого
Ветви прошумели слово,
Что до той поры цветам не говорил.

Это слово не украдкой,
Это слово без оглядки
Век за веком все цветет — не отцветет.
Мастера и Маргариту,
Чьи сердца любви открыты,
И отыщет, и согреет, и спасет.

Маргаритки, маргаритки,
Вас не встретишь на открытке,
Не отыщешь в переходе у метро.
Нет ни в срезке, ни в букете —
Маргаритки не из этих.
О таких мечтают юноши в кино.
               
                9 октября 2008


В мире стало очень тихо

                Памяти Игоря О.

Игорь умер. Злое лихо.
В мире стало очень тихо.
Умер громкий человек —
С ним уходит целый век.
И струится память-замять:
Не исправить, не расплавить
Эту наледь расставанья
С его страстью ликованья,
С его песней «Сулико»,
Что звучала так легко,
Так свободно и красиво,
В светлой грусти, словно ива
Омывала в водах ветки
Или травы тихим ветром
Шепчут нежно на ушко;
О девчонке Сулико.
Но звучало еще лучше:
«Бесаме, Бесаме Мучо…»
Что-то было в том напеве,
От чего глаза светлели
И спадала боль разлуки.
— Бесаме, меня ты любишь?!
Бесаме, ах Бесаме!..

Попрощались на крыльце
И расстались… Но остались
Неделимые частицы,
Драгоценные крупицы
Излучения любви.
Хочешь — светом назови,
Хочешь — ангельским покровом,
Хочешь — самым главным словом,
Самым светлым навсегда,
Что, как чистая вода,
Твою душу успокоит,
И очистит, и умоет…

С ним уходит праздник яркий,
Гул застолья пышный, жаркий,
Море мяса и вина…
Только женщина одна,
Та, что рядом с ним сидела,
И прощала, и жалела,
Не вторгалась ему в душу…

Ты меня сейчас не слушай —
Не дано сказать мне слова,
Ни простого, ни благого.
Не исчерпать скорбной чаши —
Расплелись дороги наши.
Умер близкий человек.
С ним уходит целый век.
И струится память-замять…
Ни добавить, ни убавить.

                Июль 2014

Прими без гнева

                Александру К.

«Прими без гнева, — молвил друг, —
Пришел к закату дружбы круг
Нашей.
С тобою дольше не с руки
Идти по ложному пути —
В саже.

Лукавства полная стезя
Наградой не сманит меня
Денег.
Спешишь обманною тропой!
А путь служения иной
Ценен!»

Друг отстраненно замолчал,
А мне как в спину нож загнал —
Больно!
Он годы дружбы отсекал
И, упрекая, обличал —
Горько!

Кто право дал ему судить,
Какой дорогою ходить
Надо?
И что есть путь? И что стезя?
И разве ложна не своя
Правда?

Решил я, что-то здесь не так:
Вчера был друг, а нынче враг?
Кто же?
Простить не хочет, видно, мне,
Чего желает сам в глубине
Тоже?

Не зависть ли тому виной,
Что он поссорился со мной?
Точно!
Мой друг не смог того простить,
Что я вперед наладил жизнь —
Прочно.

Отсюда гнев, и ярлыки,
И про обманные шаги
Тема.
И про безбожие пути,
И про ловушки впереди
Схема.

Он вольнодумцем прежде слыл
И списков вольную ценил
Запись.
Но как свободу получил,
Так в мракобесье обратил
Зависть.

Недобр у зависти расчет,
И слов ожог годами жжет
Кожу.
И именем опять твоим
Брат брата горько заклеймил —
Боже!

…Года проходят чередой,
Но я по-прежнему в путь свой
Верю.
И что дарован был судьбой
И не подложен выбор мой —
Верен.

…А друга жаль!
И дружбу жаль…
И сердцу ведома печаль…


С красной строки
 
                В память о Севе Л.

Мать сказала матери:
— Доченька, ты справишься,
Дети словно птицы —
Всё летят, летят.
Выросли родимые,
И судьбой незримою,
И судьбой ведомые
Птицы перелетные,
Гости мимолетные,
В даль лететь спешат.

Муж склонился к матери:
— Сына мы утратили,
Ветра улетевшего —
Не вернуть назад.
Не о том мечтали мы,
Не о том гадали мы:
На зарю отправили —
Вышло, на закат…

Дочь сказала матери:
— С братом старшим ладили,
Долгими ночами
Все с ним говорю.
На дорогу братику,
Дальнюю дороженьку,
Я слова заветные
Про любовь навечную
И прощанье светлое
Тихо повторю.

Сын приснился матери:
— Жизнь прожил не начерно,
Нацело и набело,
С чистого листа.
Красной строчкой вымысел
Скорописью выписал,
Прежде чем звезда к себе
Зовом позвала.

Зов промолвил матери:
— Судьбы не каратели,
Звездный луч не губит —
За собой ведет.
Тебе сила выпала —
Орла-сына выкормить,
Тебе участь выпала
Видеть весь полет.

Навсегда повенчанные
Ветром скоротечности,
Жизнь и смерть единую
Повесть создают.
Зов услышав вечности,
Наши прежде близкие,
Наши прежде самые,
Наши вечно самые
К звездам зовом светящим
По лучу взойдут.

                11 апреля 2006

И рады, как прежде

                Наташе Ф.

Мы снова сегодня пришли в этом дом
Поздравить хозяйку с рожденьем.
И снова бокалы звенят за столом,
И пенятся гроздья веселья.

Года пролетают сквозь нас чередой,
Но стан твой по-девичьи тонок,
И голоса песенно-трепетный строй
По-прежнему звонок и молод.

И песня в гитарной своей простоте,
До сердца аккордом касаясь,
Звучит в нелукавой своей чистоте,
В отличье от нас, не меняясь.

И рады, как прежде, тебе мы сказать,
Как ценим мы верность и дружбу!
Грядут перемены, но это менять
Не можно, не должно, не нужно!


Ну разве можно так?

                Ах, если б знать заранее, заранее, заранее,
                Что будут не напрасны сомнения, сгорания…
                Б. Окуджава

Ну разве можно так?
Ведь будет не вернуться,
Не заглянуть в глаза,
Не выслушать слова.
Как можно доверять
И дружеские чувства
Как после возродить,
Когда вот так ушла?

И словно больше нет
Годов, прожитых вместе.
Опять обман, и ты
Сбегаешь от стыда.
И вот уже видна
Черта вины. И надо
Ее не перейти —
Нога занесена.

Ах, если б знать наверняка,
Что будет встреча на века
И выйдет все как надо,
Без лжи и маскарада:
Коль друг — так друг,
А брат — так брат!
Жаль, не всегда на свете так!

Помочь тебе друзья
Еще пока готовы,
Но памятен урок —
Ты можешь кинуть снова!

Ну как же можно так?
Ну разве так возможно:
Предать, сбежать, пропасть
И лгать про то ничтожно?!

Ну разве можно так?!
…А что в этом такого?
Как будто в первый раз?
Не в первый, а по новой…

Ах, если б знать наверняка,
Что будет встреча на века
И выйдет все как надо,
Без лжи и маскарада:
Коль друг — так друг,
Коль брат — так брат!
Жаль, не всегда бывает так!


Густеет мгла перед рассветом

                Борису. Ш.

Болезнь перечеркнула все…
День ото дня слабеет воля,
И с горькой долей в трудном споре
Теряет смысл бытие.

Отчаянно усталый мозг,
Как в клетке, бьется без ответа:
— Чем жить, когда надежды нету,
И мало сил, и много слез?

Отходит день с лучом заката…
Ужели ночь всему утрата?

Нет, не отменит мрак тепло,
Что час полдневный наполняло.
И разве света было мало?
Не отречемся от него!

Любовь, свершившись, навсегда
Ни тьмой, ни мглой не устранима.
Она несет источник силы,
Когда приходит к нам беда.

И до конца пройдённый путь,
Судьбы смиренное признанье,
Уроки мужества стоянья —
Вот смысл заката, зов и суть!

Густеет мгла перед рассветом —
Быть может, смысл ночи в этом?


Я стал забывать

Я стал забывать, каким был молодым:
Не помню привычек, прическу забыл.
Что ел, чем болел, как любил, что дарил —
Я даже не думал, как много забыл!

Гляжу и не верю: напротив сидят
Седые мужчины с глазами ребят.
И женские щеки румянцем горят,
Как прежде горели у наших девчат.

И те, и не те. И я тот, и не тот.
И юности давней так дивен приход.
Смотрю на себя я глазами ребят,
И эти глаза про меня говорят.
И этому взору ответ свой держу,
Я даже не думал, как им дорожу!
И с каждой минутой, и с возгласом каждым
Себе открываюсь я прежний и разный.
И что-то срастается вновь воедино.

Так тает на солнце усталая льдина,
Так, ниткой края закрепляя суровой,
Разрывы на ткани латаются снова.
Так, выдох за вдохом, закат за восходом, —
Я прежний и новый, возврат за уходом.


Одноклассникам

                Давно ли? Жизнь тому назад.
                А. Твардовский

Прошло полжизни. Может, жизнь.
Почти полвека миновало.
Как описать все в двух словах?
Двух слов для жизни очень мало.

И пусть всего не рассказать,
Но ведь на то запроса нету,
А память школьного замеса
Позволит тем не выбирать.

И вот делюсь всем вперемешку:
Делами, мыслями, детьми,
Не опасаясь, что насмешкой
Одернут, — мы сейчас одни

Наедине с ушедшим детством,
Закончившимся жизнь назад.
Или полжизни. И полвека
Нам не хватило для ответа
На все вопросы тех ребят.

Успеем ли? Не знаю, право…
Полвека — много или мало?
Смотря какой вопрос задать.
Смотря какой ответ искать.


Как много я сегодня видел

                Семьям Воробьевых и Никитиных

Я видел мужество сегодня.
Свидетелем его невольным,
Больницу посетив, я стал.
Лежал товарищ — не вставал.
И на лице одни глаза
Светились над скулой землистой.
Прерывистым дыханьем быстрым
Сбивались кучками слова.
Но он шутил, и голова
Посадкой гордою держалась.
— Сто лет, — сказал, — такая малость
Еще не кончилась, а нам
Удача выпала, однако,
Увидеть давешнего брата,
Спустя годов минувших тьмы.
Так сколько не видались мы?
— Со школы сорок лет минуло!
В ответ чуть раскраснелись скулы:
— Не ожидал. Не скрою, рад.
А у меня, как видишь, рак.
Сказал так просто. Глянул прямо.
И я поверил — он упрямый.
Он, этот сильный человек,
Каким бы ни был его век —
Пусть день иль год,
Пройдет достойно…
Я видел мужество сегодня.

Еще сегодня видел дружбу.
К товарищу, что занедужил,
Привел мой одноклассник третий —
Они всю жизнь дружили вместе.
И этот общий долгий путь
Не обмануть, не отвернуть.
И вот, когда пришла беда,
Не надо отводить глаза
И бодро говорить фальшиво,
Мол, все пройдет. Ложь — некрасива!
Короткий жест, спокойный взгляд
Так много мужества таят!
Им лишних слов уже не нужно.
Сегодня я увидел дружбу.

А также верность видел я.
Жена. Одна. На все года
Был взят обет: по жизни вместе.
И как же много в этом чести —
Любви быть верным до конца!
И вот, когда пришла беда,
Они вдвоем ее ломают,
И, за руку идя по краю,
Так много в них живет любви!

Друзья сказали: «Отдохни.
Хоть день один. Ведь отдых нужен!»
Она в ответ: «А ты бы мужа
Оставить своего могла?..
Устала? Это ли беда?..
Чуть-чуть у вас еще поплачу…
Всё. Понесла я передачу.
Ему отужинать пора…
Какая долгая зима…
А вы молитесь за него!
Бог даст, и снова Рождество
Еще встречать вдвоем мы будем».

Я слушал их. Какие люди!
Какие верные сердца!
Идти до самого конца,
Ни в чем себе не изменяя, —
Их привилегия такая.
И вот чему стал очевидец.

Как много я сегодня видел…


Я устал от старой дружбы
                Кончена дружба, дороженьки врозь.

                Д. Сухарев
Я устал от старой дружбы:
С другом стало как-то скучно.
Нету общих интересов,
А что есть — неинтересны.
Нет вопросов, нет секретов,
Только званые обеды.
Зато есть чуть-чуть обидок,
Недомолвок. Очевидно,
Исчерпалась залежь дел…

Грустен памяти удел,
Что, подобно старой коже,
Без кормленья сохнет тоже.
Нет ни бурного раздора,
Нет ни горького укора.
Только что-то истопталось.
Изжилось — такая малость…

Разбежались врозь дороги.
Постоим же на пороге.
Помолчим во имя дружбы —
Нам о многом вспомнить нужно.
Грустен памяти удел…
Я хотел. И он хотел.
Только дружба ли все это?
Нет здесь краткого ответа.


Жизнь — престранная наука

Нету смысла в юбилеях —
С юбилеями старею.
Подытоживая годы,
Их суммирую в расходы,
А багаж прожитых лет
Отливаю в монумент,
И стою, как Цезарь в тоге, —
Лицом к прошлому в итоге,
Взором вспять, спиной вперед.

За спиной рассвет встает,
За спиной играют дети,
За спиною жизнь на свете,
Все, что только началось,
Народилось, зачалось.
Ждут решения задачи,
Но я, выбрав стать иначе,
Важно кланяюсь итогам,
Бронзовея понемногу.
И ведь вроде все понятно,
Но лицом назад обратно
Так и тянет вознестись,
Будто «вспять» пророчит высь!

Жизнь — престранная наука!..
Вот раздел «Прожить разлуку»,
В нем глава «Принять печали»
Расстилает свои дали,
И параграф «Юбилей
Как уменье быть скромней»
Продолжает этот ряд —
Очень жаль, но все подряд.
Это ж надо — как некстати:
Травмы, смерти, неудачи!
Время праздновать пришло,
Да ученье подошло!

Нету места юбилеям —
Значит, я не постарею!
Значит, бронзовость налета
Не моя еще забота.
Не моя пока еще?!
Сердцу снова горячо!
Сердце снова бьется живо,
Потому что еще живо.
К черту славный юбилей —
Без него я поживей!


Осенний снег
                Я никому теперь не пожелаю зла.
                Дмитрий Рубин

Как первая любовь, осенний снег
Приходит с радостью, уходит с сожаленьем.
И что растает, знаю, но сомненье
Приберегу — вдруг будет долгим век?!

И пусть он чаще стает, чем не стает, —
То не беда, коль вместе с ним живет
Надежда, что снежинкой завершает
К моим ладоням трепетный полет.


Кружатся первые осенние снежинки,
И, замыкая года полный круг,
На память превращаются в слезинки,
Согретые теплом ладоней рук.

Я зла не пожелаю никому —
Его и так царит вокруг немало,
Но снег идет и белым покрывалом
Вновь возвращает веру в чистоту.


Сирена

Снова ночь не совпадает со сном:
То звонки, то гул машин под окном.
Я не сплю, иль сну не спится во мне…

Днем так страстно говорил о мечте,
О покое, о владении собой.
Все толково, все логично, но вот вой
От сирены, как железом по стеклу,
Нервы рвет, и я заснуть не могу.

Третий час ночной сирена ревет
Понапрасну — ведь никто не крадет,
Понапрасну — никого рядом нет,
Понапрасну бьет в ночи фары свет.

Я мечусь, но дышит тихо жена:
Ей сирена за окном не слышна!
Не слышна! Так это, значит, со мной
Что-то стало, не в ладу с головой?

Может, также понапрасну верчусь,
Может, также бесполезно кручусь
И в напоре правды жизни своей
Забываю о покое людей?

И не стоит ни вещать, ни трубить,
И понять пора, где путь, а где прыть?..
Я очнулся. За окном тишина.
Стихло все — сирена мне не нужна.
Наплывает сон, иль я в нем плыву?
Что во сне пришло, а что — наяву?


В пути
                Господа офицеры, голубые князья,
                Я, конечно, не первый, и последний — не я.
                Неизвестный автор

Я считал, что обучен,
Но на склоне сыпучем
Понимаешь, что тщился ученостью зря.
И молюсь, чтобы случай
Навернуться на круче
Обошел стороной, не коснувшись меня.

Но сомнениям веры удсьбу не подвергну:
Жизнь без веры — как ночь без огня.
И надеюсь дорогу, своей жизни дорогу,
Одолеть, за утраты ее не виня.

А на ней — не шути! И крути, не крути,
А обратно назад хода нет!
И не всюду тебя обласкают сперва
И дадут без изъяна ответ.

Мысли круг лихорадит,
Кабы знать, бога ради,
Кто твой друг, а кто просто пригрет…
Но дорога, как пазл, не берется вся сразу,
И кусочка какого-то нет.

В жизни нет хрестоматий,
И честней по понятьям —
Непонятливых любят не тут.
И ползут склон за склоном.
Где смешком, где со стоном,
Но берут за маршрутом маршрут.

И когда от усталости тело мертвело
И дороги не видно ни зги,
Крылья ангела — высшая мера и вера —
От беды на краю отвели.

Вот уже и рассвет заалел над горами.
Стал виднее обрыв и излом.
И вершины светлее, и сердцу теплее,
И товарищей шаг за плечом.

Значит, снова порядок,
Значит, было так надо,
И борьба не с судьбой, а с собой.
Я, конечно, не лучший —
И, наверно, не худший.
Я — в дороге. Я — просто живой!


Старая сказка

                Как ни говори, все равно звучит плохо!
                «Старая, старая сказка». Кинофильм

Пока всё хорошо, я был не очень нужен,
И без меня их прожиты года.
Но вот пришла беда, и был я обнаружен,
И пристыжён, и найдены слова
Призыва к верности, упрека назиданье,
И наступленье дружества черед —
Ведь мудрость лет прощает невниманье
И не должна вести обидам мрачный счет.

Ко мне отменно бережны и добры,
И, как всегда, заведомо правы.
И хоть слова озвучены незлобны,
Но отчего-то горькие плоды!
А после бесконечно одиноко…
А может, всех «по матушке» — далеко?!
Чтоб до конца дошло, до основанья днища!
А нет, так нет — хоть голос свой прочищу!

Я знаю каждый шаг, который будет дальше,
Но логике разумной вопреки
Надеюсь все: а вдруг зовут без фальши?
И сам навстречу делаю шаги.
Возможно, что пойдет опять неладно
И обернется болью, как всегда.
Да, неумно. Да, веровать накладно.
Но все равно хочу ответить «да».

У этой старой, очень старой сказки
Конец обычно грустный и несладкий.
И все равно, надежда есть всегда.
И потому скажу им снова: «Да!»


Я год жил без стихов

Я год жил без стихов.
Делами окружен,
Я не искал поэзии звучанья.
И стих замолк, насильно заглушён:
К чему искать свиданья без желанья?

Я год жил без стихов. И я его прожил.
Прожил неплохо, складно, хоть натужно.
Я год прожил, как будто отслужил, —
Как должно, как положено, как нужно!

Под окнами белесый снег кружит.
И я устал от вечной круговерти
Текущих нужных и не очень нужных дел.
И как письмо, забытое в конверте,

Затеряно меж книгами лежит,
Так я забыл слогов игры причуды,
Как пульс бурлит, вибрируют сосуды,
И, рифме путь свободный отворя,
За нею вслед отпустишь сам себя…

Оставил снег на окнах влажный след.
Стволы осин подтеками чернеют.
Неслышно сумерки спустились. Вечереет.
И году равный мой закончен бег.

Шуршит между ветвей снег не спеша.
Клубится за окном, не падает, не тает.
И я сижу, неспешно подбирая
Слова, с которыми рифмуется "душа".


Как среди мертвых книжных фраз

Как среди мертвых книжных фраз
Живому чувству выжить сложно,
Так не слукавить невозможно,
Когда на ложь стоит заказ.

Как не впитать отраву фальши,
Не заглотить наживку лжи,
Когда регалии надеты,
Дела как подвиги воспеты,
И все участвовать должны
В игре застольного лукавства,
Где в сервировку входит лом,
И, мило поглощая яства,
Ногами бьются под столом?

Политика. Куда деваться?
Одна надежда, что всерьез
Сам не начнешь прилюдно драться
И гнев плескать из всех желез.

Я знаю, круче можно двинуть
Дела суровою рукой,
Всех повязав, и страх накинуть
На тех, кто следом за тобой
Идут. И, с верою в героя,
В том убедив себя и всех,
Глаза на гадости закроют,
Считая платой за успех.

В героев верует народ —
И попадает в оборот!..
Ну вот и я в начальство вышел,
И, что герой, уже услышал…

Плохой политик из меня —
Я верю вам, мои друзья!
Почти во всем. Почти всегда.
Вакцины правды острота
Едва поколет, да и только.
А лесть крепка и правдостойка!
И если слаб иммунитет,
То от нее защиты нет!


Я пишу стихотворение о правде

Я пишу стихотворение о правде.
Только получается фальшиво — не по правде.
То ли правда слишком нарочита,
То ли ложь умелая прикрыта
И нашептывает свой лукавый слог,
Притаившись за красивой рифмой строк?

А в итоге есть и замысел, и боль.
Есть и вкус, и послевкусье, жизни соль.
Соль до скуки, до зевоты, до… воды —
Родниковой, леденящей немоты!
Чтобы губы раз свела так уж свела,
Чтобы фальшь красивей правды не была!
Чтобы честно: ни тебе, ни им — себе
Отыскать ложь вредных истин в голове.

Вскрыть, что лгать привычно сам себе могу,
Вскрыть лукавство, что от глаз поберегу,
И бывает, напрошусь на фальшь и лесть,
И бывает — ах, всего не перечесть!
И ловлю себя на том, что в глубине
Вновь и вновь рождаю ложь, что сладка мне.
И не только жизнь моя согрета светом…
И надежда лишь, что не люблю все это!
И эта вера не напрасна!


Уже не плавит жар речей

Уже не плавит жар речей
Руду души окаменелой,
И ценится скорей умелый,
Чем тот, чьи речи горячей,
А звучных маршей шум и гром
Не в бой зовут, а клонят в сон.

Так много прежде было кличей
И опрокинутых величий,
Что знаешь будто наперед —
Напрасно! Все опять сойдет!
В песок стечет водой морскою,
Лишь пенный след того прибоя
Оставит строчку на песке.
И белым следом на виске
Проступит горечь сна былого.
Ужели хочешь верить снова?

Вокруг так много тонкой фальши…
Но искренен вот этот мальчик,
И эта девочка с мечтой живет,
И я не стану тем, кто шлет
Им яд подержанных стенаний,
И веру в счастье подорвет,
И загасит огонь желаний
Прожить в ладу с мечтой прекрасной.
Мечта о счастье — не напрасна!..


Так в чем я тебе чужой?

Красный — значит, красивый,
Красивый — обычно хороший,
Хороший — он же нормальный,
Нормальный — конечно, свой!

Свой — не всегда красивый,
Свой — не всегда счастливый,
Даже не значит, что добрый.
Свой — такой же, как ты.

Такой же, как ты, — какой?
Всякий, разный, любой.
Даже любой? Но тогда:
Красный — обычно кровавый,
Кровавый — всегда жестокий,
Жестокий — конечно, властный,
Властный станет великим,
Великий — он точно наш!

Точно он наш? Отсюда:
Красный — конечно, великий,
Великий станет привычным,
Привычный — значит, хороший,
Хороший — это желанный,
Желанный — всегда любимый!..

Выходит, любовь слепа!
Выходит, любовь жестока!
Все самое худшее в мире
Исходит от той любви:
Любви к ярлыкам и власти,
Любви к черно-белой масти,
Любви к простоте понятий,
Что в этом привычном мире
Чужие — всегда враги!

Но миру чужды повторы:
Повтор означает лишний,
Повтор означает бывший,
Повтор означает мертвый,
Так кто же мертвый из нас?

Я не хочу быть мертвым.
Он не хочет быть мертвым.
Ты хочешь быть мертвым?
Кто хочет быть мертвым?

Так в чем я тебе чужой?


Жизнь сорвалась вниз

Жизнь сорвалась вниз. По дну оврага
Заметалась тоненьким ручьем,
Засыпает осень листопадом,
Застилает вьюга зимним днем.

Только камни, мусор, кучи, корни,
Да мостков прогнившее бревно.
Колеей разбитой склон ободран,
Нависает сыро и темно.

Жизнь сорвалась, но не оборвалась.
Надо верить: сколько ни бреди,
Сколько б ни осталось иль досталось,
Кончатся овраги впереди!

И однажды пусть любой: усталый,
Мутный, грязный, шалый, ледяной —
С летним ливнем иль водою талой
На свободу выплеснешь. Струей

Загудят весенние потоки,
Жизнь вздохнет, бурлива и звонка;…
А пока ты верь: на все есть сроки —
И за косогором ждет ручей река.


Вокруг стоит немолчный треск

Вокруг стоит немолчный треск —
То рвется жизнь. Восходит крест.
Сквозь щели надувает лихо.
И то, что прежде было дико,
Вдруг оказалось явью дня…

Господь, не оставляй меня!


Я снова, кажется, дышу

Я снова, кажется, дышу…
Дышу… Обыденное чудо
Ко мне спустилось ниоткуда
И в сердце тихо зачалось.
И вот уже дышу минуту,
Дышу вторую. Целый час…
Ужели снова по ночам
Мне не кошмары будут сниться,
А просто человечьи лица?..

Вот продержался ночь вторую:
Дышу — а значит, существую!
За стенкой дышит тихо сын,
Жена не мечется в ночи.
Дыханье с трепетом молитвы
Отодвигает от беды —
Господь, я знаю: это — Ты!


Если выберешь жить

Я когда-нибудь стану
Не тем, кем был раньше.
Я таким еще не был:
Не прежним — другим.
Не в комфортном ладу
С мутной патиной фальши.
Я когда-нибудь стану —
Мне надо дожить!

Если выйду живым,
Тогда точно сумею
Отскрести, отмолить,
Затереть и отмыть.
Мне бы только сейчас
Чуть вздохнуть посильнее,
Уцепиться за край,
Укрепиться на миг.

И нисколько не жаль,
Если все не успею,
И не стану тужить —
Коли все не за раз!
…Отчего же печаль,
Отчего сожалею?
Я смогу, только после, —
Мне выжить сейчас!

— Разве этого мало?
— А разве так много?..
Если я буду жив!
— Если ты будешь жить,
То живи до конца,
До черты, до итога.
— Если выпадет жить!..
— Если выберешь жизнь.


Зябко на сердце

Зябко на сердце до дурноты,
До глаз, зажмуренных в жгучей незрячести.
Мир жестким клином сошелся в упор головы,
В пол, в никуда, в глухоту стены —
В боль неподвижности, в муку горячности.

И нет надежды ни на себя,
Ни на того, кто причастностью вышел.
И с долгим стоном всплывают слова:
«Господь, помоги!
Ты все знаешь и слышишь!»

И странно, в ответ в душу что-то идет
Сквозь темноту и бессилье сведе;ния:
То солнца луч на щеку; упадет,
То птица в небе сорвется в полет,
То лист, качнувшись, запляшет на дереве.

И так это явно, так четко, так вдруг.
Что ясно, пронзительно ясно, — ты слышим!
И, размыкая сцепление рук
И немоту запечатанных губ,
Зашепчешь упрямо:
«Вставай! Ты же дышишь!»


Не судить

Я больше не смотрю кино,
Где судьи правят судьбы.
Где их решение одно —
Хоть справедливо, хоть грешно,
А судьбоносным будет.

Вот раньше был готов решать —
Кого клеймить, кого карать,
Кто прав, а кто подсуден.
И, ставя грозную печать,
За зло учили отвечать,
Ведь люди — те же судьи!

Но теперь не берусь
Быть вершителем, кто
Возьмет право рядить,
Что свято;, что грешно;,
Что есть правда вообще
И в чем правда твоя.

Разве вправе судить?
Или сам — без греха?

Может, прав Иисус,
Завещав: «Не суди!»
Только кто не судил,
Только кто не судим?
И ведь дело не в том —
Чистоплюй или нет.
Разве грязи боюсь?
Я не Бог — вот ответ!

Я больше не смотрю кино,
Где судьи правят судьбы.
Где их решение одно —
Хоть справедливо, хоть грешно,
А судьбоносным будет:
Ведь люди — просто люди.
Вдруг судьболомным будет?


Бушует шторм

Бушует шторм двенадцать баллов
По моей жизни. И волна
Пенящимся суровым валом
Вбивает вмятины в борта.
Трещит и стонет от разрывов
Устоев жизненный каркас,
И правда хлещет без прикрас,
Срывая все, что фальшью было.

Отчаянье корежит душу.
И кажется, вот-вот разрушит
Мой мир последняя волна.
И лишь надежда, что судьба
Свою работу крепко знает
И план неведомый слагает, —
По воле Господа она.
 

Девятый вал своим порывом
Меня накрыл, но не сгубил.
И, не захваченный пучиной,
Собрав в кулак остаток сил,
Свой курс держу!
И свято верю, что впереди
Желанный берег! Обетованная земля…

И есть попутчик у меня:
Судьба — бессонный наблюдатель
И кормчий —
Это мой Создатель.


Уроки

Мне жизнь несет свои уроки,
Иль сам их набираю вновь,
Не так уж важно, но в итоге
Года струятся по дороге,
Пылят, кружат, меж лет петляя,
И, дней обломки рассыпая,
Подошвы истирают в кровь.

Судьбы приказом иль горбом
Я пролагаю путь к вершинам,
Но между ними есть низины,
Овраги, ямы, бурелом.
Ах, как бы знать, уроки в чем?
Чему научит меня яма,
Болото, полное тумана,
Или стоячая вода?
Учитель — тайная судьба,
Ведет меня по косогору
Куда-то вниз. Когда же в гору
Вновь повернет моя тропа?
Судьба! Мне кажется — пора!


И травам расскажи

Когда от самого себя усталость одолеет,
Когда тошнит от нрава проявлений
И ты такой, как есть, себе уже не рад —
Покинь скорее свой угарный город.
Его размеры — это не просторы!
И высота домов — не высь окрестных гор.
Спеши уехать в дальнем направлении,
Совета не проси и сожалений в свой адрес
Не прими. Забудь, чем важным жил,
Оставь о счастье споры,
Оставь вообще о деле разговоры,
И где-нибудь средь луговой глуши
Сойди. Вдохни. И травам расскажи
Все о себе. Как есть. Очисти душу…
А после — слушай.


Как все

У черного времени мертвая хватка.
В тебе ли самом притаилась загадка,
Иль случай бедовый тому виноват,
Но коли на горле сошелся захват
Бессильной тоски, то лишь потугой веры
Ты прочь отгоняешь удушья химеры,
А мера надежды — от вдоха до вдоха,
Не кажется малою крохой — так плохо.


Но, чувствуя зубы-секунды у горла,
Покуда дыханье твое непокорно,
Покуда надсадно, хрипя некрасиво,
Ты все-таки дышишь,
Над бездной обрыва покуда завис —
Ты пока еще здесь!
А значит, надежда на жизнь еще есть!

И время, пусть черное, тоже течет…
По капле иссякнет отмеренный счет,
И хватка ослабнет, и мука отступит,
Залечатся раны, отвалятся струпья,
И вновь что-то станешь чертить на песке,
Как чертят живые…
Будь в этом, как все!

* * *
Я буду как все,
Когда беды нагрянут,
Когда правит смута иль злобный тиран.
Я буду как все, когда валом работы,
И каждый напрягся, и каждый устал.
Я буду как все,
Когда смех и веселье,
Когда пышный стол и кипящий бокал,
А время придет, то слова утешенья,
Как все, я найду, и приду, и воздам.
Как все — то по жизни, бывает, в подмогу!
Как все — значит, можно и нам потерпеть,
И ты не один, у кого есть невзгоды:
С людьми проще жить, умирать и скорбеть.

Но только «как все» — это все-таки мало!
Всегда быть как все — тебя, может, и нет?
У каждой реки есть конец и начало,
И каждой реке уготован свой бег,
Свои острова, берега и разливы,
Своя красота, и названье, и цвет,
И каждая кем-то бывает любима
Особой любовью, отдельной от всех.

И люди как реки — и то без сомнений,
У каждого свой и характер, и смех.
И этим похожий, со всеми единый,
Такой непохожий живет человек.

* * *
Как все, я плачу о своем.
Загружен общими делами,
Ограблен наглыми дельцами,
Как все, задерган бытием,
Как все, забочусь, что к обеду,
Ворчу на утренний подъем,
Иду по следу и без следа
Вслед за сверкающим лучом…
А плачет каждый о своем.

* * *
Он был как все:
Такой — один.
И этим был на всех похожий.
Он был, как все, неповторим.
Избито? Да. И ново тоже!
Ведь для него все в первый раз!
И для него сошлось впервые:
Свиданье в предзакатный час
И руки нежные родные.
И свадьба вновь,
И дети вновь,
И эта вечная любовь!


Не назову себя поэтом

Не назову себя поэтом,
Хотя словесных менуэтов
Меня чарует волшебство, —
Боюсь я слова самого.
Поэт… пиит…
Само названье
Таит угрозу любованья
Своей возвышенной натурой.
Но быть радетелем культуры,
Оставившим нетленный след, —
Сомнительный автопортрет.

Я мысль граню для каждой строчки,
И, чувства выверив до точки,
Рожаю в мир стихотворенье.
И в этом акт мой со-творенья,
Что сердца выносила пажить.
И не так важно, кто что скажет.
Я из себя себя рожаю.
Без родов жизни пыль пустая
Осыплется. И вот уж нет
Ни следа. Лишь пустыня лет.


Я хочу уходить сильным

Я хочу умереть ночью,
День на то разменять жалко.
Я хочу уходить сильным,
Как по трапу матрос вразвалку.
Малым стуком сердцебиенья
Отбивать прощальные строчки
Можно ночью, а днем можно
Что-то важное сделать очень.
Например, улыбнуться детям,
Нежно что-то шепнуть любимой,
Не хочу уходить слабым —
Я хочу уходить сильным.
Чтобы где-то в конце дороги
Когда кончатся лет звенья,
В беспросветной глухой тревоге
Не молить у судьбы прощенья.
И спиной повернуться чтобы
Без опаски к былой жизни,
Я гоню из души хворобы,
Чтобы стала душа чище.
И с лицом, вперед обращенным,
Как во время войны на запад
В землю падали батальоны:
Коли падать — вперед падать!
И, качаясь, вставать снова,
Пот смахнув, на пути гранильном.
Я хочу уходить гордо.
Я хочу уходить сильным.


Ах, сердце, сердце…
 
Держусь за сердце не без причины.
Уйду, наверно, как все мужчины
В моем роду, от натуги сердца.
Ах, сердце, сердце… Куда же деться?
От жизни нету замков и ставней…

Дымятся вишни, и ранней пашней
Иду межрядьем. Колышет стебли
Весенний ветер. Село в надежде
Живет, что к сроку зерно поспеет.
А я до срока дожить успею?
До срока зерен, готовых к току,
До срока вишен, тугих от сока,
До срока тайны, что явью стала,
До срока сердцу, что все вобрало?..

…Не знаю, право… И дед не ведал.
И мой отец, уходя к обеду,
Не знал, шагая путем знакомым,
Что не вернется обратно к дому.
Себя взнуздав, дел ворочал кучу.
Теперь и я все спешу окучить.
Вот только часто саднит грудину…
Уйду до срока… Иль отодвину?..

…Жена спросила, грустя глазами:
— Ужели здесь вековать оставишь?
Прошу тебя, не лишай надежды,
Что из двоих не уйдешь сам прежде!
Не меряй путь моего короче,
А свой черед, как смогу, отсрочу.

Что ей ответить? Одно возможно:
— Не надо взор поднимать тревожно,
Не надо пальцы сжимать до боли.
Я постараюсь, и даже боле —
Хочу просить долгий срок у Бога.
Она в ответ: «Не торгуйся много!»


Обернулся назад
 
Обернулся назад — все следы замело.
Как же долго стоял… Снег валит тяжело.
Бесконечным холстом расстилается путь.
Я устал и хочу одного — отдохнуть!
Привалиться, присесть, хоть на час,
Хоть в сугроб,
Мыслей хлопья унять, хоть на миг, чтобы мог.
Все потом: обрести, наделить и разъять,
Объясниться, простить, отогреть и принять.
Все потом, все потом. А пока отдохнуть,
Позабыть обо всем…
Не могу — надо в путь.
Заметает метелью тропу позади.
Ну и ладно. И пусть. Отдых ждет впереди.
Вот когда распишусь следом дней на холсте,
Вот тогда отдохну. И быть может, не те
Заплутают следы — ни к чему и не впрок.
И быть может, сметет их в негаданный срок,
И забудется путь, горизонт и предел,
И не важно, кого и когда одолел,
Для чего и зачем вдоль по свету бродил,
И не важно, на что разменял гроздья сил,
Но останется роспись на чистом листе,
Но останется след на беленом холсте
Для незримой картины. В неконченой книге
Заколышется словом о прожитом миге.
И неведомый автор, нездешний поэт
Вставит жизнь мою рифмой в нетленный сюжет.


Да и Нет

Господи, ты мне, конечно, поможешь
Не соблазниться подачкой вранья!
Что-то внутри меня смутно тревожит:
Буду ли тверд в искушениях я?

Да, в этот раз устоять получилось,
И колебаний рассеялся дым.
Но я их помню и, зная ту силу,
Вновь обращаюсь за словом Твоим.

Скажешь в ответ, что и так, верно, знаю?
Может, и знаю, но только не раз
Ложь так искусно края размывает…
Ты вразуми: что есть правда сейчас?

Те «Да» и «Нет», что защита от фальши,
Те «Да» и «Нет», что не выльются в срам,
Те «Да» и «Нет», что иного не значат.
Ты подскажи — я делами отдам!


Все хорошо

Все хорошо.
О господи, ужели случилось это с нами наяву:
Качнулись вспять небесные качели
И жизнь вернулась в прежнюю канву?!

Все хорошо.
Как ждал я это слово!
Как ткал по ниточке, сплетал по узелку!
Как штопал край, натягивал основу
И швы крепил по малому стежку!

И вот теперь в письме горячей строчкой,
Как будто солнцем, прыснуло в глаза:
«Все хорошо!»
Два слова. Дальше точка.
«Все хорошо!»
И точка, как слеза.


Пишу о главном

На мелкотемье критикой замечен,
Не выходя за рамки личных тем,
На публике похвастать будет нечем,
Коль не коснусь общественных проблем.
Что ж, человек негромкий и незнатный,
Пишу стихи, но не на злобу дня.
Не трогаю страну,
Что вязнет в схватках жарких,
Ища врагов, — их нету у меня.
Иль очень мало, и того не знаю.
И как писать, не знаю, о вожде.
Не то что я вождей не уважаю,
Но смысл вождей — подумать о стране!
Ну а страны величье — это люди,
Что счастливы. И, то поняв уже,
Давно не интересна злоба буден,
Пишу о главном — сразу о душе!


Я с вопросом брожу

                А мы всё ставим каверзный ответ
                И не находим нужного вопроса.
                В. Высоцкий, «Гамлет»

Не подходят вопросы к искомым ответам…
Может быть, потому, свою правду ища,
Я с вопросом брожу, несмотря на заветы,
Что ответ раздают скопом, всем сообща?

Все ищу и ищу откровения слово,
Что подходит ко мне, как причал кораблю.
И опять и опять проверяю основы
С тем, что в жизни люблю и в себе не люблю.

И опять, и опять — что поделать с собою —
Все ищу на ответ подходящий вопрос:
Без вопроса ответ каменеет судьбою,
Что зачем-то прожил и куда-то пронес.

Почему это так? Может, надо иначе?
Колея пусть своя, но она — колея!
Когда есть все ответы — не это ли значит,
Что по кругу, как пони, катаю себя?

Я не пони. В загоне готовых ответов
Растеряю себя. Но ведь я не один,
Кто такой бестолковый, что в гуще заветов
Снова ставит вопрос — коль ответом рани;м!


Понять трудней всего!

Стирал белье, а выстирал себя.
Других кормил — так сам наелся сытно.
С подмогой подоспел — на лад пошли дела.
Читал иных — и зазвучал сам слитно.

Всё правда. Но, как водится, не вся.
И если честно, до конца признаться,
Совсем не тянет жизнь моя на святцы
И сеялись иные семена.

Был глух к словам — и для других стал нем,
Обиды раздавал — и тем нажил обиду,
А отказав деньгами нарочито,
На мель безденежья и сам надолго сел.

Мы каждый день богатство раздаем:
Кто чем богат, с тем и выходим к людям.
То радости, то горести несем,
Но тем и сами одари;мы будем!

Ах, простоту понять трудней всего!
Закон прямой — он без обратной силы.
Как часто сложность мудростью зовем
И простоте становимся не милы!


Приметы

Как беду нам не накликать?
Ведь беда не слышит крика,
И не взять беду молчаньем на измор.
Но приметы да советы…
Что-то смутное есть в этом…
Может, знак, а может, так — пустячный вздор!

Только я давно приметил,
Что примет лишь тот радетель,
Кто последствиям их верит наперед.
Ну а если кто не в теме и не ведает сомнений,
Тех примета стороною обойдет!

Но, обычай соблюдая,
Что привычен в этом крае,
Избегаю впасть в опасный пересуд.
А дразнить гусей не надо:
Не умно прослыть смутьяном —
Мне неважно, ну а люди так живут.

Я спросил:
— Коль соль просыплешь,
То беду тем не накличешь?
Отвечает:
— То не соль уже, а грязь!
— Ну а зеркало в осколки?
— Значит, криво висит полка.
Еще год назад просила: «Гвоздь поправь!»

— Рис на свадьбе сыпят горстью!
— Ну, на то они и гости!
Впрочем, могут набросать и целый пуд.
Рис потом из складок платья
Доставать поможет сватья —
Что за счастье, коль щекотно там и тут?!

— Четный счет цветам в букете?
— Ну, тут дело не в примете,
Это значит, что дарили в кутерьме.
Впрочем, мне то не по нраву,
И шутить совсем не стану:
Может, что иное было на уме?!

— Что ж, тогда пустяк все это?
— Не берусь хулить приметы:
Насмехаться — так подсказок не учесть!
Путь насмешника неумен —
Потешаясь, трудно будет
Различить: где блажь, а где благая весть!


В свой черед

                Борису Э.
Удар жесткий был, наотмашь,
Навзничь, подлый, рвущий кожу,
Как кистень.
Я держался что есть мочи.
Больно, мерзко было очень,
Верил в цель:
Не сдаваться, не сломаться,
Пусть шататься, пусть качаться —
Все равно!
Если надо, если нужно,
Шкурой вывернусь наружу —
Ну так что?

А в сознании жила мысль одна:
Отразить удар — цена не важна!
Значит, дело — вот такое:
Показать, чего я стою
И на что мне честь и совесть дана.

Если верное начало,
Пусть по капле, пусть помалу, —
Дайте срок!
И под волей неотступной,
Как бы ни было нам трудно,
Выйдет прок!
Шевеленьем и движеньем,
И натужным устремленьем —
Лишь вперед!
Все свершится, все случится!
Так птенцы выходят в птицы
В свой черед!

До предела жизнь до кромки разгоню!
Вскрою, взрою, перестрою на корню!
Крепче стану вдвое, втрое!
А иначе жить не стоит!
Ведь, ей-богу, жить не стоит!
Затвердил… А надо будет — повторю!


Люби его, дочка

                Лизе и Борису Э.
— Люби его, дочка,
Люби его разного:
Люби беспокойного,
Шумного, страстного.
Люби, когда грустен,
Когда полон силы,
Когда жажда дела его охватила,
Когда, засмущавшись, попросит заботы,
Когда отзвониться забудет с работы,
А после, охапкой цветов одаряя,
Взмолится простить, облик твой восхваляя.
— С таким быть счастливой нетрудно ничуть!
А если обидит?
— Скажи. И забудь.
— А если устанет?
— Поделишься силой.
— А если обманет?
— Ты веруй в правдивого.
— Собьется с пути?
— Вместе путь обретете.
— А ссора разделит?
— Прощеньем сотрете.

— А если...
— А если — будь просто с ним рядом,
Ты верь в него лучшего делом и взглядом.
Коснешься ладошкой, отгонишь заботу,
Голубкой прижмешься —
И все понемногу
Уляжется в мире твоей доброты.
И он станет счастлив.
А значит, и ты.
                Июль 2013


Бабуля
                Нине Константиновне и Тамаре Борисовне

Дела вспухают, как всходит тесто.
Мне суток мало, срываюсь с места.
Метро грохочет, моторы пышут,
Спросите тихо — я не расслышу!
Давайте к делу — о самом главном,
А на иное мне время жалко.

Богатство ищут во всем и разном:
Кто в детях ищет, и не напрасно,
Кто в муже ищет, в жене-красотке,
В друзьях, каменьях иль лучшей водке,
Кто мерой денег живет исправной,
Кто с властью держит себя на равных,
Кому богатство — Канары в июле,
А я богатый своей бабулей.

Бабуля, милая моя бабуля!
Как ни чудил бы, меня балуешь,
Внучок, а значит, любимый самый,
Наставишь строго и взглянешь прямо.
Коль надо — скажешь, коль надо — спросишь.

Желтеют листья, в разгаре осень.
Всегда опрятна седая прядка.
Когда ты рядом, то все в порядке.
Дела отбросив, к бабуле еду,
Важнее дела на свете нету.

Сказала кратко, вопрос дослушав:
— Богаты те лишь, в ком щедры души.
Как ни спешил бы к мечте прекрасной,
Коль скуп душою, то все напрасно.
Будь нужным людям и добрый с каждым,
А остальное не так уж важно.

Скажу ей первой о самом главном:
— Бабуля, летом гуляем свадьбу!
Она слезинку смахнет украдкой:
Когда внук счастлив, то все в порядке.


Меня учила мама

                В память об Ольге Ш.

Свисают ветви плакучей ивы,
А я стал взрослым,
А я стал сильным.
Слезу лишь вышибет ветер шалый
Да годовщина ухода мамы.

Сквозь тучи солнце блеснет украдкой,
А мне украдкой гореть внакладку.
Я парус ставлю по ветру прямо —
Меня учила быть гордым мама.

Нетерпеливо ждут люди лета,
Я ждал упрямо, ждал Лизавету.
И вот над Волгой гуляет свадьба.
Жаль, только мама не видит свадьбу.

Сегодня марш зазвучал тот самый.
Я правда, мама,
Счастливый самый!


Вот и выросла ты до невесты

                Ирине и Александру Ф., Тамаре Борисовне

Вот и выросла ты до невесты,
До прелестницы, девы-жены.
Так волнующе взрослую дочку
В загсе к мужу под ручку вести.

Всё меняется. Новые роли
Раздаются с обменом колец:
Была мамочкой — тещею стала,
Был папулей — стал тестем отец.

Только бабушек роль неизменна,
Эту роль никогда не избыть:
Пусть жених — внук, пусть внучка — невеста,
Как любили, так будут любить!

Не волнуйся. Нам нравится парень
Тот, что счастье приносит тебе.
Будет он и любим, и желанен —
Мы на вашей стоим стороне.

И пусть свадьба играется летом —
В белом все, как сады по весне.
Будьте счастливы и оставайтесь
Вы всегда на одной стороне!


Кисти рябины

Пока боль в сердце не утихнет,
Друзьям «прощай» не говорю.
И всё горят рябины кисти,
И всё не верят декабрю.

Но то ли зимы без морозца,
Иль раны сердца глубоки,
Февраль прошел, а у рябины
Плоды по-прежнему горьки.

Багрянцем рдеет куст рябины,
Темнеют раны от обид.
Не получилось объясниться,
Не получилось разлюбить.

Я знаю, свежими листами
Весной деревья запестрят,
Я знаю, новыми плодами
Опять рябины загорят.

И вновь надеяться на чудо
Рассудку стану вопреки,
Что, может быть, плоды рябины
Не будут, как всегда, горьки.

И бывший друг придет однажды,
Не в этот раз, так в раз иной.
И без лукавства просто скажет:
«Прими назад. Я стал другой!»

…Пока боль в сердце не утихнет,
Друзьям «прощай» не говорю.
И всё горят рябины кисти,
И всё не верят декабрю.


И пусть приходят все

                Собирайтесь-ка, гости мои, на мое угощенье.
                Б. Окуджава

Когда так много гадостей и мелкого вранья,
Так важно даже в малости не предавать себя.
А может, и не «даже», а «лишь бы» иль «хотя»,
Поскольку по минуточке жизнь протекает вся.

Куда спешит? На радостях иль на мою беду?
Неведомые таинства загаданы в году.
И вроде как хозяева мы собственных затей…
А может, не хозяева, а в звании гостей?
А гостю не положено чинить порядок свой.
И ты не понимаешь — чей: дом твой или не твой?
И если твой, то почему порядок невпопад?
А если гость, то почему стул ставить не спешат?

Но побоку сомнения — их громко не трезвонь!
Поближе стул, пошире стол — и разведи огонь.
Простые, без затей дела: вино, очаг, еда.
И это можно без вранья, и в этом правда вся.

Великие свершения, огромные дела…
Быть может, и великие, а может, ерунда!
А слово нелукавое, горячий чай и хлеб —
Возможно, не свершения, но в том подвоха нет!

Бежит в тепле минуточка, проговорен часок.
Огромной жизни капелька, малюсенький чуток.
Пусть капают минуточки капелью доброты,
Как оттепель нежданная среди глухой зимы.

Когда так много гадостей и мелкого вранья,
Как разговором праведным не обмануть себя?
К чему все уверения в сердечной доброте?
Сварить борщок, налить чаек —
И пусть приходят все!


Она вдруг тихо умерла

                Н.Л. Железновой

Она вдруг тихо умерла,
Ушла, уехала, уплы;ла.
Ее свободная душа
Без предисловий в небо взмыла.
И вот, ладонь к вискам прижав,
Тоскуем, мучаясь прозреньем:
Есть то на свете, что нельзя
Исправить поздним сожаленьем…
Лишь вера тешит, что отлет
За край годов — покой несет.
Несет любви открытый вздох.
Лишь вера в то, что встретит Бог,
Что встретит мама там меня,
И там — смогу простить себя.


Мне снится

Мне снится, что Земля не шар,
А крутобокий многогранник,
Где каждый бок по праву грани
Свои границы сталью правит
И лезвия по кромкам ставит,
Чтобы сосед не приставал.

Неладно так, неладно этак…
А правда в том, что без вранья
Совместно жить уменья нету, —
Ведь грань у каждого своя.

Во сне холодным мерзну потом:
Я грань, а значит, должен тоже
С лицом лукавым, корча рожу,
Тереться у чужих ворот —
А вдруг втолкнуться повезет.

Неладно так, неладно этак…
А правда в том, что без вранья
Совместно жить уменья нету, —
Ведь грань у каждого своя.

Я сон зову, в котором Шар,
Кружась под Солнцем терпеливо,
Из граней выжимает лживость
И мощной центробежной силой
Сливает грани в цельный ряд,
Где все по-своему горят.

Когда бы сон стал явью этот,
На свете стало больше света!


Гори-гори ясно

Девчушки-хохотушки — в бисеринках ушки,
На висках колечки, нежные сердечки.
Девчушки-хохотушки играют в игрушки,
Бомбочки варганят, запрягают пламя.
Гори-гори ясно, будет взрыв прекрасный.
Угольками гари пусть дымятся твари.
Люди заалели. Люди загорели.
К адской карусели мадемуазели
Приложили пальчик. Несогласный мальчик
Мечется, пылает, маму вспоминает.
Так ему и надо! Все на баррикады!
Крик ласкает ушки. Дети-хохотушки.
Раненые души. Злость кипит наружу.
Ярость рвет и мечет. Тут не до осечек.
Мир кричит, разрезан. Выползают бесы.
Распалились люди. Правда страшной будет.
Нежные косынки. Свежие могилки.

* * *
Мы кричали — нам кричали.
Мы стреляли — в нас стреляли.
Пули справа, пули слева,
Кровь забила, закипела.
В ярости черпаем силы.
До победы. До могилы.

* * *
Первые убитые — страшная беда…
А теперь привыкли — вот она, война!
Правды реет знамя. Доблесть во чести.
Громкие салюты. Темные венки.
Легче стать героем, чем жалеть врагов.
Срок на туфли вышел — время сапогов…

Нынче время драки — пусть жалеет враг!
Грозные атаки, пламя, дым и мрак…
Кончится все миром. Скорбный некролог.
Время всех остудит… И заплачет Бог.
Что опять покинут, что один, один…
Он, не мы, оставлен…
Что нам делать с ним?

* * *
Ожесточенье сердца — вот беда!
Вот всех раздоров горькое начало.
И, лязгая, играют стремена,
И мысль простая в темя застучала:
Отбить, вменить, на место указать,
Припомнить мать, отца…
Отца при… помнить.
Глаза яснеют. Сердце тихо охнет
И просит на мгновенье помолчать.

И вот тогда опять приходит Мать…
Уже другая. Давняя. Седая.
Глаза которой все о боли знают,
И ей ли долг сыновний не понять?!
За своего Мария не просила.
И это придавало Сыну силы.
Стихает жаркой ярости волна,
А Мать стоит и молится одна.
С души спадает озлобленья проседь,
А Мать стоит, молит
И что-то тихо просит.

* * *
Есть правда головы — она жестока.
Другая правда — сердца доброта.
Так что есть Истина?
Не знает голова.
Но сердце ведает
Про ниточку от Бога.
Ведь истина приходит изнутри,
Чтоб семенем однажды прорасти.

* * *
Великие слова. Могучие, святые.
Как с ними быть и к веку применить?
Про то — не ведаю. Но разве мы немые,
Чтоб не стрелять, а просто говорить?
Да хоть бы и немые — жест яснее,
Чем горы книг про умные идеи.
И лучше обсуждать, чем снова воевать!
И лучше бинтовать, чем хоронить опять,
Узлы развязывать по самой малой нитке,
В глухой стене оставить створ калитки,
Чтобы для Каина дверь не была закрыта —
А вдруг, раскаявшись, придет…
А там открыто.

* * *
Духовный спор не терпит суеты,
Он идеалам очищает поры.
Но часто спором управляет злоба,
С которой справиться нельзя без доброты.

Одна досадная тут кроется помеха:
Духовный жар не расположен к смеху.
А смех и есть явление добра,
Иначе в истине нет места человеку.

* * *
Красиво мысль звучит стиха,
А в телевизоре война
Орет по всем каналам,
Но крови еще мало.
Война щекочет нервы.
А мир — для Пасхи в церкви!


Какой в том порядок?

— Бесстрастное время — косарь неустанный,
Что бродишь с косою по нашему стану?
— Срезаю траву за покосом покос,
Слежу за порядком, чтоб луг не зарос.
— Послушай, но пусть колосится хоть в пояс,
Дурманит настоем, цветами укроет,
Горит разнотравьем. В том разве помеха,
Что травы без счета? Но вместо ответа
Лишь взмахи да взмахи. Ложатся травинки
Рядами по кругу. Их больше не видно.
Поврозь и слоями. Какой в том порядок,
Когда перезрелые гущи посадок
Стоят, костенея, а юная травка,
Чуть только поднимется нежная главка,
Срезается разом, согласно капризу?
Какой в том порядок? Порядка не вижу!
— Порядок не в том, — мерным взмахом звучало,
Что где-то конец сразу после начала,
Не в том, чтоб в покос попадал самый зрелый,
А в том, что приходит черед лишь поспелым.
Поспелым не силой, поспелым не сроком —
Для каждой травинки особым уроком,
Что вызреть должно было жизненной пашней.
А позже иль раньше, не так уже важно!
— Так раньше не надо, чем позже, тем лучше!
Совсем ни к чему, чтобы каверзный случай
Решал, кому впредь колоситься негоже.
Я все понимаю, но лучше попозже!


Железный вопрос

Людей, чья судьба жить на крае, немало.
Иль даже за краем. И им невдомек,
Что можно иначе. Для них время скачет,
Для всех остальных оно мерно течет.

У края опасно, но тем и прекрасно,
Что сердце трепещет, и стонет в груди,
И манит щемящею тоской несуразной
Судьбу вокруг пальца на раз обвести.

А лезвие нервы щекочет играя,
И буйный вскипает азарт роковой,
И к краю, бывает, не столько толкает,
Сколь тянет соблазн вниз рискнуть головой.

Кому-то по нраву трава на лужайке,
Подстриженной ровной дорожкой газон.
Но кто-то, как в омут, с обрыва бросаясь,
Дразнит в себе удали гибельный звон.

Чтоб кровь закипала, как закись азота,
И пенилась, в тесной аорте шипя:
Без смысла полеты на низких высотах,
Отчаянный риск — им родное дитя!

А всем остальным парить долго и мирно,
Взводить города, через реки — мосты.
Детей поднимать — надо очень быть сильным,
И в этом так много своей красоты!

И в этом так много полетов, разбегов,
Крылатых надежд и ухабов пути,
Песка на зубах и промерзлого снега,
А горе случится — то кома в груди!

Но если судьба детей долей одарит
Вне риска — самими собою не быть,
Придется и нам возле самого края
Тогда оказаться, чтоб их проводить.

Куда? То неведомо. Каждый раз снова
Сквозь сердце проходит железный вопрос.
И только молимся на случай бедовый,
Спиной подпирая неверный откос.


Сижу за столиком

Сижу за столиком в уютном домике,
А за окошечком шумит река.
Гудят кораблики, спешат кораблики,
А надо ль мне спешить? Не знаю я.
Да и куда спешить — Не знаю я.

А за окошечком бежит дороженька,
Ведет дороженька в поля-луга.
Куда тропиночка бежит в травиночках?
А надо ль мне бежать? Не знаю я.
Да и куда бежать — Не знаю я.

А за окошечком пасутся лошади.
Вечерним заревом зажглись поля.
На небе звездочка блестит горошиной,
А долго ль мне гореть? Не знаю я.
И для кого гореть — Не знаю я.

А за окошечком трава не кошена.
Бокал вина допит почти до дна.
Печаль забытая, да не изжитая.
А радость как сложить — Не знаю я.
А радость с кем сложить — Не знаю я.

Сижу за столиком в уютном домике
И разгадал почти судьбы секрет:
Решил задание на вычитание,
А на сложение — пока что нет.
А на сложение — пока что нет.


Тропочки

От любви до ненависти
По дорожке ревности,
По дорожке зависти —
Невелик маршрут.
Тропочки исхожены,
Не вчера проложены,
Тропочки обманные,
И обман тот крут!

Три шага по глупости,
Два шага по грубости,
А до са;мой ненависти
Шаг всего один.
Шаг один до тропочки,
Шаг один по тропочке.
Промежуток маленький,
Крохотный маршрут.

Я дорожки шалые
Обойти стараюся:
Завлекут обманные —
Не свернуть назад.
Только вьются тропочки,
Под ноги бросаются.
Чем же эти тропочки
Так к себе манят?


Баржа

                Мише
Куда плывет моя баржа?
Ни плот, ни лодка даже.
Ей не достались паруса,
Ни трубы в жирной саже.
Ни весел, ни мотора нет —
Баржу тянут по рекам.
Идет вослед, как человек,
В чьей воле смысла нету.

Но это так на первый взгляд:
Товаром полны трюмы,
Без угля встанут города,
Остывши и угрюмы;
Затихнут стройки без песка,
Без дров замерзнут печи —
И ширит груз мои бока,
И давят тонны плечи.

Везут меня до устья рек
В далекие затоны.
Но что буксиры без меня?
Простые плотогоны!

Гудит, старается буксир,
Движок дымит надсадно.
Везу я в трюме целый мир.
А что не сам — так ладно…


Любви работа не стареет

Когда теорий заваруху
Развеет времени разруха
И унесет идейный прах,
Любви дух выстоит в веках.
Тот дух, что скрыт за жизни драмой,
И за судьбой негромкой самой,
И за бедой, и за порывом,
И за присущей правде силой.

Любви работа не стареет:
Счищая шелуху с идеи,
Из зерен выделяет свет.
Когда он есть! Но коли нет,
То дух любви нетленной мерой
Развеет домыслов химеры,
Что сеют меж людей раздор,
То не идеи — вредный сор.

Вот чистая влюбленность в дело
От времени не устарела,
И убежденность в крепость слова
Сподвижника отыщет снова.
А злое сердце на века
Неотделимо от греха.
Блистают играми умы,
Но ум без сердца — кладезь тьмы!

Когда война идей в разгаре,
То дух не родим — испускаем.


Отказаться от себя

Отказаться от себя —
Что может быть хуже?!
Отказаться от себя —
Разве ты не нужен?
Ты один всего такой —
Весь неповторимый.
Отказавшись от себя,
Жизнь проляжет мимо.

Я нашел себя уже:
Знаю свои грани,
Знаю, что есть в багаже
За года исканий…
Только что-то прежний путь
В колею скрутился,
Побежал за ворота,
А засов закрылся.
Через них ходил не раз,
Знаю каждый камень,
Но замок висит сейчас:
Я не понимаю!

И как в них ни грохотал,
Сколько ни стучался,
Не открылись ворота,
Как бы ни старался.
Видно, время истекло —
Прежний я не нужен,

И багаж стал барахлом,
И не груз — загружен…

Говорят, что не одни
В жизни есть ворота,
Коль закроются одни —
Время поворота.
Ни к чему тогда замок
Дергать, стервенея,
Отказаться от себя
Старого — вернее.

Время новый путь искать,
Коли прежний вышел.
Время нового тебя,
Чтобы стать кем призван.
Новый путь как новый дар.
Не грусти о прошлом!
Ты на нем мудрее стал.
А не стал — то в прошлом.


Московский замес

Меня взбивали, как сметану,
Как тесто, мяли — вот и всхож,
Не то что пряником румяным,
Но и не малым вышел корж.

Замес московского района
Не то что пышен или крут,
Но формы он определенной,
Как улицы Садовой круг.

Страдать здесь долго не по чину,
И, руки уперев в бока,
Не ищут в жалости причину
Играть по жизни бедняка.

Слезам не верят больше года —
Когда не ты, тогда другой,
Обычный парень из народа
Пробьется в жизни головой,

Руками или твердой хваткой.
И пусть ругается страна,
Что только москвичи в достатке
Живут, — Москва у всех одна!

Или на всех. Но разве дело
Обид причины разбирать?
Не то что сильно надоело,
А этим сути не объять.

Ведь для меня москвич — не слово,
Не место праздничных хлопот:
Он мой родной из детства город,
А жители — его народ!

И в ополчения годину
Мой дед стал равным в пеший строй.
Потом отец за середину
Держал тот век — и тем герой!

Жена и мать, сестра и дядька
Без пафоса и лишних слов
Москве служили настоящей
В кольце бульваров и валов.

И потому, не без причины,
Вожу по улицам детей:
Им новый ветер дует в спину
Среди просторов площадей.

Им вдаль лететь по зову века,
И струны улиц и мостов
Играют музыкой из трека
Московских башен и крестов.;


Два крыла
 
                И ты повторяй по губам
                Матэ Габор

Дам гордую силу словам,
По строчке вбирая зрачками,
По звуку твердя слога,
По букве шепча губами:

— Отныне и навсегда!
Пусть вьюги метут порошей,
Пусть ветры, снега, жара,
Я веры в мечту не брошу!

И мне все равно, если кто
Над ней за спиной ухмыльнется!
И мне все равно, если кто
Над делом моим посмеется!

Я крылья мечты распахну
И, воле навстречу раскинув,
Себя на руках подниму
Над всем, что зовется трясиной!
И мне все равно, все равно,
Какая за то будет плата!
Любая цена — ничто!
За жизнь, что зовется крылатой!

И ты повторяй по губам,
Впиваясь в зрачки зрачками:
— Мечту выбираю сам,
А веру креплю делами!


Два крыла

                Татьяне О.

Жила мечта с больным крылом.
Жить однокрылой привыкая,
Не то что веру забывала,
А верить стало не о чем.

Домашней птицей по двору,
Подножный корм ища, бродила
И в том значенье находила,
Чтоб корм давали поутру.

И вся мечта о лучшей доле
К желанью ужина свелась.
От плеска крыл — одна напасть,
Поскольку много шума в доме.

И вроде как и ни к чему
Двух крыльев слаженная сила.
И все бы так и проходило,
Когда б не зори поутру!

Когда б не эта бирюза
Небесной дали сердцевины,
Не сосен золото отлива,
Не шум березы на ветру.

И как-то раз, когда невмочь
Мечте в лучах рассветных стало,
Пронзительно понятно стало,
Что от себя жизнь гонит прочь.

И обернувшись, за спиной
Увидела — соседка тоже
От солнца отвести не может
Глаз, переполненных слезой.

И, как и ты, крыло свое
К груди больное прижимает,
И, как и ты, не понимает:
Как жизнь свернулась в бытие.

— Прижмись ко мне своим плечом.
Есть ты и я — и крыльев двое!
Освободимся от постоя,
Где мы не веруем — жуем!

И две мечты, в одну слиясь,
Единой став подъемной силой,
Над сонным домом воспарили,
В небесной дали растворясь.

Их крыльев шум был долго слышен…
Вот смолкнул он… И стало тихо…
Но утром вновь на сонный двор
Ударит луч с далеких гор
И новую зовет Мечту —
Освоить неба высоту.

И снова манит высота.
И солнца блик. И два крыла.


Я ращу свою мечту

Я ращу свою мечту, я с руки ее кормлю.
Только дрогнула рука — горсть просыпалась.
Отчего же это так: всё «недо» да всё «не так»?
А мечта — еще дитя — не обиделась!

Но мечта — ведь это я! Отчего же у меня
Разговор с самим собой весь в запиночках?
Вот бы верный выбрать слог,
Чтоб навеки помнить мог,
Что негоже жить и есть по крупиночке!

Что давно уже пора и весенняя вода
Ждет свободы ото льда — силой мается.
Вышел срок всем «нет» да «но»,
И пора давным-давно
От «смогу ли» да от «вдруг» поизбавиться!

Кто же буду тогда я и зачем вся жизнь моя?
Это ж я отец мечты! Мое творчество!
Сам хотел — сам породил,
А потом не прокормил?
Не проси тогда носить свое отчество!

А мечта все ждет меня, как умеет лишь дитя.
Только дети нас вот так дожидаются!
И распахнуты глаза, и глядят, глядят в тебя —
И терпение в глазах отражается.

Ты расти, дитя-мечта, и не бойся за себя:
Никогда не будешь мною покинутой!
Обещаю это я! А в ответ мечта моя
В грудь вошла и в сердце там растворилася.


Я вышел из тени

Я вышел из тени,
Довольно стесняться!
Пусть солнце изрежет глаза!
С привычкой жить тихо и не выделяться
Настала покончить пора.
Устали скрываться зрачки под очками —
Глаза подставляю лучам!
И слезы бегут, влажный след пролагая,
И рад им, как лучшим врачам.

Извечная скромность — тяжелая ноша,
Но роль изжита до конца:
— Годами старался быть слишком хорошим, —
Мне первая шепчет слеза.
Вторая слеза воротник намочила,
Спадая, как с листьев роса:
— Во мне нерастраченный жар твой и сила —
Без ливней сухая гроза.
А третья слеза, дольше всех задержавшись,
Слепила ресницы у век:
— Я — то, на что годы твои разменялись,
В ходьбу перешедший разбег.

Слезинки одна за другою катились,
Но глаз от лучей не скрывал!
И слез не стеснялся и новую силу,
Как право на жизнь, признавал!


Лица

                Марине К.
У совести нелегкое лицо.
Не потому, что совесть очень злая,
А потому, что, скверну вычищая,
Приходится ей с нами тяжело.

У верности смущенное лицо,
Не потому, что клятвы столь ничтожны,
А потому, что вновь поверить сложно,
Что, раз предав, не предадут еще.

У честности усталое лицо,
Не потому, что честность устарела,
А потому, что с честью кончить дело
Трудней, чем обронить красивое словцо.

…А у тебя — спокойное лицо.
Не оттого, что горя знала мало,
А потому что совесть не давала
Свои обеты забывать легко.
У верных душ — спокойное лицо!
                8 мая 2006

Она глазами отвечала

Он ей словами говорил,
Она глазами отвечала.
Он говорил ей о любви,
Как в первый раз, как до начала.


Как первый раз, как первый взгляд,
Когда все «до» и нет предлога,
Когда не потому молчат,
Что мало слов, — их слишком много!

Потом посбились дни в года,
Потом срослись в десятилетья.
Бывали разные слова,
Но в памяти остались эти.

И вот он снова говорил
Со сцены тысячного зала.
Слова своей любви дарил —
Она глазами отвечала.


Человек на сцене
                Михаилу Ф.

Он вышел на сцену
Серьезно и просто.
Обычный мужчина
Обычного роста.

Слегка напряженный,
Как будто сердитый,
Он зал оглядел,
Кашлянул деловито,

И, не нарушая
Традиций и правил,
Назвался, признался,
Отметил, поздравил.

Зал вежливо слушал,
Все шло как обычно:
Привычный порядок
И речи привычны.

Но, словно почувствовав
Рамок избыток,
Он вдруг речь сломал,
Улыбнувшись открыто.

И начал такой
От души разговор,
Что зал тихо ахнул,
Как будто в костер

Смолистую хвою
Охапкой подбросил.
Так солнце, пробившись
Сквозь хмурую осень,

Кленовую рощу
Огнем золотит,
Осины багрянит,
Березы крапит.

И, чувством насыщена,
Речь заблистала,
И в точке сошлось
Единение зала

И сердца порыв
Человека на сцене,
Когда каждый звук, каждый слог —
Откровенье.

Обычная речь
Обернулась молитвой
От сердца открытого
Сердцу открытому!


Другие слова
                Татьяне и Владимиру С.

Я целый год тянулся к дивной цели —
Той, что зовет, ласкает и томит.
Мишень стрелка так манит на прицеле,
И так влечет металл к себе магнит.

Но я не совладал. Не поддалась задача.
Не вышел на рубеж, не взята высота.
И ни к чему слова о ветреной удаче —
Удача ни при чем, когда не те слова.

Не те слова себе я говорил,
Не тот размах задал полету крыл,
Не тот разлет, не тот разбег, не тот обет.
Не те слова — не тот вопрос, не тот ответ.

Словам другим настало дать черед:
Желать не надо — надо гнать вперед.
И нежной флейты ласковый обман
Сменить пора на гордый барабан.

Пора дерзать и мчаться напролом,
Наотмашь биться, а не бить челом!
Сражаться, драться, рваться, крыть, ползти,
Чтоб взять рубеж и честь свою спасти!

Я прежде слов таких не говорил,
Таким не был, а значит, так не жил!
И на вопрос один звучит ответ:
Что есть мечта. И дан зарок.
И взят обет.

Я целый год тянулся к дивной цели,
Той, что зовет, ласкает и томит.
И те слова, что так удача ценит,
Мечта найти обяжет и вменит!


Есть те слова высокой пробы

                Ирине и Александру Ф.
Есть те слова высокой пробы,
К которым фальшь не пристает.
У них значение особо —
Они зовут людей в полет.

Зовут высокой самой нотой,
Кристальной мерой чистоты,
Той, что вскрывает сердца поры
И возрождает дух мечты.

И те слова не ухом слышат —
Из сердца в сердце бьют лучом.
Прицел не выше и не ниже,
Удар — и кровь бурлит ключом.

Так говорить не могут Судьи,
Не скажут так Учителя —
Такое лишь подвластно людям,
Чья в мир распахнута душа!

Когда душа твоя открыта
И поры вскрыты напоказ,
В ответ на зов другие люди
Уже родят свои слова,

Слова той самой главной пробы,
К которым фальшь не пристает.
Чье назначение особо —
Позвать людей мечтой в полет!


Липа

В мрачной чаще ельника
Темнота неделями,
Во глухих болотах — стылая вода.
Ни лесной тропиночки,
Ни пути в ложбиночке,
Лишь осины мокрые да осот-трава.

Как случилось липе в этом крае диком
В сырости овражьей выжить, прорасти?
Не для липы место —
Глухомани вместо ей бы тень пролеска,
Парк у тихой заводи, светлые сады.

Но вышло, как вышло,
И что тут вздыхать —
Здесь надо тянуться
И надо дышать.
Ни вдоль изогнуться,
Ни лечь поперек,
И рвется сквозь сумрак упрямый росток.

Лишь вверх, лишь на волю,
Где утра лучи,
Где летнее солнце листву горячит,
Где нету тумана и синий рассвет
Кору оплавляет в лазоревый цвет,
Где ветры играют, а дерзкий закат
Вершины купает в багряный агат.

Белым дымом вспенена, в буйности цветения
Липа, как смятение, в хмурый бор вошла.
И напрасно ели лапами шумели —
Липа не просила, липа не молила,
Просто жизни сила право ей дала.

И когда на сердце горечь заусенцем,
Иль иглой саднящей досаждает грусть,
Я, с душой растерянной,
Временно потерянный,
Временно незрячий,
К липе припадаю и щекою трусь.

Ах, спасибо, дерево, что в лесу кощеевом
Выжило, раскинулось,
Силу обрело!
Без отца и матери цвета не растратило,
Не стлалось, не пряталось —
Липою взросло.

Да, вышло, как вышло,
И что тут вздыхать —
Вновь надо тянуться
И снова дышать.
Ни вдоль изогнуться,
Ни лечь поперек,
И рвется сквозь сумрак упрямый росток.


Возраст

Не все, кто долго жили, пожилые:
Иначе измеряются года.
Стареем мы с мечтой, что позабыли,
Но молоды, пока она жива!
И чем вернее к той мечте причастны,
Тем больше возраст добавляет счастья.
Стареет тело — души молодеют,
Когда мечтой прекрасною владеют!


Не те рабы, что на галерах
                Эвелине Владимировне Ж.

Не те рабы, что на галерах
Цепями скованы гуртом, —
То лишь сыны далекой эры.
Свободы лишены, и в том
Их нет вины. В неволе горькой
Они лишь пленники судьбы
Родиться «до». Но те, кто после
Эпохи той и добровольно
В цепях живут, — вот те рабы!

Духовным рабством — темной скверной
Насквозь пронизаны копьем.
Потребность в скверне есть, наверно,
Коль с этой верой мы живем.
Несем по жизни рабство мысли,
Любви к тиранам кандалы —
Все кажется, что страх очистит
Грехи души, — так мы рабы!

Но был пример времен далеких —
Исход. И рабство не судьба!
Из жил души, из крови легких
Изгнать хозяина — раба.
Да, в каждом сердце свой Египет.
Да, каждый вновь, как в первый раз,
Боготворит свои вериги.
Но был Исход — завет для нас!

Исход от той свободы рабства,
Где каждый волен выбирать
Себе хозяина. Лукавство —
Галеру подвигом считать
И почитать за благодать
Своим сокровищам молиться.

Ах, как изменчивы их лица,
Пусть добровольно, но раба!
И ни при чем тут времена.


Зачем, судьба…

                Асету К. и Сауле И.

— Зачем, судьба, меня ты на подмостки
Опять выводишь в многолюдный зал,
Где взгляды вопросительны и жестки,
И не дождешься купленных похвал?

Где умолчать нельзя наполовину,
Что предпочел бы скрыть от лишних глаз,
И замесил, как собственную глину,
И, что слепил, раскроешь без прикрас.

Где так легко стать пленником восторга
Всех тех, кому ты истинно помог,
И так легко учительскую гордость
Переродить в учительства порок.

Зачем, скажи, там сводишь воедино
Тех, с кем бы вновь знакомства не завел?
Какую хочешь выстроить картину,
Сливая в общий деловой котел?

Зачем, скажи? Ты, верно, это знаешь!
Толкаешь прочь из плена общих схем?
Зачем комфорта призрака лишаешь?
Судьба, скажи?!

Ответила: «Затем!»


Параолимпийские герои

                …Ваш сын просил передать, что изменил свои звезды.
                Кинофильм «Легенда о рыцаре»
Летит обрубок над горами —
Безногий парень-слаломист,
За ним с незрячими глазами
Дерзает лыжник мчаться вниз.
Безрукий парень кру;жит вихри,
Срезая мерзлой трассы снег,
И ты глядишь и понимаешь,
Что вот тебе и дан ответ
На твой вопрос: «А как жить дальше?»
И если без лукавой фальши,
Твои невзгоды — просто грех!
Ведь ты же целый человек!

Параолимпийские герои
Не телом — волею одною
Судьбы своей меняют бег:
Он не обрубок — человек!


Голос со сцены

                Нашим руководителям в бизнесе

В шуршанье кресел суеты
Перед началом представленья
Я жду волшебного мгновенья
Наплыва первой темноты.
Чудесный миг. Ни лиц соседей,
Ни стен, ни кресел. Только веер
Изящный шелест издает.
Зал стих и с нетерпеньем ждет
Луча на сцене, звука слова.
Как я люблю в томленье снова
Начало сказки предвкушать
И в темноте начала ждать.

И вот проснулись брызги света!
Все завертелось, зачалось!
То грусть, то слезы, взрывы смеха,
А зал бурлит! И, как насквозь,
Его со сцены жест пронзает.
Зал то кипит, то затихает,
Весь в единенье восстает:
Веди, герой, меня вперед!

И вдруг не в лад и не в черед
Свет заморгал дурным миганьем…
И все погасло… Колыханье
Испуга хлынуло в ряды.
Еще мгновенье — и толпы
Не удержать исхода лавы,
Сорвется в жуткой темноте!
Еще секунда. Может, две…

И тут со сцены про Катюшу
Запел артист. Потом другой
Запел, как яблони и груши
Цвели однажды над рекой.
И подхватил ближайший ряд,
За ним второй. И так подряд
По людям песня побежала.
И вот уж половина зала
Поет про девушку простую.
Свет дали. А народ, ликуя,
Все шлет и шлет бойцу привет!..

Давно уж той Катюши нет.
Но та любовь, что сберегала
Бойца, спасла людей из зала.
Спасла тогда. И вновь спасет.
Пока любимая нас ждет,
Любовь имеет жизни цену.
Спасибо голосу со сцены!


Запрет на фальшь

                Ричу Де Восу

Не предавай, не продавай…
Какая тонкая в том грань:
Меж ложной истиной и правдой срез найти!
Звучат великие слова, но кругом ходит голова.
Слова красивые, а муторно внутри!

И вроде делается так
Не только мной, но неспроста
Я все брожу и возвращаюсь по следам:
В свои неглавные дела,
В свои нелучшие слова,
В свои зачеты, что никак не пересдам.

Где он, единственный ответ?
Но есть огромный белый свет,
И люди есть, кому метаться нет нужды:
У них на фальшь стоит запрет,
И разницы особой нет —
И для себя и напоказ всегда одни!

И мне спокойней оттого,
Что встретил я не одного
Такого человека на пути.
А рядом с ними ложь ясней,
И граней правды срез острей,
И край опасный зорче виден впереди!


Записка

Нашел записку. В ней мечты и даты,
Что миновали там за гранью лет.
Я их себе загадывал когда-то.
Мечты не сбы;лись, да и лет тех нет.

Потом другую отыскал и третью…
А в них все та же пульсом бьет мечта.
И если бы их даты не заметил,
Подумал, что написаны вчера.

А что сегодня? То же, но дороже.
Цена мечты растет за годом год.
Цена растет на все. На счастье, видно, тоже.
Я заплачу. И впрок. И наперед.


Упрямо шепчи

Навряд ли нам все удается на свете —
Неведомой тайной покрыта судьба.
И если молчание вышло ответом,
Покажется, будто бесцельна мольба.

Покажется, будто забыт и оставлен,
И кончится горестно эта игра,
Но как бы ты ни был бедою подавлен,
Упрямо шепчи, как молитву, слова:
— Тебе доверяю, наставник мой вечный,
С тобою любая напасть не страшна!
Живу, отдаваясь всем сердцем надежде,
Что даром еще обернется беда!

И к лучшему все завершится итогу —
По силам даны и дела, и судьба:
Когда бы винить за ухабы дорогу,
Ужели к вершине она привела?

И если не знаешь, где снова взять веру,
Ты к людям иди. У беды на краю
Себя нужно мерить служения мерой,
И веру тем самым укрепишь свою!

Когда губам больно, целуйся глазами,
Не можешь рукой, пусть касается взгляд,
И если совсем не смешно, то слезами
Пролей сострадания влажный обряд.

Не можешь одно, надо делать другое,
Не знаешь, как быть, — стань решением сам!
Подарки беды обернутся судьбою,
И станет понятней ее тайный план.


Кони нуждаются в отдыхе

Надо дать отдых душе и мозгам —
Может устать даже колокол!
Дать отстояться делам и словам
Стоит. И очень дорого!
Сил шевельнуть нет рукой иль ногой —
Факт принимай и не жалуйся!
Надо прилечь — так ложись, дорогой!
Хочется спать — спи, пожалуйста!
И не спеши долгий сон отряхнуть…
Медленно тикают ходики…
Пусть отдохнет от копыт славный путь—
Кони нуждаются в отдыхе.
Кони усталые влагой парят,
В сбруе потеют и маются.
Души как седла — уставши, скрипят.
И небольшая в том разница.


Все равно

Может забыться добро, что творил,
Ты все равно — делай!
Верой делился и стал уязвим?
Но все равно — веруй!

Можно, меняясь, себя потерять,
А все равно — меняйся!
Можно ошибок наделать опять,
Но все равно — пытайся!

Могут разрушиться годы труда —
Ты продолжай строить!
Есть свое горе и горе врага,
Но там и там — горе!

Люди бывают недобры и злы,
Но не плети им сети!
Дети твои уже стали седы,
Но все равно — твои дети:

Могут свернуть на неправедный путь,
И перебрать в том меру.
Могут сменить суть на всякую муть,
Даже тогда в них веруй!

И как бы ни было, но все равно —
Жизнь пусть тебя не остудит!
И что судьбой в исполненье дано,
Пусть все исполнено будет!


Разговоры
 
Земляки

Поэтами, как прежде,
Восполнится Земля
В нетлеющей надежде
Чрез них познать себя.

В Смоленске жил Твардовский,
А в Вологде — Рубцов…
Однако все поэты
Имеют земляков.

«Легко им было первым! —
Ворчит земляк-поэт. —
А нам творить труднее,
И той свободы нет!

А критики в сомненье:
Мол, тянет или как?
Творить — одно мученье,
Когда земляк — гигант!

Идти по следу трудно —
Большая тень от них!»
Земля: «А как же Пушкин?
И что без Блока стих?

Писал бы точно хуже
Тогда и ты, поэт,
Не будь на свете Тютчев,
Когда бы не; жил Фет.

В стремлении к признанью
Немало суеты.
У славы нет звучанья —
Лишь отзвук пустоты.

Есть шорох у дубравы,
Скрипит морозом снег,
Гул мощи ледостава,
Журчанье талых рек.

Веселый смех ребенка,
И вьюги стылый вой,
Есть шепот двух влюбленных.
А славы звук — какой?

Затем поэту рифма,
Чтоб, душу в слог вместя,
Постигнуть жизни звуки,
Тем выразив себя!

«Оно, конечно, верно! —
Вновь гнет свое земляк. —
Но лучше все же первым —
Он корень как-никак!

Тогда, что ни напишешь,
Ты первый. Вот в чем суть!
Изрек — и сразу гений!»
Земля вздохнула: «Будь!..»


О смысле, о сути…

Он мечтал верным слогом
Правду жизни объять,
Вещим мудрым пророком
Привнести благодать.

Чтобы люди прозрели
И гордились собой.
Чтобы души не тлели,
А горели свечой!

Целый век он старался,
Тратил жизненный пыл.
Но однажды устало
В стол перо отложил.

И, с мучительным чувством
Оглядев гору книг:
«Вокруг нравы не лучше! —
Горько шепчет старик. —

Жаль, впустую старался,
Жизнь напрасна моя!
Все как прежде осталось.
Так зачем писал я?»

Старец в тяжком раздумье
В тушь макает перо
И бумаге вверяет
Боли слово одно.

Это жгучее слово —
Как итог бытия,
Горький вздох прожитого,
И звучит оно: «Зря!..»

Сна как и не бывало,
Ночь летит напролет.
Веки поднял устало —
Новый день настает.

Мысль внезапно пронзает:
«Мир хотел изменить?
То гордыня людская —
Осудить и вменить.

А писать — исцеленье
Не других, а себя.
Не тверди наставленья —
И услышат тебя.

Час почувствовав верный,
Солнце дарит рассвет.
Умный знает, как надо,
Мудрый — ищет ответ.

…День давно горел новый,
Чудо жизни творя.
Старец взял перо снова:
«Может… все же… не зря?»


Умный Сам

В семьях всяко бывает
И чего только нет!
Где-то муж выпивает.
В этой — Сам был поэт.

Хорошо, не гуляка,
Не транжира, не мот.
Не велика зарплата,
Не велик и расход.

Сам приходит с работы:
«Как дела?» — и к себе.
Все по дому заботы
Доверял он жене.

Она лучше быт знает.
Нет, помочь тоже рад!
Скажут — с внуком гуляет,
Скажут — режет салат.

Погружён в мысли, бродит
Вроде как и не здесь.
Забывал, зачем послан…
Впрочем, реже поесть.

Так и жил год за годом,
Стих творя, наш поэт.
Жизнь мигнула исходом,
Оглянулся — он дед!

Стопы книг стены полнят,
Вроде что-то успел!
— Дед, ты что, не ложился? —
Внук у кресла присел.

— Вот кто мне правду скажет! —
Сам тряхнул головой. —
Ну-ка, внук, признавайся:
Что, доволен ты мной?

Видишь эти вот книги?
Их за жизнь написал —
Все твое, брат, наследство! —
Сам перстом указал.

— Ну, так как, пригодится?
Проза, пьесы — все есть!
Внук вздохнул и открылся:
— Дед, а нет ли поесть?

Есть хочу, помираю.
Напролет ночь не спал.
Через час на экзамен,
Опоздаю — завал!

Приготовить поможешь?
Я пока соберусь.
О наследстве попозже,
Как со школы вернусь.

Внук собрался. Чай выпил,
Бутерброд заглотил.
Сам в раздумьях ответа:
Что всю жизнь он творил?

Для чего пыль наследства
И зачем книжный вид,
Когда внук до рассвета
Ночь голодный сидит?!

Сам почувствовал муку —
Годы отдал мечтам.
Сочинял книги внуку,
Когда нужен был сам!

Умных книг умный автор
Вроде как не у дел.
Сам вздохнул: ну, хоть завтрак
Приготовить успел!


Храм неведомым богам

                Памяти Бориса Борисовича Шульмана
Ревели волны, злобясь в пене,
Кружили роем, как оса.
Ударил ветер, и в мгновенье
Сорвались в клочьях паруса.

Стемнело. Лишь скалистый берег
Дымился в бурунах вдали.
О боги! Чем я вас прогневал,
Что в эту бурю завели?


Таких невзгод не знает суша:
Морской богини гневный сын,
Борей в полон взял наши души,
Суровый ветров властелин.

Последним помню страшный вал,
Зеленый с проседью, в полнеба,
Закат оранжевого цвета,
Удар — и памяти обвал…

…Мой сын! Хвалу воздай богам!
Отец твой не погиб в пучине.
Баранов жертвуй щедро в храм,
Неси дары ко всем святыням.

Я не погиб, и это — чудо:
На берег вынесла меня
Судьбы нежданная причуда
Из-под обломков корабля!

Когда услышал голоса,
Вообразил себя на небе.
Но, медленно открыв глаза,
Увидел: предо мною эллин.

Промолвил мне: «О чужестранник!
Какой неведомой судьбой,
Счастливейший богов избранник,
Спасен из бездны ты морской?

Когда из-под волны огромной
Луч света вынес вверх тебя
И на скале оставил ровной —
Глазам своим не верил я.

В Элладе чтим мы Посейдона.
Но знаю, что в краях чужих,
Где эллинского нет закона,
В богов там веруют иных.

Как отдохнешь, молиться в храм
Ты приходи, коль пожелаешь.
То храм неведомым богам,
Которых где-то почитают.

В Элладе этот храм построен
Для моряков со всей земли,
Чтобы неведомые боги
Спастись им в море помогли.

И мы туда молиться ходим —
В Элладе много моряков.
Знакомо нам разлуки горе
И власть неведомых богов».

Он поклонился на прощанье,
Дал кошелек и прошептал:
«Поскольку божий ты избранник,
Через тебя им честь воздам».

Страна Эллады, край великий!
Как душу мне твою постичь?
Ведь нет борьбы кровопролитней,
Чем войн религиозных бич!

У нас в стране не так, сынок.
Чужую веру презирают.
Хоть бы терпимости намек —
Враги духовны не бывают.

Нас правоверней не сыскать,
Все остальные — вражье племя.
Но ведь Земля одна нам Мать!
И одного Отца мы семя!

Есть боги у любой страны,
Свои у каждого народа.
И в этом разве не равны,
И в этом разве не свобода?

Чужой не значит, что плохой.
Иной не значит, что неправый.
О, брат! Да что это с тобой?
Ведь имя Бога — не булава!

Иную веру в дальнем крае
Не трогай — сам не будешь бит.
Богов чужих кто презирает —
Своих когда-нибудь казнит.

Терпимости побольше нам —
Гордыню завернули в тогу.
…Сын, как вернусь, построим храм.
Кому? Не важно. Лишь бы Богу!


О многознании, или учении без просвета
 
В утробе матери своей
Провел немало долгих дней.
Я все старался уяснить,
Как мне оттуда выходить?
Где я живу и отчего
Вокруг не видно ничего?
Мне мама в детстве говорила:
Почти что год меня носила
И что я в жизни осторожен
Все потому, что переношен.

С ней не согласен я, друзья, —
Без информации нельзя.
Вначале надо изучить,
Как мир устроен, — после жить!

Механику поняв сперва,
Ходить учился года два.
Я звуки слушал, речь ловил —
И в восемь бойко говорил.
Но в школе не писал диктантов,
Поскольку курс для аспирантов
Не до конца я изучил
И Лотмана не проходил.
Пока закончил школу я,
Переженились все друзья.

Как не поймут учителя —
Без информации нельзя.
Вначале надо изучить
Предмет, а после говорить!

Хотел найти такое дело,
Чтобы потом не надоело.
Но вот осилил этот груз,
Осталось выбрать только вуз.
Но это сделал я не сразу
И конкурс пропустил три раза.
Я все учусь и вновь учусь —
Работать я пока боюсь.
И курсы новые кончаю,
А вдруг, да что-нибудь не знаю!

Давно работают друзья,
Но не готов пока что я:
Вначале надо изучить
Все тонкости — потом служить!

Я девушку одну любил
И десять лет за ней ходил.

— Женись, — вокруг мне все твердили, —
Решай смелее: или-или!
Я их совсем не понимал:
Еще не все о ней я знал!
Пока я справки наводил,
Ее другой гулять водил.
Со мною брак возможен —
Я просто осторожен.

Партнершу надо изучить,
Эх, что об этом говорить!
Пословице все крепче верю:
Один раз режу — десять мерю.

Как женщину любить, давно
Смотрю по видику кино.
Про это знаю много я —
И с Казановой мы друзья.
Подруга ластится ко мне —
Впервые мы наедине:
— Давай, мой миленький, вдвоем
В любовь, как в море, уплывем!
Ты гладь меня, ласкай меня,
Чтобы забыла про себя!

Ну не согласен с ней, друзья!
В любви есть оба — ты и я!
Какие ласки нам нужны,
Сперва мы обсудить должны.

По правилам большой науки
Я взял бразды правленья в руки,
Ведь по теории сперва
Пристало говорить слова:
— Я рыцарь твой, моя ты дама,
А целоваться еще рано.
Подруга мне потом сказала,
Что действий как-то было мало:
Вот знаний много — это точно,
Но, мол, любовник я — заочник!
Опять поспорю тут, друзья:
Без подготовки же нельзя.
Вначале надо изучить
Науку, а потом любить!

Однажды так случилось,
Что смерть за мной явилась.
Я ей сопротивляюсь,
Идти не соглашаюсь:
Как я пойти могу туда,
Где не был прежде никогда?
Знаний мало у меня,
А без них никак нельзя.
— Можно, — молвила она
И без спроса забрала.

Очутился я в раю,
Богу прямо говорю:
— Мне вовсе не до смеха,
Пора в библиотеку
Или на лекцию сходить
«Как надо райской жизнью жить».

Господь сказал: — Не бойся,
О том не беспокойся!
У нас заведено всё так:
Излишек знаний — первый враг!

Я к яблоне пойду, друзья,
Плоды ее манят не зря:
Вначале надо изучить,
Как рай устроен, — после жить!


Скажи

— Скажи, ты любишь?
— Да, люблю.
— Скажи, ты помнишь?
— Да, я помню.
— Так отчего же не позвонишь?
— Вот оттого не позвоню.

— Но ждать звонков нет больше силы,
С утра до вечера бродить
Одной меж стен пустой квартиры
И звук шагов в тиши ловить.

— Я больше не приду — ты знаешь,
Больна сейчас моя жена.
— Что ж, буду ждать, и поскорее,
Дай Бог, поправится она!

— И сын от рук совсем отбился:
Грубит, хамит, вот закурил…
— А мой мужик почти что спился,
Хоть бы совсем не приходил.

— Я чувствую, что, дом свой руша,
Не будет счастья нам с тобой.
— Решайся, милый, ну же, ну же,
И я совсем порву с семьей!

— Я не хочу служить причиной
Проклятий мужа твоего:
Коль дольше жить с ним нету силы,
Тогда сама оставь его!

— Уйти самой, но не к тебе?
Одна беда от этой чести!
Я третий год в мечтах о дне,
Когда соединимся вместе!

— Я же сказал, что не хочу,
Чтобы вот так семью бросала.
Забудь меня, и, может быть,
У вас начнется все сначала.

— А как ты сам?
— Да что там… Буду
Пока что жить с женой своей.
Перед больной долг не нарушу —
Сейчас я там всего нужней.

— Ее сильнее, значит, любишь!
А говорил мне: «Твой я, твой!»
Не будь ее болезни — верно,
Давно бы жил уже со мной.

— Двум семьям в сердце рядом тесно.
Душа кричит напополам.
Когда освободится место,
Тогда приду к тебе я сам.

— Она к тому и заболела,
Вернее средства не нашла!
Специально в хворь себя одела,
Тем привязать навек смогла.

— Свою семью не позабудешь,
С женою прожил жизнь — не час.
Коль говоришь, что крепко любишь,
Так дай свободу мне сейчас!

— Тебя я понимаю. Верно,
В разлуке дни нам суждены.
Слова, что молвила я, — скверны,
Ведь мы с женой твоей дружны.

— Как сильно я люблю, ты знаешь,
И, сердце в жгут свое скрутя,
Тебе, родная, заявляю,
Что будь свободна от меня!

— Со мною ты всегда, любимый.
И среди посланных невзгод
Найду не видеться я силы.
Ты позвони мне… через год.

— Скажи, что любишь!
— Да, люблю.
— Скажи, что помнишь!
— Да, я помню.
— Так оттого и не позвонишь?
— Да, оттого не позвоню.


Трудный разговор

Сидит в полумраке былая семья,
Посредник им нужен. Позвали меня.

Все бывшие: в прошлом счастливый отец,
Былой старший брат, мать, сестра, наконец.
По просьбе моей собрались за столом,
И трудный для всех разговор мы ведем.

— Я всех вас созвал, чтоб сказать: — Ваш отец
Сейчас очень болен, неясен конец.
За то, что сегодня пришли, всем спасибо.
Вопрос для него стоит так: либо-либо.
Ему одному трудно хворь одолеть,
А время немного, и надо успеть.

— Ну что, доигрался. Ты сам виноват! —
Раздались в ответ слова бывших ребят.
А в прошлом жена, ныне просто она,
Со стула привстала, к окну подошла.
И там замерев, долго молча стояла,
Потом обернулась и тихо сказала:

— Не враг я тебе, чем смогу помогу.
Я знаю, как горько страдать одному.
Столь тяжкие годы хлебнула сполна,
Что знаю, какая у горя цена.
Предательства боль, лжи тягучий нарыв —
Ты с этим живешь, сам себя не простив.
Ты в грязь растоптал, все, что дорого мне.
Вот время пришло и сказалось тебе.
А душу щемит, хоть прошло столько лет,
И сердцу ночами покоя все нет.

— Я вам говорил, — мне отец пробурчал, —
Все скажут, что я бед начало начал.
Что только один был во всем виноват,
Что бросил жену и оставил ребят.
Что гад, и скотина, и лгун, наконец,
И вряд ли на свете был худший отец!.

Он все говорил, голос нервно дрожал.
В ответ все молчали… И он замолчал.
Потом в тишине, еле слышно едва,
Промолвил он полные боли слова,
Слова, что труднее на свете всего:
— Ребята, простите отца своего.
Все это не вам - я себе говорил,
И то, что отец я совсем не забыл.
Но с мамой у нас не сложилась судьба,
И я был не прав, и она не права.
Так много чего в жизни поначудил,
Но я вас, детишки, однако любил!

— Не ври нам, обманщик! — тут сын закричал.
 — Скажи, почему эти годы молчал?
Ты кинул меня, бросил маму одну,
Так, что же ты хочешь от нас, не пойму?

— А ты, братец старший, изволь помолчать,
И права отца не имеешь ругать.
Его сам не лучше, пожалуй, ничуть,
Вы с мамой предали меня, не забудь!

— Тебя предала я? Да Бог с тобой, дочь!
Меня же сама от дверей гнала прочь!
Ты видеть совсем не желаешь меня.
Чем с братом предали мы, дочка, тебя?

Я внука как сына родного растила,
Пока в институте ты жизнь проводила.
Его одевала, лечила, ждала.
И нового сына себе обрела.

— Вот именно, — дочка в ответ зарыдала, —
Его не тебе, а себе я рожала.
Его ты совсем отняла у меня,
А мать у ребенка одна — это я!»

— Да, я же не против, спроси, хоть кого,
Внучок мне на свете дороже всего!
— Конечно, внучо-ок! —  подхватила сестра. —
Меня позабыла, как внука нашла!

А стоило правду тебе указать,
Как сразу знакомым пошла причитать.
Ты только и стонешь, жалея себя.
Любовь по указке, то не для меня.

Поэтому жить от тебя и ушла,
Что слишком уж много была я должна.
А ты, старший брат, мог бы и поддержать.
Бедой поделилась, — ты сразу: «А мать?»

— Послушайте, люди, —  вмешался здесь я, —
Хоть бывшая, но вы, однако, семья.
Не надо играть обвинителей роль,
Не сможете этим унять свою боль.
Хоть чуточку больше сейчас доброты,
Иначе в ответ будет только: «А ты?»

Простите, ребята, и мать, и отца,
Что болью наполнили ваши сердца,
Они не хотели, но так получилось.
Что делать... Простите, у них не сложилось.

Им горько самим — улетела мечта,
И это не столько вина, сколь беда.
Быть папой и мамой вам не перестали,
Когда друг для друга себя потеряли.
Любите их каждого по одному,
Они разошлись, ну а вы почему?

Я много чего говорил им еще,
Смиренно просил, заверял горячо,
Казалась незыблемой ссоры стена,
Но сердце шептало — любовь здесь жива!
Еще и еще раны клеил и шил,
И вера в любовь придавала мне сил.

И сын, вдруг заплакав, к отцу подбежал,
И стул его с грохотом на пол упал.
И с гулом паденья навеки ушла
Разлуки с отцом крепостная стена.
Обида и боль, все рассыпалось в прах.
Отец сам рыдал, сына крепко обняв.

А рядом в разводах от туши текущей,
Прижавшись сидели две бабы ревущих.
И к мокрой щеке прижималась щека,
И слез утирать не спешила рука.

…Любимых своих, кто так не обнимал,
Поверьте, не все еще в жизни, узнал.

Сидит в полумраке, обнявшись, семья.
Пора уходить — снова лишний здесь я.


Отпусти

— Не знаю я, начать с чего…
Во мне как будто все мертво.
Уж год, как вовсе скверно стало…
— Начните с самого начала.

— Ну что ж, открою душу вам
И боль свою на суд отдам,
И я про то вам расскажу,
Что никогда и никому…

Кто нас любит больше всех?
Чей родней и звонче смех?
Это мамочка моя!
С ней мы лучшие друзья!

Со мною мамы год как нет,
А мне уже немало лет.
Шестой десяток разменяла,
И чувство, будто жить устала.

Кто нас на ночь поцелует,
Приласкает, приголубит?
Это мамочка моя!
С ней одна навек семья!

Всю жизнь прожили бок о бок.
Какой огромный это срок!

Одну себя не помню я,
И мама — будто часть меня.

Кто в беде одну не бросит,
И наставит, и расспросит?
Это мамочка моя!
Больше всех люблю тебя!

Последний год мне трудно спать.
Лишь только лягу на кровать,
Как, мама, ты в ногах стоишь
И все молчишь, молчишь, молчишь.

Кто откроет правду честно,
Кому лгать нам неуместно?
Это мамочка моя!
С ней мы верные друзья!

Припоминаю жизнь свою.
Вот в детстве, помню, я стою —
Белье стираю, мне — пять лет.
По часу тру, а толку нет.

Ты просто жизни обучала:
Пятно осталось — все сначала.
Вот так смогла ты приучить
Порядок в доме наводить.

Меня просить ты не умела,
Попробуй-ка не сделать дела!
Лишь ключ ты в скважину вставляла,
Как я заранее дрожала.

Ты за четверку меня била,
Ремень в учебе — это сила!
Отличницей была зато
И отучилась, как никто.

Мама, милая моя!
Скоро вырасту и я!
Как и ты, я стану мамой
Самой лучшей! Самой-самой!

Все, чему учила дочку,
Научу потом сыночка.
И рожу нам паренька:
Тебе внука, мне сынка.

Если вдруг начнешь скучать,
Можно с ним пойти гулять.
Можно сказку рассказать,
Почитать, порисовать.

Ну а если будет нужно,
Можно приготовить ужин,
Выстирать и поиграть,
В общем, просто отдыхать.

Мама! Ну как тебя простить, ну как?!
Мама, мама… ну зачем же так?
Мама, мама… Не командуй, осади!
Гордость, душу, уваженье не топчи!

Про жизнь мою всем объявляла,
Как простыню ты полоскала.
Три дня — и в курсе вся родня,
Что месячных нет у меня,

Что перхоти ужасно много,
А вот с желудком все неплохо.
И знают Сызрань и Калуга,
Что ты мне лучшая подруга.

Был парень у меня когда-то,
О нем сказала: «Простоватый!»
Другой был мальчик у меня —
Сказала, что не та семья.

Сама мне мужа отбирала,
И хоть бывал он дома мало,
Гулял и врал, кутил и пил,
Но вот тебя боготворил.

Когда сказала, что уйду,
Вслед бросила лишь: «Прокляну!»
Десяток лет прошел, как дым,
Теперь другая рядом с ним.

Мама! Ну как тебя понять, ну как?!
Мама, мама… ну зачем же так?
Как? Как могла ты так сказать?!
Ведь ты не мачеха, а мать!

Второй раз замужем была,
Когда решила жить сама.
О том молчала целый год,
Предвидя горестный исход.

Как пред грозой, все стало тихо,
Не миновать, похоже, лиха.
И, будто всполохи вдали,
Глаза блистали лишь твои.

— Что значит «создала семью»?
Разъехаться — о чем ты мелешь?
Молчи сейчас. Я говорю:
Так поступать со мной не смеешь!

Пойдет про нас дурная слава,
Как можешь бросить ты меня?
Уехать не имеешь права,
Ты часть меня, я часть тебя!

Дом не подвержен дележу,
Никто вот так не поступает,
И вот что, милая, скажу:
Разъехаться не разрешаю.

Жилье по крохам собрала:
Когда-то начала с угла,
За шкафом поспала немало,
Вход прикрывая одеялом.

Потом менялась, получала,
Переезжала, улучшала.
И все, что удалось скопить,
Теперь прикажешь разорить?

Как дочь моя неблагодарна!
Нет, посмотрите, какова!
Не знала я, сколь ты коварна,
Да… подлость в людях не нова!

…Года и силы тают, тают,
Но не закончены дела.
Боюсь, внучат не воспитаю,
Их очень поздно завела.

Твои желанья неразумны,
Ну как сама ты сможешь жить?
Обед сготовит кто и ужин?
А с мужем будет кто мирить?

Скажи, ну чем не угодила?
Тебе жизнь всю я отдала!
И мужа вновь не приводила,
А ведь была я молода!

Как я люблю, чтоб доказать,
Ну хочешь, на колени стану?
Послушай, дочка, свою мать:
Мне режешь прямо в сердце рану!

— Да, что ты, мама, что ты, правда…
Окончим этот разговор.
Давай жить дальше вместе… Ладно.
Ужасен мне такой укор!

Мама! Ну как тебя обнять, ну как?!
Мама, мама… ну зачем же так?
Как можно так не понимать?!
Ведь ты не мачеха, а мать!

Послушай, муж, послушай, сын.
Сейчас задам вопрос один.
Решать одна не вправе я
И обращаюсь к вам, семья.

Болеет мама много лет,
И ей не мил уж белый свет.
И с головой давно беда:
Сама убьется, что тогда?

Одну ее держать опасно —
В маразме год живет ужасном.
Ее устала сторожить
И не могу так больше жить.

Вот и с дыханьем плохо стало,
Как будто я дышать устала.
Столь камень тяжек за грудиной,
Что продышаться нету силы.

Все: истощились мои нервы.
Плохая дочка я, наверно,
Но попрошу вас разрешить
Мне мать в больницу уложить.

Мы год уже как не живем,
Так прежде сами все уйдем.
Когда не станет нас на свете,
Кто будет за нее в ответе?

Ну что? Решили? Прочь сомненья?
О Господи, дай мне прощенья!
Ну подскажи, права ли я?
И мама… ты прости меня!

В больницу увезли мы мать.
Старались часто навещать.
Она полгода прожила
И как-то ночью умерла.

Меня не стали вызывать,
На утро только дали знать.
И я виню, виню себя,
Что отошла мать без меня.

И не могу себя простить,
И нету силы позабыть,
Что с ней всю жизнь я прожила,
А умерла она одна.

И как тогда я не спала,
Так и теперь мне не до сна.
Глаза закрою — мать стоит
И все молчит, молчит, молчит.

Мама! Ну как тебя услышать, как?!
Мама, мама… ну зачем же так?
Как можешь ты вот так молчать?!
Ведь ты не мачеха, а мать!

* * *
— Нелегкий выслушал рассказ…
Да, непростая жизнь у вас.
Но коль живете — надо жить,
И жертвою негоже быть.

Вы жертва — мама виновата.
Возможно, было так когда-то.
Но вы не девочка давно,
А отношение одно.

С иной, такой вот стороны
На жизнь вы посмотреть должны.
Тогда все в детстве наказанья
Воспримите как испытанья.


Чрез них пройдя, сильнее стали —
Закалка крепче, чем у стали.
Но главное приобретение —
Так это вера и терпение.

— Да-да, согласна с вами я,
Наверно, мучилась не зря.
И это мне дало понять,
С людьми нельзя как поступать.

Хоть это очень горько мне,
Но, мама, вопреки тебе,
Не надо делать «как» — я знаю
И знания не растеряю!

— Отлично. Вот еще совет.
Представьте белый-белый свет
От пола и до потолка
И дальше к небу в облака.

Столб света у плеча клубится,
От неба до земли струится,
И ангел, выйдя из него,
На плечи вам кладет крыло.

Слегка касается он им.
И так спокойно рядом с ним.
Взгляните ангелу в глаза,
В них, видите, стоит слеза.

Он говорит и тихо плачет:
«Прости — не сможешь жить иначе.
Она не знала, что творит.
Прости ее, и Бог простит.

Смотри, вот мама вновь пришла.
Стоит у самого столба.
Прости ее и отпусти
К Отцу по светлому пути.

Взгляни, вот ангел и другой
Встал прямо за ее спиной.
То мамин ангел, я же — твой,
Едины в просьбе мы одной».

— Конечно, мама… Что ж, иди…
И ты меня за все прости.
…Я слышу, слышу… Ну не плачь.
Я — дочь твоя, а не палач.
…Не надо, мамочка, прошу.
…Да, да, теперь уже дышу.

…Струит, клубится белый дым.
В нем светлый ангел — мама с ним.
Столб света тихо тает, тает —
То ангел маму забирает.

…Теперь, когда глаза закрою,
Не мама — ангел предо мною.
Ему совсем теперь не больно,
И спать могу всю ночь спокойно.

* * *
Когда-нибудь придет черед,
Столб света и ко мне придет.
И я уйду сквозь белый дым
За светлым ангелом своим.

Как бы хотелось так прожить,
Чтоб c легким сердцем отпустить
Смогли все те, кого любил…
И чтобы я их отпустил.


Отцовы яблони

На рыночном углу стоят два продавца,
Антоновки мешок торгуют у крыльца.
Два брата рядом встали, продают
Плоды отцовых яблонь и свой труд.

Тем продавцам совсем немного лет,
А денег выручено все еще так мало.
— Ну что же, — старший брат сказал устало, —
Пойдем домой, нам хватит на обед.

Колхозный рынок предвоенных лет…
Как хорошо среди твоих рядов игралось!
Потом была война, и рынка не осталось —
Барахолка. Нет отца. Который год уж нет.

Остались яблони. Когда отец сажал,
Совсем не думал, что случится это.
И, бог судья, он давним июньским летом
Вернуться к яблоням и к детям обещал.

— Ты ж обещал!.. — Я не сумел, простите.
И строго вы меня за это не судите.
Успел что мог: вас, детки, все же двое.
Продержитесь. Не дай вам Бог иное!

И мы, браток, держались как могли.
И яблоки, и вещи продавали,
И выросли, и взрослыми мы стали.
И даже яблони отцовы сберегли.

* * *
Два сына, два брата на свете живут,
Два брата давно меж собой спор ведут.
Отец был один и одна у них мать,
Так что же обиде конца не видать?

— Давай, наконец же, с тобою, браток,
Решим, как нам быть — делу давний уж срок.
Есть дом, что оставил отец, уходя,
Но как-то не так разошлись сыновья.

Прошло много лет: ты женат, я женат,
И семьям жить тесно в одном доме стало.
Ведь, как ни тяни за края одеяло,
На всех не хватает! Кто ж в том виноват?

Решили тогда для покоя двух жен:
Полдома откупит у младшего старший.
С подходом таким согласился брат каждый.
Ну что, так и будет? Вопрос был решен.

Казалось, с тобой все детали учли,
Законно раздел дома мы совершили.
Так что ж душу тянет, как будто бы гири
Тяжелою ношей на сердце легли?

Тогда позабыли, и в том мы едины,
Что золото в яблоках — их сердцевина.
За то пред отцом, брат, с тобою в долгу,
Что золото тратили на кожуру!

Ну как не понять тебе, мудрый мой брат,
Хоть мы тот раздел принимали совместно,
Что этим лишился на свете я места,
Где детства и родины корни лежат!

Где все мне знакомо: и скрип половицы,
Закат на реке, берег в свечках сосны,
Окон яркий блеск по приходе весны,
И спать не дающие ранние птицы.

Дымок у забора, цвет яблонь отцовых,
Что в память о нем плодоносят все снова.
Все это — отрезанный жизни кусок
И кровью сочится который уж срок.

— Не так говоришь! Я всегда тебе рад.
Будь гостем в дому, сколько ни пожелаешь!
— Да, брат… Ты и впрямь, видно, не понимаешь,
О чем тебе толком сейчас говорят.

Неправильно оба тогда поступили,
Но я не к тому весь повел разговор,
Чтоб годы спустя изменить уговор —
Мы что-то меж нами с тобой погубили.

Я только в гостях в доме том, что родной!
И мне очень горько от доли такой!
Ужели нельзя по-другому никак?
…Не так что-то сделали, брат мой, не так…

— Скажу, что не так. И тут дело не в доме.
Я после отца старшим был поневоле.
А ты мне претензии шлешь — не судьбе,
И в этом с тобою мы не наравне!

Мы — братья, но младший как будто главнее.
Тебе было хуже, а мне потруднее!
Но я, брат, ни в чем пред тобой не в долгу,
А ты вновь и вновь ковыряешь вину.

Стараюсь по-всякому, так и растак:
Вот это, действительно, брат мой, не так!
Прошло много лет, ты уже не мало;й,
Давай, наконец, станем вровень с тобой!

Ну что, по рукам?.. Что ж ты думаешь, брат?
Выходит, не рад ты… Выходит, не рад…


О несказанном плачу

С детства горькая правда,
Извечная боль,
Становилась стеной
Между мной и тобой.

Я о ней не молчал,
В гневе на;отмашь крыл.
От бутылок с вином,
Грохнув дверь, уходил.

Думал, так всегда будет…
А вышло, что нет…
И теперь был бы рад
На любой твой ответ!
 
Просто слово.
Словечко.
Полслова одно!..
Но чернеет на снеге погоста пятно.

Только скрип половиц.
Ни души в доме нет,
Тихо звякнет посуда
На полке в ответ.

Пусто. Нет никого,
Кто бы встретил меня.
Я ушел, не простившись…
Пришел — нет тебя!

Нет тебя.
И нет больше обиды и ссор.
И мне не с кем вести
Горький, но разговор!

И в дверях одинокий
В молчанье стою,
Не успевший при жизни
Сказать, что люблю.

Как же мог позабыть,
Хлопнув дверь, уходя,
Что не вечною жизнь
Будет, мама, твоя!

И теперь по ночам
Все не сплю да не сплю…
О несказанном плачу
И все говорю…


Цена и плата

Какою, девочки, вчера
Я дурою была!
Весь день звонка его ждала,
Забыла про дела.

Ну что за дурь вошла в меня?
Теперь и не пойму.
Еще одной подружкою
Хотела стать ему.

Не понимаю, как со мной
Такое быть могло?
Ужель так горько жить одной,
Что круто занесло?

— Ну, где твой принц? Ха-ха-ха-ха! —
Обиден горький смех.
И вот решила, что пора, —
Пусть будет, как у всех.

Забыла все: мечты, себя —
Как в омут с головой!
И вот нашла тогда его,
Все лишь бы не одной!

Хоть не любовь, пускай так страсть
Заполнит жизнь сполна:
Уж лучше в страсть вот так упасть,
Чем ночью пить вина!

Кто сможет осудить меня?
Кто сам-то без греха?
И тихо голос прозвучал:
— Ты вспомни про меня.

Как тебе стоит поступить,
Решить должна сама.
Но чем рискуешь заплатить?
Не велика ль цена?

Я, знаешь, тоже не ханжа,
Надеюсь, свел вас случай —
На сердце руку положа,
Про вкус твой думал лучше!

Представь, что дочка о тебе
Захочет правду знать.
Ну что? Готова о себе
Все честно рассказать?

Не все потеряно, сестра,
Есть время для возврата.
За все на свете есть цена,
А есть, поверь, расплата.

И правда, девочки, вчера
Я дурою была!
Чуть-чуть промашку не дала!
Такие вот дела.

Спасибо, Господи, отвел
Меня от блажи той!
Назад домой к себе привел,
И разум вновь со мной.


Звезда в ночи горит, мигая

Звезда в ночи горит, мигая,
И капля, по стеклу сбегая,
Неровный оставляет след,
Которого в мгновенье нет.

Сменяют день лучи заката,
Взрослеют младшие ребята.
С улыбкой по;верху глядят,
Как равный с равным говорят.

Волос меняет цвет судьба,
И все белее голова.
Лишь постоянен твой ответ,
Что ничего меж нами нет.

И только друг тебе — не боле,
Любить как можно приневолить?
Я был готов, если придется,
За счастье и любовь бороться.
Но с кем, прикажешь, воевать?
Не на тебя же нападать?

И пусть не сильно, просто в шутку,
Но, если хоть бы на минутку,
Слова любви услышать мог…
Но это все-таки подлог.

Ах, те уловки очень стары!
Любовь не то, что строй гитары —
Настроил и играешь дальше:
Любовь совсем не терпит фальши!

…Если легче не любить — не люби!
Если незачем держать — отпусти!
Если сил нет вместе жить — уходи!
Если нечего сказать — помолчи!

Если хочется любить — полюби!
Если надо говорить — не молчи!
Если чувствуешь: «вот миг!» — ты лови!
Если не о чем страдать — так живи!


Звонки

Звонки по-разному звучат:
Одни звенят, что в крик кричат.
Другие стонут и зовут,
Как будто бы на помощь ждут.

Звонок по тону отличите:
Вот это скромный посетитель —
Его гудок всего три раза
Дрожит в сомнениях отказа.

Вот так любимая звонит,
Как что-то нежно говорит.
Среди ночи звон беспокойный —
Ох, хоть бы это посторонний!

Как колокольчиком звенит —
Так кто-то из детей звонит.
А вот кому-то одиноко,
А это по работе кто-то.

Звонок бывает очевидный,
Противный, скучный, благовидный,
Бывает гулкий, непростой —
То отзвуки судьбы чужой.

В тумане так суда идут,
Не то плывут, не то бредут,
Когда опасность сесть на мели
И непонятно, где же берег.

Вокруг ни зги, ни огонька.
Ни бакена, ни маяка.
И очень, очень одиноко,
И не дай Бог, навстречу кто-то.

Здесь нет последних, нету первых,
Лишь громкие сирены нервов.

И вот не столько ты плывешь,
Как все кричишь, ревешь, зовешь.

Звонки по-разному звучат:
Одни звучат, что в крик кричат.
Другие стонут и зовут,
Как будто бы на помощь ждут.

Ты трубку подними, возьми.
О чем звонит он, расспроси,
И если сможешь, помоги,
И если сможешь… не вреди.

* * *
— Я слушаю вас. Говорите.
Да, время есть… Нет, не спешите.
…Ну что вы! Сам, бывает, плачу.
…Да, верю. Ну а как иначе?
…Нет, я не врач. И не целитель.
Как кто? Я — душевдохновитель.
…Собрались плакать, а смеетесь?
Не сомневаюсь, разберетесь.
…Нет, нет, совсем я не шучу.
Да, верю в то, что говорю.
…Какие шансы есть? Все сто.
…Мне жаль, что до меня никто.
Надежды вам терять не должно.
Не поздно. Понимаю, сложно.
Считаю, что вам стоит жить.
Туда не следует спешить.
Мой сын о том того же мненья,
В пять лет он выдал изреченье,
Что пожилой на свете тот,
Кто жил и дольше поживет.

Пожить еще, ей-богу, стоит,
Поверьте, и уже нас двое,
Тех, кто уверен: пятьдесят —
Совсем не возраст для девчат!
Мои слова да Богу в уши?
…Нет, только тем, кто хочет слушать.
Что? Жить, вам кажется, хотите?
…А если снова вдруг — звоните!


Две птицы

Как над домом закружилась стая птиц.
Опустились две, присели на карниз.
У одной горит жемчужное перо,
В руки ластится, с руки берет зерно.
Сама ласка, сама нежность, сама цвет —
С ней забудешь опасения примет.
Птица в комнату хозяюшкой вошла,
С нею жизнь моя счастливая ушла.
Не гнездо вьет птичка — шелковый аркан.
Носит птичка имя сладкое — Обман.
Поселилась ко мне прошлою весной,
Птичка, птичка, что ты сделала со мной!

А другая птичка строгою была:
Не дичилась, но и на руки не шла.
Из ладони не спешила брать зерно,
Посидела и вспорхнула. Лишь перо
Белоснежное упало на карниз:
Если хочешь обмануться — обманись!

Год прошел тяжелый, муторный, пустой,
Птицу выпустил на волю — бог с тобой!
Не виню тебя за горестный обман:
Не она зерно склевала — клюнул сам.
Скоро в марте зазвенит весна ручьем,
Снова рощи затрепещут соловьем,
Придет время перелетное для птиц —
Я кладу перо обратно на карниз.
Птицу строгую мне только б встретить вновь.
Имя птицы этой гордое — Любовь!
Может, вспомнит, пролетая над крыльцом,
Свой подарок и вернется за пером?


Семена горя всходят не сами

Семена горя всходят не сами,
Детство в горе не верит — все ждет.
Но отчаянье крепнет с годами,
И посев, разрастаясь, цветет.

Нелюбовь как картошка на ужин.
Главный повар — родная семья:
Или давят, иль вовсе не нужен.
Тем и травят родное дитя.

Нету яда страшнее на свете —
Нелюбовь жжет и годы спустя.
И больные душой чьи-то дети
В наказанье по тюрьмам сидят.

С детских лет боль внутри колобродит,
Тяжким звоном гудит пустота.
Говорили, мол, с детством проходит,
Израстется, утихнет сама.

Не ушла. Подцепила на леску,
Научила безжалостным быть
И насилье взрастила в отместку,
Чтобы гул пустоты заглушить.

Пустота… Нету чувств… Растерялись.
Вместо сердца лишь горстка золы.
И на пепле души вырастают
Ядовитые горе-цветы.

…Нелюбимые бывшие дети
Возвращают насилье в ответ.
Исцеленье приходит с любовью…
Как же страшно, когда ее нет!


Я не ошибка ваша!

Пришел пацан. Ему семнадцать лет.
Пришел, родителей с обидой попрекая.
Встал у окна. И листьев желтый свет
Вдруг колыхнулся, отблески бросая,
Как будто посылал ему совет,
И все кружился, тихо опадая…

— Я не ошибка ваша — человек!
Не плод весенней радости гулянья,
Не путы, что сплетаются навек,
Не грех, не стыд и вам не наказанье!

И я совсем, совсем не виноват,
Что вы судьбой вот так распорядились,
И что детей иметь почти обряд
Или предлог, чтоб после поженились.

Мне больно, что невольный я укор
Любви иной, не сбывшейся когда-то…
Так тяжело, и я как будто вор,
Награду обменявший на растрату!

На то ответят, мол, совсем не прав,
Что наряжаюсь в клеветы одежды,
Что, сплетен по углам чужих набрав,
Несу я ложь, неслыханную прежде!

Что главное всегда была семья
И хорошо воспитывать старались…
Бывают же иные сыновья,
В почтении своем не отрекаясь!

Что так себе способным был всегда,
Но что поделать, ведь не каждый гений!
Соседа сын — вот он, конечно, да:
Родителей и любит, и оценит!

— А мне плевать, кто лучше, а кто — нет!
Такой, как есть, я нужен иль не нужен? —
Кричал пацан, и горе по щеке
Из глаз слезами брызгало наружу.

Он весь дрожал и на пределе сил,
Черты лица страданьем искажая,
Так яростно словами боли крыл,
Надорванную душу обнажая…

Но вот затих. И долго-долго молча
Смотрел в окно навстречу октябрю…
Ему семнадцать лет. А боли на полвека!..
И он искал на боль свою ответа
У листьев с отблеском нетлеющего цвета…

И как же много было Человека,
Когда он прошептал:
— Я все равно люблю!


И ты живи, милый

Сказал:
— Давай, я помогу!
— Не надо.
— Тогда в кино тебя свожу?
— Не надо.
— А чаем, может, напоить?
— Не надо.
— А хочешь винограда кисть?
— Не надо.

Обнять ее он предложил.
— Не надо.
— Купить любимые цветы?
— Не надо.
Сказал:
— Тебя я не пойму!
Молчанье.
Сказал:
— Ну хочешь, я уйду?..
Рыданье.

И стон в ответ:
— Мне угождать не надо!
Ты не старайся, а живи рядом!
Как пропесочку получил вволю,
Так сразу вспомнил о мужской роли!
Пройдет неделя, все опять стихнет,
И снова надо поднимать вихри.
Устала я тебя тащить силой.
Живая я! И ты живи, милый!

И не для сна весной даны ночи.
Очнись, пожалуйста, прошу очень!
Ведь тридцать шесть тебе всего только!
Ну что ты делаешь со мной, Колька!

Совсем неважно, имя чье в строчке,
Любым заполнить можно те точки:
— Пока любовь еще жива наша,
Не спи, пожалуйста, не спи, Паша!

— Мне без тебя гулять одной тошно,
А ты лишь смотришь свой футбол, Гоша!

— Что на работе ты устал, слышу,
Но я ведь женщина твоя, Миша!

— Не старец, так чего сидишь, прыгай!
И чувства свежие впусти, Игорь.

Я вспомнил их, и грустно так стало —
Как много нам и мало как надо!


Когда бы не любила так

Он мне сказал:
— К твоим ногам
Бросаю жизнь свою!
Тобой одной, навеки твой,
Вручив подарок дорогой,
Отныне заживу!

— Зачем твое мне «ради»?
Зачем твое мне «для»?
Я не приму подарок
Вручения себя.
Изящный твой подарок,
Лукавый твой подарок,
Обманный твой подарок
Отказа от себя.

— Как не нужна? Она — твоя,
Вся жизнь до склона дней!
Чего же боле дать тогда,
Когда в подарок жизнь сама
В знак верности моей?!

— Оставь себе свои года.
Я им не госпожа!
В ночи и днем любовь дари,
Но госпожой быть, извини,
Хозяйкою пажа.

Как подобрать еще слова?
Подарок — не к добру!
Будь рядом — да! Будь вместе — да!
Судьбой, сплетеньем — навсегда,
Но «для» и «ради» — никогда
Подарок не приму!
Лукавый твой подарок,
Обманный твой подарок
Из жизни — не приму!

Когда б его так не любила,
Такой бы дар заполучила!
Потом бы прогнала, конечно, —
Не муж, не друг…
А так. Примерно.


Призвание

Она жизнь брала на нерв, как на крыло, —
Голым нервом взмахи делать тяжело!
Нерв кричит, хрипит мелодию любви.
Под глазами тени боли залегли.

Сердце вывернуто настежь, нараспах.
В сотый раз болит, как в самый первый раз.
Только раны раскаленней от обид,
Только голос чуть надорванней звучит.

Но из сердца бьется пульсом яркий свет,
Гордый взгляд и незатейливый ответ.
На затеи нет ни времени, ни сил:
Наловчил — так получи, что запросил.

Ни ходов, ни слов, ни мыслей про запас,
Что болит внутри, то сразу напоказ.
Все наружу: и любовь, и крик, и боль —
Ничего тут не поделаешь с собой!

Лгут слова, поступки лгут — глаза не лгут,
А твои глаза рассветами цветут!
Жаль, что сердце не имеет скорлупы,
Видно, план на то особый у судьбы!

Да, бываешь очень часто неправа,
Да, бывает, говоришь не те слова.
Но на ложь и фальшь отточено чутье.
Может, в этом есть призвание твое?


Бродит месяц молодой
                М. С. и Р. Я.
 
Бродит парень молодой
По аллеям парка.
Парень растерял покой
От любви украдкой.

Повстречал недавно он
Девицу с косою,
И ушел последний сон —
Так сражен красою!

А та, прежде что была
У него женою,
Горько плачет у окна:
«Милый, что с тобою?»

Встретила ее вчера
Та коса на лестнице
И сказала, что жена
Вовсе не соперница.

Понимает, что они
Обе любят парня
И беречь его должны
Из любви, понятно.

Чтобы положить конец
Этой канители,
Мужу отвела жена
На «про все» неделю.

Хочет с той косой уйти —
Скатертью дорога.
Ей втроем не по пути
С этой длинноногой.

Месяц в небе молодой,
Редкие скамеечки.
Бродит паренек седой
Грустно по аллеечке.

Пареньку — за пятьдесят,
Дочери — за двадцать.
Ох, и тошно от семьи
За враньем скрываться!

И куда ни кинь, там клин —
Нагулял проблему.
Вот другому, как в кино,
Расписал бы схему!

Объяснил, что дураку
Оттого неймется,
Что колотит бес в ребро,
В сердце отдается!

Понимает парень все,
А как быть, не знает.
И уже валокордин
Слабо помогает.

Мог бы запить, да не пьет —
Не приучен с детства.
Как прошел недельный счет,
Отыскалось средство.

Или сам его нашел,
Не про это повесть:
Сердце ночью замерло…
Победила совесть.

Только совести цена —
Горькая награда.
И не спит теперь жена,
И коса не рада.

Но в больнице лишь жена
У постели мужа —
Потому что для любви
Он такой не нужен.

Разные концы ведут
Из того сюжета.
Может выйти и такой,
В виде лазарета.

Или сердце невпопад
Жизнь в тупик загонит,
И с диагнозом «инфаркт»
После похоронят.

Или выпадет расклад,
Что осудят люди:
Станет главною коса,
А жены не будет.

Горько выйдет так и сяк —
По-любому сложно.
А прощать иль не прощать —
Каждый сам разложит.

Только гладкой пряжи нить
На клубок мотают.
Не спеши узлы крутить,
Их и так хватает!

Но когда есть план вранья
И его создатель
Нагло лжет, в глаза глядя, —
Он ли не предатель?

Если не рубить с плеча,
Жизнь не черно-бела:
Когда — случай невпопад,
А когда — измена!

Все же есть один совет
Общего развеса —
Проще было не давать
Заживаться бесу!

* * *
Три березки под окном,
Зелень изумрудная.
Две посажены давно,
А одна приблудная!

У соседа дрожь в руках,
Щеки цвета вишни.
Говорили, от вина,
А у него от жизни!

Солнце в полдень высоко
Разгорелось славно.
Посмотрел разок — и все:
Пялиться — накладно!

Бес ударил под ребро,
Звон по всей округе.
— Надо было сдачу дать! —
Говорили люди.

Перед красным светофор
Желтым кратко светит.
Можно дать по тормозам,
А можно не заметить!

Можно дать по тормозам,
А можно не заметить.


Хрустальный дождь

Как прилежно умыты водой
Веток нежные светлые косы,
И хрустально-прозрачные сосны
В такт качаются вслед за звездой.

Нежный звон растворен над землей.
Как застыла красиво погибель,
Что январь незатейливо вылил
Ледяной беспощадной струей!

Хрустальный реквием стоит,
Играют ветви.
Как колокольчики,
Звенят кустов виньетки.
Искрят на солнце,

В свете фар блистают ночью.
Ах, как изящны в хрустале кусты обочин!

Что мне думать, никак не пойму.
Этот лес так наивно сверкает!
И пока еще не понимает
Красоту как большую беду…

Вот и я столько раз любовался
Красотой украшений из фраз.
Украшал, да и сам украшался.
Сколько слов.
Сколько фраз.
Столько раз…

Хрустальный реквием стоит,
Играют ветви.
Как колокольчики,
Звенят кустов виньетки.
Искрят на солнце,
В свете фар блистают ночью.
Ах, как изящны в хрустале кусты обочин!

Зима пройдет, спадут снега,
Стекло растает.
И ледяная красота печалью станет.
Хрусталь дождя — он неживой,
Коварный очень!
Не обманитесь красотой,
Кусты обочин!


Почти поверил я

Почти поверил я,
Что нету больше сил,
Что стерт с лица земли,
Что мир меня убил.
Что быть изгоем мне
Назначено судьбой.
Я не могу как все:
Как все — не быть собой!

Но быть собой — каким?
Я смыслы растерял,
Почти забыл исток,
Почти нашел причал.
Пусть утро как беда
И как удары дни,
Мне дальняя звезда
Надежду шлет в ночи,

Что я тебя люблю!

Звезда моей любви
В кромешной тьме судьбы
Мерцает огоньком —
Я умер лишь почти!
Почти — не насовсем,
Почти — не навсегда,
Пока горит во мне
Полночная звезда.

Веди назад домой
Вдоль по лучу любви:
Я — твой заблудший сын,
Я умер лишь почти!
И ради той любви
Вновь отыщу себя
И к жизни обернусь,
Чтобы сказать слова,

Что я тебя люблю!

Мне важно их сказать —
Не важно, что в ответ:
Ответы могут лгать,
А звезды сердцу — нет!

Я так тебя люблю!
Но если скажешь ты,
Что все это пустяк,
Что всеми я забыт
И всё со мной не так,
Что правда лишь в тебе
И, чтобы быть вдвоем,
Я должен заплатить
Дорогой в отчий дом,
Что должен лгать себе,
Что должен лгать другим, —
Я не смогу так жить,
Не стану я таким,

Ведь сердцем я люблю!

Любовь не для вранья,
Любовь — живая нить,
По ней идут к себе,
По ней струится жизнь.

Я понял лишь одно:
Не станешь сам собой,
Из жизни убежав, —
Предашь саму любовь.
И только в ней одной
Есть правда и покой.
Вернулся потому,
Что в сердце есть любовь.

А если от любви
Сплошной в душе бардак,
То это ли любовь?
Не с той,
Не с тем,
Не так!
Ведь я тебя люблю!
Я так еще люблю!
Я все еще люблю…


Бежала дорога

                Когда отдаляешься от гор, только тогда видишь их
                в подлинном обличии, так же и с друзьями.
                Х. К. Андерсен

По свету однажды бежала дорога,
От края за край дальний путь.
Вести от порога к другому порогу —
Дороги извечная суть.

Себя столбовой никогда не считая,
Одной среди многих была:
Не очень прямая, не очень кривая,
Куда-то вела да вела.

Вот как-то в горах, там, где камни на скалах
Застыли гранитным колье,
К ней горная тропка спустилась несмело:
— Попутчик не нужен тебе?

Дорога не прочь — вместе путь веселее,
Той просьбе нетрудно помочь:
— Ну что же, давай. Здесь так быстро темнеет,
Вдвоем переждем эту ночь.

Рассвет наступил. Снова в дымке дорога
Петляет клубком завитым,
И горная тропка, немного поодаль,
Спешит по откосам крутым.

И так, то сплетаясь, то врозь разбегаясь,
По грядам, в камнях и жаре,
На кручи взбираясь, в ущелья срываясь,
Подругами стали вполне.

Но вот и конец череде перевалов,
Цепь гор залегла позади.
Дорога стекает в долину устало,
И ровная степь впереди.

Но горной тропе неуютно в долине,
Скучна жизнь без скал и камней.
И, видя страдания той на равнине,
Дорога прощается с ней:

— Пожалуй, пути наши здесь разойдутся:
Меня ждут леса и поля,
Тебе же без гор будет скучно и худо,
И здесь растеряешь себя.

Спасибо за путь, что мы вместе держали,
Себя без остатка даря,
Сквозь тяжесть обвалов и шквал перевалов —
Теперь оставляю тебя.

— Выходит, подругу отныне бросаешь?
Проспекту тропа не нужна!
Тропинка свернулась и между камнями
Назад в свои горы ушла.

Крутая тропинка — крутая обида:
По осыпям склонов шурша,
Разносится эхом по горным вершинам,
Сколь пыльна дороги душа.

Мол, преданность верно тропинка хранила,
А та, отыскав лишь предлог,
Что было, про все в нужный срок позабыла,
Отбросив, как сор из-под ног.

Дорога, опешив, в долине лежала,
Горам не видать ее слез:
Яд друга больнее змеиного жала
И рану наносит всерьез!

Чтоб друга понять, мало с ним повстречаться —
Из встреч не узнаешь всего.
Дождись, пока время наступит прощаться,
Тогда и раскроешь его.

Дорога, вздохнув, в горы вспять повернула.
И как-то вечерней порой,
Тропу отыскав, выход ей преградила
В камнях за глухою скалой.

Петляй, не петляй, а той некуда деться:
Ни вверх, ни назад хода нет.
И стало понятно, что не отвертеться
И надо держать свой ответ.

Боялась тропинка лихого начала.
Ночь первые звезды зажгла.
— Я рада, что снова тебя повстречала, —
Раздались дороги слова.

Не жалость к тебе испытала при встрече,
Не жалость и врозь развела.
Когда бы тебя уважала поменьше,
Сейчас бы далеко была!

По-прежнему ты мне сестра и подруга,
И, память о том сохраня,
Во мне можешь видеть надежного друга,
Что верит и любит тебя.

Тропинка к дороге смущенно прижалась —
Иного от встречи ждала…
И долго потом жемчугами блистала,
Поутру горела и не высыхала
На камнях слезинок роса.