Маме - осенью

…А у нас здесь поспели груши, сестра родилась,
Я закончила колледж, и выдали мне диплом,
Лето жаркое кануло, болью оборотясь,
Нынче мне и легко, и горько, и как-то светло.

Осень смяла стену осоки над тёмной рекой,
Стал багровым плющ, что обвил наши ставни и дверь,
Чисто вымыты окна и свежепокрашен пол,
Старый рынок шумит, как двенадцать назад октябрей…

Я приду к тебе, мама, по утренней, по росе,
Постою, к востоку оборотясь лицом,
Помнишь, как сидели на кухне - живые все,
И кружил белый голубь над светлым нашим крыльцом?

А потом наступило время невзгод и гроз,
Улетели голуби и не вернулись уж,
И на кухне в начале двухтысячных дед замёрз,
И познали мы вскоре – каждый свою стезю.

Мы сиротскую чашу испили свою до дна,
Мы по синему морю к зелёной гребли земле,
И горела неопалимая купина
В наших детских сердцах эти страшных двенадцать лет.

Эту горькую горечь остатную – не залить
ни вином дальних странствий, ни мёдом любви земной,
потому что – лишь ты наш Рим и Иерусалим,
изумрудный город, растаявший, словно сон.

С этой болью на шее – тащиться нам до конца
по дороге жизни, и с нею войти в Туннель,
и тогда быть может свет твоего лица
просияет нам простительный наконец…

Продираясь сквозь годы тяжкие для страны,
Избывая полынную горечь тоски – с пелён,
Вышло: род наш – неопалимее купины,
и рассеявшийся – он нами ещё силён.

И ничей то грех, и ничья, говорю, вина,
что волна подняла ладью и сломала киль,
и упал со стуком занавес чёрный над
разорённым домом на круче у горной реки.
02.10.16.-13.03.17.