Е. Феодоров. Слово о полку Игореве. Ч. 2

*   *   *

 

   Единственное произведение в русской литературе, которое называем сокращённо, но символично и красноречиво, - «Слово».

   Единственный поэт в русской литературе, которого называют просто – Автор. И этим бы именем, вне алфавитного распорядка, открывать нашу литературную энциклопедию.

   И первые же слова, которые готовы сорваться с языка в ответ на вопрос об Авторе: «О-о, это исключительная личность!» И возглас этот – мимо: Автор не исключительная личность, хотя и выдающегося таланта.

   Исследователи раскопали имена русичей, каждый из которых мог бы быть автором «Слова»: Рагуил Добрынич, Тимофей – сын Рагуила, Тимофей-книжник, Миронег, Кочкарь… В этом же ряду и словутный Митуса, за которого князья готовы были передраться.

   Никаких сведений об Авторе не найдено, И «Слово» не приписано никакому имени.

   Даже переписчик не отметился в конце текста – ни именем, ни местом, ни временем своего кропотливого труда.

   Имя! Имя! А узнав имя, что мы хотим увидеть, рассмотреть, понять? Было, было имя!

   Не полуслепой бродяжка с большой дороги заявился на княжий пир, спел, всех укорил – и сгинул, оставив слушателей в недоумении и расстройстве.

   Да так ли уж важно, чтобы на «Слове», порубежной вехе нашей истории и культуры, значилось имя? Разве недостаточно высоко, весомо и гордо звучит: Автор? Если бы не знали мы имени Пушкина, он бы перестал быть «солнцем русской поэзии»? Разве мало

Для нас «Слова», чтобы судить об Авторе? Ведь в те далёкие от нас века слово «глагол» означало и собственно слово, и деяние, а личность песнетворца не расщеплялась на литературного героя и на автора текста.

   Не теряем ли мы нечто важное, насущное, расходуя внимание на поиски имени и не слыша самого «Слова»? Не важнее ли имени то, чем была переполнена душа Автора, отчего страдал его рассудок, чем мучилась совесть его?

   Нет, разыскивается имя не ради имени, но ради возможности за именем разглядеть судьбу, её причины и обстоятельства.

   Ряд собранных имён говорит нам о том, что Автор не был исключительным явлением.

Но не найдено ничего подобного «Слову».

   Невозможно представить возраст Автора. Лишь приблизительно можно судить о положении Автора в тогдашней общественной иерархии. И всё же об Авторе можно рассказать. Само «Слово» настолько красноречиво, что в нём отчётливо различимы и личность, и голос Автора.

   … Автор рисковал.

   В Русской Земле под присмотром византийских черноризцев всё плотнее утверждалось христианское вероучение. Под особым надзором была церковная речь и вся возможная книжность.

   Сегодня выявлены и подсчитаны христианские моменты в «Слове». Но они настолько ничтожны и чужеродны в тексте, что не могут считаться авторскими. Сегодня и подлинность концовки «Слова» с парадным проходом незадачливого князя представляется сомнительной. Не одурманен Автор византийщиной, хотя со времени Крещения и прошло двести лет.

   Христианства в «Слове» с гулькин нос. Зато широко расплеснулось многоцветье и многозвучье одушевлённой природы. Совершенно по уставу народного творчества.

   В «Слове» нет мертворождённых для русичей библейских символов. Злободневные смыслы скрепляются историческими памятками, многовековыми по своей временной сути и широкими по охвату русских земель.

   И природа, и исторические памятки освящены в «Слове» прадедовскими богами. Главный нерв этого обращения к отречённым Церковью богам, а с ними – ко всем русичам: мы – внуки Даждьбога, светономного бога, которому не требовались вообще никакие жертвы, но от которого пошло имя Родины – Светлая Русь.

   За подобное вольномыслие пока ещё не жгли калёным железом, не забивали до смерти батогами и не заключали пожизненно в каменный мешок. Но Автор мог оказаться отринутым, извергнутым из общества, мог стать изгоем – по требованию Церкви.

   Автор рисковал.

   В «Слове» Автор теребит самомнение князей. Он укоряет князей русской историей и страданиями Русской Земли. Как бы ни были прельстительны слова характеристик, как бы ни возводил в упрёк и поучение «злато слово» самого великого князя киевского, горечь упрёков и прямых обвинений была явственна. Да и имя великого князя не обложено в «Слове» полагающимися ссылками на Священное писание, не поставлено в один ряд с именем князя-крестителя. Даже «мутен сон» великого князя дан в ненавистном Церкви языческом ключе.

   Автор не убоялся. Не убоялся он ни княжеского своеволия и силы, ни христианского бога.

   Автор мятежен. А «Слово» его откровенно и доверчиво – как сердце в лодочке ладоней. Каждое слово взвешено, смыслы естественнейше сплетены, а общий строй – напряжён, как тетива лука, изготовленного к бою. Воистину героическая песнь!

   Отодвигая «Слово» в сторону от русской культуры и истории, утверждают, что у русского народа нет эпоса. Слишком мало «Слово», чтобы считаться национальным эпосом.

   Вот так: нет Героя, масштаб события незначительный… Но разве потому, что храм Покрова на Нерли мал, он менее значителен, менее выразителен, менее содержателен, менее историчен, чем Шартрский собор или собор святого Петра в Риме?

   Автор создал соборное произведение. Он в полной мере реализовал прекрасные принципы русской поэзии. И сегодня «Слово» - это единственный живой свидетель русской истории, её неизведанной древности: для нас, ныне живущих, - энциклопедия старины, для современников – насущная, как совесть, память и призыв.

   А для нашей совести разве ничего нет в «Слове»?

   

 

*   *   *

 

   История преподаёт нам уроки, только мы почему-то плохо учимся… да в общем-то – никак не учимся, а в результате наше существование похоже на бег по кругу… или в колесе… хотя, казалось бы, дерзни, рвани в сторону или взлети… но легче проклинать и высмеивать поэтов, пренебрегая их словом и прекрасными принципами поэзии, чем решиться самому на дерзание, на дерзновенное дело.

   Помнит ли кто, что первые каменные скрижали с заповедями, не принятые и осмеянные народом, были разбиты Моисеем? Христианство пользуется вторым, упрощённым вариантом заповедей. А не было ли среди первоначальных заповедей такой: «Дерзай!» Ведь, по библескому утверждению, создан человек по образу и подобию Божию, т.е. не как раб, но как сотрудник.

   Есть в истории точки, которые, как и притчи, обладают высоким смыслом – философским, нравоучительным, политическим, поэтическим… Историческая точка может быть любого масштаба. Точкой может быть явление, событие, личность… В нашем случае – «Слово».

   «Слово» - историческая точка, призывающая нас осмыслить до самых корней русскую историю, но не христианизированную и не политизированную, а подлинную.

   Кстати, а если просто о точке, которая считается самым благородным знаком препинания?

   В старинной русской литературе, которую по какому-то недоразумению называют древней, не было знаков препинания. Текст записывался сплошняком – без разделения не только на предложения, но и без разделения на слова. Ни один чтец не ошибся, воспроизводя голосом написанное. Не случилось ни одного политического конфликта из-за неправильно понятого документа, написанного сплошняком. И всё потому, что действовали иные правила организации текста. Синтаксис был настолько интонирован, что нужда в знаках препинания не возникала. Точка долго оставалась священным, сакральным знаком. Пока не расширилась и не распространилась письменная культура, пока не умножилась в своём количестве и разнообразии информация.

   Мечта… оттолкнуться от точки и понять, как было интонировано «Слово», и прочитать его хотя бы приблизительно так, как его услышали в 12-м веке.

   Но может быть, есть и такой путь познания древних корней русской словесной культуры – через познание прекрасных принципов поэзии, заложенных в «Слове».