Говорю теперь, что слова в песок...
что бежать от музы, не чуя ног.
Что ползущая на побережье пена
есть сознанию свойственный признак тлена.
Я сижу за столом, положивши руки.
Я любил, бывало, сильней в разлуке.
Нет, не может лист сохранить гербарий,
потому поэта не зря стебали.
Рак на дне морском сочинял голубкам,
но голубки желают летать в Алупку.
Я сижу за столом, ничего не надо.
Нет у слов моих этих адресата.
Болтунов пустых не терплю бравады –
в слуховой проход натолкал я ваты.
Диоген, в свою залезая бочку,
этим демаршем поставил точку.
Я сижу за столом и гляжу на стенку.
Житие мое лишено оттенков.
Говорю: поэзия – есть отрава!
И народ неизменно кричит: "Варавва!"
Ассорти гвоздей в "макинтош" забитых –
всё травой зарастёт, почивать в забытых.
Я сижу за столом бобылём последним,
горькую пью, заедаю сельдью.
Заунывные строки сего романа
пропоёт, надрываясь, акын. Не странно,
что за речи эти свою помаду
мне никто не трёт на лице в награду.
Я сижу за столом тенью от былого,
Мне не сплясать в туфлях боссанову.
Обыватель уездного N, покорно
признаю я всю тщетность усилий вздорных.
Всеми текстами с вывертом наизнанку
залепляю горячее жерло танка.
Я сижу за столом, на скрипучем стуле
и недвижим при любом посуле.
Свидетельство о публикации №117031811390