Заклинаю прогнившею древесиной!

Заклинаю прогнившею древесиной!
Заклинаю зеленой болотной тиной!
Пусть горят в час ночной в камышах огни!
Шкурку жабью мою, что украл, верни!

Пролетели года без тоски-печали.
Иль тебя на болоте не привечали?
Лучше б шкурку мою ты совсем не брал.
Кто ты мне? Ни отец, ни жених, ни брат.

Я без кожи не больше трех дней живая.
Если б знал ты, потом что со мной бывает!
До того, как озера сломают лед,
мое слово достанет тебя, найдет.

Видишь, хлопает дверь, потеряв засовы?
Вот уже в твою голову бьются совы –
я пришла не с добром и свое возьму,
а потом ускачу жабой злой во тьму

на мои торфяные, по пояс, топи,
где брусника, и духи русалок топят.
Я уже на пороге – читай псалтырь,
ведь мне шкурка нужнее, чем даже ты.

Не вернешь – так задую глаза и свечи,
натравлю мошкару на лицо и плечи,
будет блеять по-жабьи твой алый рот,
на тебе завершится проклятый род.

Заклинаю облезшей кривой осиной!
Заклинаю ужом и раскисшей глиной!
Шкурку жабью мою, что украл, верни!
А иначе душе твоей вечно гнить.