Лыжи

ЛЫЖИ
     Семья Тольки Габитова  считалась довольно состоятельной.  Его отец  -  инспектор  ГАИ  за свою требовательность и принципиальность был нелюбим  многими шоферами,  и однажды один из них сбил инспектора во время патрулирования.  Сбил осознанно и насмерть.
    Еще задолго до этого события Толька появился у нас в четвертом классе. Юлия Васильевна посадила его  за парту рядом со мной.  Это во многом определило нашу близость и дружбу.  Живя по соседству,  мы часто бегали друг к другу, совместно выполняли домашние задания   и  просто забавлялись  играми, чтением и любимым нами рисованием. 
      Тольку  отличали отменные   способности, сообразительность, что и определяло его  лидерство  среди учеников класса.  Сознаюсь,  дружба с ним  весьма   позитивным  образом  сказалась на моей учебе
     Так вот,  у Тольки были лыжи.  Они не отличались каким-либо изяществом,  их уже изрядно потрепали, но способность  бегать    по лыжне и спускаться с горы  ими не была потеряна.
      Толька не жадничал и частенько по моей просьбе  давал лыжи покататься с условием вернуть их невредимыми.
      Наш дом стоял возле реки,  на  противоположной  стороне  которой  возвышались довольно крутые, а порой обрывистые  берега.  Это не пугало окрестную ребятню, и  она, особенно в воскресные и каникулярные дни, с криком и смехом  лихо преодолевала  рискованные препятствия.
       Я не был азартным лыжником, всегда опасался крутых спусков, но, подстрекаемый отчаянными примерами  товарищей, иногда позволял себе  спускаться с менее опасных горок.
          Но вот однажды,  терзаемый  каким-то страстным  порывом, я  оказался  у края  довольно крутого склона.  Поборов чувство страха,  я шагнул туда, в пределы опасной крутизны  по уже накатанной пацанами   лыжне. Был ли восторг, была ли эйфория – хоть умри  -  не помню.  Но вот потерю  равновесия, резкий  толчок и падение корпусом вперед, какой-то непонятный сухой треск, а затем и  спуск кубарем  по крутому склону, - вот эта  цепь событий клином вошла в мою память. Очнулся…  Поднялся… Вроде жив, лишь  побаливало  колено.  Присмотрелся,- а на  правом-то валенке  ничего нет.    Огляделся  и  где-то там наверху обнаружил одиноко  воткнутую в сугроб  правую лыжу
     Преодолевая   глубокий снег,  я наконец-то добрался до лыжи, выдернул ее и обомлел:  это был  обломок без загнутого кверху носка.  Так вот она  причина сухого треска.  Лихорадочно разгребая снег  руками,  я обнаружил и второй  малый  обломок.
     Я весь покрылся потом. Меня терзала  неприятная  мысль,- а как же оправдываться перед Толькой?
     Прозябший  и с горькими мыслями в голове,   я явился домой и тихонько пробрался в комнату, служившую отцу его мастерской. Здесь стоял верстак,  под которым постоянно  громоздилась куча приятно пахнущей стружки. Быстро отыскался  жидкий столярный клей. Широкой кистью я  начал лихорадочно наносить его на поверхность отломанных частей .  Столярными тисками пользоваться не стал, - не желал, чтобы обнаружил отец. Куском шпагата лыжи на изломе были обмотаны, и я пристроил их в углу у теплой  печи.
            Вся ночь  была проведена в каком-то кошмаре, и утром рано я был уже у  поломанного  и  неумело  реставрированного Толькиного имущества. Быстро распущен шпагат, и вздох облегчения вырвался из груди, - держатся!
            Толька изъяна не заметил, а я малодушно промолчал. Прошло несколько дней. И вот, перед занятиями  Толька подходит ко мне и так,  между прочим, сообщает, что вчера при спуске с горы упал и сломал лыжу, ту самую и на том же месте. Вне всякого сомнения поломка была изучена, следы неумелого ремонта обнаружены. И тут какая-то струна во мне заговорила, я сознался  в моем трусливом сокрытии  «преступного» деяния. Толька проявил максимум великодушия.                Чувствовалось, что он не придал особого значения   случившемуся и  лишь махнул рукой.