Коридорами сердца больших площадей

                *     *     *
Коридорами сердца больших площадей, незнакомым плесканием
                с улиц,
проведя в себе ночи, — звезданутый халдей — ты выходишь системно
                прогуливаться.
На повестке был день, как повапленный гроб, титулованный увалень
                в чине.
Штукатурку в полнеба с известий соскрёб — может быть, остальное      
                дочинят.
Точку зренья скрывая за пластиком шор, не найдя себе имени в смене,
с параллельный прямых, словно с рельса, сошёл: коленвалом бедро               
                не заменят.
Продуктивною тварью недавних времён всё пространство покрыли
                под красный.
От погодных условий не так тут взревём, как от века, что с тылу
                подкрался.

С золотою подводкой вокруг головы честный циркуль круги свои мерил.
Но возможно ли слово с волны уловить, Афродитой где выдали Мэрлин?
За пластической сменой иконы-лица в стразах платье дополнило
                внешность:
уж не голое ль тело твоё отрицать? — хоть на звёздное небо вывешивай!
Утончённая прихоть повадливых плеч, карий глаз с поволокой,
                для вечера,
 —  на каком бы рояле одной ни прилечь, не желали секс-символ 
                развенчивать.
Подозрительно мало продлился твой век, но волна подражаний
                не схлынула:
новородное племя конвейером вверг в ту же масть —  элегантною
                линией.

Новгородскою бабой со сцены сошла б, исцеляя душевные раны, —
то-то был бы наотмашь библейский аншлаг — лишь с миграцией ангелов
                сравнивать.
Столб бы света вскрутил мимополую варь, как торнадо б, поднявшись
                на юбках.
Уж не берег Слоновой... океан омывал — мирозданье, как в люльке б,
                баюкал.
На небесном затменьи ль паслась твоя роль, — но параметры сделали               
                дело:
когда в службу, как в дружбу стал голым король, — с днём рожденья
                поздравить надела.
Вот и сферы влияний удалось сохранить, хоть не в шутку Карибский
                был кризис, — 
лишь блестела на шее янтарная нить, да с-под шубки сомнения               
                вскрылись.

Видно, было что Кеннеди в сердце терять, раз разумно пошёл
                на попятный.
Запылилась в шкафу где-то детства тетрадь; что навстречу шли — где-то
                попрятались.
Совершенство, надежда — посыл рулевой, — занесло ж тебя, мать,
                в богадельню,
где с чужого плеча снят был роли конвой, — и дельцы лишь делишки
                обделывали.
Был сценический образ, где жизнь — словно тень, — за которую громко
                заплатишь:
как в последнюю роль, напоказ приоденут — и  пойдут с молотка
                твои платья.
Примеряла ль богиня расклад по руке прежде, чем выходила из пены?
Полуголые львицы заполнят паркет — вот и вся тебе сласть
                от соперниц!

Вдохновлённые взгляды — товаром в распыл: не вылазил бы вовсе
                из клиник.
Как за все б загражденья прародин заплыл — лебединую песню
                заклинило.
С доминантною музой, Стругацких согнав, ходишь, мнёшь чью-то
                нежную прелесть.
С Заполярного круга доходит сигнал: как-то все мы здесь слишком
                запрелись.
За последним набатом, как в Фултоне речь прозвучала расколом епархий,
не приходится слишком и силы беречь, из себя за край неба выпархивая.
Пусть Союз канул в Лету, но память жива: слишком мощным был выпад
                в провале,
чтоб священною жертвой(для немцев как швах) мы стыдливо свой шов
                прикрывали.

Как птенец из гнезда тех же выпавших лет: — Вновь Россия как кость
                всем им в горле!
Пусть возмогут раскол свой в себе одолеть, перед тем как хозяйничать
                в горне! 
Кременчуг, Запорожье, Одесса и Львов — как сирийские беженцы —
                в топе
узколобых решений пентагоновских львов — стать ручными британской          
                утопии.
На батмане погодных условий войду как последний изъятый из списка,
где кронштадские парни в горячечном льду до сих пор свою правду
                выискивают;
где растаяли слухи, а память, как вол, давит сердце несбыточным
                мненьем:
что народ сам в себе не раскол произвёл, но своим обзавёлся имением.

Не достанет мне силы с волны соскочить, — как мула б затянул своё
                засветло:
пусть порою впадаешь в непрошеный кич — не отсечь бы душевность,
                как заступом.
Так, в понятном порыве себя сохранить, мне с Онегиным что-то
                не ладилось —

простота восприятий суровой страны — и  тевтонская тьма над               
                Элладою.
С упрощённым решением — в общий сквозняк: — Что ж сказать тебе,
                дурь благоверная?
Где над каждой морщинкой, как в словнике, мяк, пока в дух твой,
                как в тень, не уверовал.
С первобытной оснасткой взаимной вражды, пока вместе не вышли
                из строя,
не на камне ж Петра мне в любви ворожить, чтобы лес корабельный
                достроили?

Так и видится время распятых надежд за ушедшею вспять переменой,
где неважно что к Пасхе, почистив, надеть — завершится всё
                рюмкой «пельменной».
За притянутость к вербе —  причастник и шеф — отходил ты, как кот,
                лукоморьем, —
где горела лампадка по спящей душе — разведённою борной промоем!
Упакована в статность смышлёная ложь, — государство беременно
                родом:
не на мельницу ль дней моих лейкою льёшь, перед тем как проект
                обнародовать?
С облигаций пошитую(вскрыт тайничок!) — комбинацию Манька надела.
Потолок ли в «хрущёвке» опять потечёт — есть нацеленность класса
                на дело.

Так, с презумпции сбитый, ты платишь налог...(хорошо, что ещё не
                за воздух).
На овсянку —  честней, чем на вёсла, —  налёг, — хоть «Армата» своя,
                не завозят.
В вестибюльном уюте, ограждён от толпы, как-то чинно ждёшь вызова
                к «чистке».
Не успел бы в деревне камин растопить — как в «свободную зону»
                зачислен.
Темпераментней вьюги по крышам домов моментально приходишь
                к решенью:
надо б выбить перину из спящих умов — как по-Фёдорову — звать
                к воскрешению.
Ни одна, знать, душа не исчезнет вовне — наделённая плазменной силой,
там, где ждёт её род высших душ, — наравне — переход будет к богу
                форсировать.