Что же снится там панночке, что же снится?

Что же снится там панночке, что же снится?
Мельтешат то ли тени, а то ли лица, распевают ей птицы на ветках хором, и качают лисицы хвостами в норах. А недавно ей снилась в болоте жаба: клешни страшные, как у речного краба, по бокам были крылья летучей мыши. Призадумалась, как бы чего не вышло, сон то странный, поди ж ты, а вдруг да в руку? Навевают ей думы тоску и скуку.
«Вот пойду на болото, да будь что будет!»
Дребезжит ее сердце под белой грудью, кошка черная ласково трется рядом. Панна смерила хату прощальным взглядом, поднимает подол юбок длинных выше…
Дождь молотит нещадно саман на крышах, по щекам бьет и гонит скорей до чащи. Лес стоит на пути черным и молчащим. Только б волки не встретились, не вцепились! Берег речки багровой полог да илист, но не здесь поджидает/гнездится нечисть. Выплывает луна и венчает вечер – так кругла, словно блин, и бледна мертвецки, далека, холодна, а повсюду ветки, буреломы и корни, овраги, хвоя, кто-то стонет левее, правее – воет. Но идет смело панночка на болото, скоро жабу увидит за поворотом…
Пучеглазая тварь, а сидит в короне. Мысль у панны кусача: «Не похоронят, не найдут ведь и тела в глуши и ряске, я слыхала такое в какой-то сказке». Навь болотная смотрит, мерцая кожей. Панна взгляд отвести от нее не может, ни спросить, ни сказать, ни вздохнуть сильнее – никого не видала еще страшнее. Под ногами то кочка, то гиблый омут. Ах, осталась бы лучше у печки дома, только задним умом дела не исправить.
Вон как камень горит в золотой оправе! Диво дивное! Шаг и другой навстречу, а туман обнимает прохладой плечи, оплетает камыш ей босые ноги.
Знай, не будет назад на холмы дороги. До скончания жабьего злого века, не бывать тебе, панночка, человеком! «Принимай мою, панночка, власть и участь, раз привел тебя рок. То – судьба, не случай. Быть отныне болотной тебе царицей, здесь под старой корягою поселиться».
Только панночка смелая, что ей жаба, пусть и крылья мышиные, клешни краба. «Не желаю, – кричит, – оставаться в гнили, не таких еще ведьм словом изводили!»
И понесся в болото горячий шепот, и затих по округе осоки шорох. Вот так панночка юная! Сколько силы – шкуру жабы в секунду да износила, и осыпались прахом вонючим крылья. То, что было здесь злом, да не стало былью. Только алым огнем разгорелся яхонт среди россыпи терпких брусничных ягод…
А к рассвету вернулась в свою деревню, род у панночки русой, как вечность, древний.