Мишка Симонов

МИШКА СИМОНОВ
       К Михаилу природа была явно несправедлива. Да какой он Михаил, ему уже более двадцати лет, а он как малый ребенок, явно ума неразвитого. Его лицо  постоянно украшала  то ли улыбка, то ли гримаса блаженная.   И движения его были какие-то угловатые, и долговязая фигура, вперед склоненная, придавала свисающим рукам беспорядочное движение. Продвигался он как-то боком, неуверенным спотыкающимся шагом. О речи я уже не говорю – изъяснялся невнятно, проглатывая буквы, и слегка гортанным голосом.
     Мишка сирота, хотя и жил в семье старшей сестры, но держали его там изгоем. Семья была многодетной, ютилась в тесной и нищей землянке и постоянно находилась на грани голода и хронического недоедания. Мишка был лишним ртом, а потому сестра гнала его на улицу, на «подножный корм». Женщины-соседки, его жалеючи, подкармливали , как могли. Зачастую, особенно если это была зима, Мишка появлялся, дрожащий и голодный, в нашем доме  и , обращаясь к маме, просил:
   - За..м..м..ерз, тетя Па..па..ша, мо..мо..жно я у вас пе..пе..реночую? Злы..лы…дня  К..к..сюха дверь зак..к..рыла и до..м..мой не пу..пу..скает…
      Для мамы это была привычная картина. На глиняный пол у теплой печи стелилось рядно, под голову бросалась фуфайка, и продрогший  Мишка, свернувшись калачиком, мгновенно засыпал.
       Михаил Симонов был своеобразной достопримечательностью нашей улицы. Его знали абсолютно все, и даже злые собаки виляли хвостом, обнюхивали и лизали его босые ноги. Зато пацаны не пропускали  случая, чтобы подразнить бедолагу злой дурацкой присказкой:
    -    Мишка, Мишка, как живешь, ты на Гитлера похож…
     Несчастный бросался на разбегающуюся ватагу, размахивая неуклюже руками и изрыгая бессвязные проклятия.  Безобразное действо продолжалось до тех пор, пока кто-нибудь из взрослых криком и угрозами не разгонял обнаглевших пацанов. Что поделаешь, трудное и злое было время войны для уличной детворы. Не располагало оно к сантиментам…
    Особенно мне памятен Мишка  двумя эпизодами…
    На улице ранняя весна, начал таять снег, во дворе появились лужи. Мишка добыл где-то немного картошки и попросил маму ее отварить. Он не отходил от котелка, его одолевало нетерпение, и  чувство голода, наконец,  возобладало над разумом: с котелком недоваренных  клубней Мишка кинулся  во двор, поставил котелок в лужу талой воды и, обжигаясь,  с жадностью набросился  на еще не остывшую картошку…
     … Как-то летом, в год окончания войны,  он появился в нашем дворе  радостно улыбающимся . Вскоре выяснилась и причина веселого настроения: соцобес выдал ему целый килограмм слипшихся в комок простеньких конфет-«подушечка». Нам  подобное лакомство было в диковину, да еще в таком количестве. Мишка сел на завалинку, развернул кулек и на наших завидных глазах стал горстями поглощать его содержимое. Наконец, не в силах одолеть до конца   подарок соцобеса, он остатки конфет роздал нам. Какое это было блаженство!
     Вскоре наступила расплата за столь необдуманный поступок,- Мишку начало мутить, а затем и вовсе весь съеденный лакомый продукт оказался в навозной куче.
     … Прощло какое-то время, и Мишка исчез из нашей улицы и из нашей жизни.  Сестра добилась, наконец, помещения его в приемник для душевно больных.  И отправился Михаил Симонов в далекую Кызыл-Орду, где, по слухам, вскоре и сгинул…