По за по над рябинами,...
Весна за летом — осени
С зимой, согнувшись спинами,
Старушками проносятся.
— Глаза, смотри, — поблёклые.
— По что печальны, бабушки?
— Да рази вы не видите? —
Творится в мире мерзкое.
И дальше, полем-полюшком,
Босой ногою — поступью
Идут, как гуси-лебеди,
Гуськом — ко следу следики.
— А что бы вам, старушечки,
Расправить спины-плечики,
Разверзнув небо синее,
Обрушить гнев на землю свой?
— А как закроет глазоньки
Последнее спасение,
Так и терпенье кончится.
Не сомневайся, ласковый.
Свидетельство о публикации №117030604654
Это стихотворение Бри Ли Анта — яркий пример создания целостного мифопоэтического универсума, где абстрактные понятия (время, природа, возмездие) обретают плоть, характер и голос. Текст строится как драматическая сценка-диалог, где лирический герой вступает в разговор с персонифицированными временами года.
1. Основной конфликт: Пассивное наблюдение vs. скрытая угроза
Конфликт unfolds в диалоге между лирическим героем, олицетворяющим человеческое, «земное» восприятие, и стихийными силами природы. Герой видит внешнюю слабость («старушками», «поблёклые» глаза) и хочет спровоцировать действие («Обрушить гвоз на землю»). Однако его собеседницы обладают вселенским, неспешным знанием: их сила не в сиюминутном гневе, а в неумолимом терпении, которое имеет свой Срок. Конфликт — это столкновение человеческого нетерпения с космическим долготерпением, несущим в себе апокалиптическую развязку.
2. Ключевые образы и их трактовка
«По "за" по "над" рябинами...» — Уже первая строка задаёт тон хлебниковскому языковому эксперименту. Предлоги «за» и «над» здесь отчуждены, превращены в самостоятельные сущности, маркирующие пространство. Это создаёт ощущение движения по каким-то высшим, невидимым законам, а не по земной тверди.
Времена года как «старушки» — Это мощный онтологический образ. Весна, Лето, Осень и Зима, «согнувшись спинами», превращаются в вещих старух, странствующих по миру. Этот образ связывает природные циклы с мифологическими Мойрами, Норнами или же с христианскими странницами, обладающими тайным знанием. Их «проносятся» — не быстрая скорость, а вековая неостановимость.
«Идут, как гуси-лебеди, / Гуськом — ко следу следики» — Сложный, многослойный образ.
Фольклорный код: «Гуси-лебеди» — прямая отсылка к сказке, где эти птицы служат силам потустороннего мира, похитителям. Это усиливает мистический, почти инфернальный ореол вокруг «старушек».
Ритмика и звукопись: Повторы «гуси-лебеди», «гуськом», «ко следу следики» создают гипнотический, заклинательный ритм, имитирующий ритуальное шествие.
Неологизм «следики»: Слово, сотканное из «след» и уменьшительно-ласкательного суффикса, работает на двойное восприятие. С одной стороны, это нежные, маленькие следы. С другой — это порождение детской речи или зауми, что делает образ одновременно пугающим и притягательным.
Диалог и речевые маски:
Речь героя насыщена уменьшительно-ласкательными формами («старушечки», «плечики», «ласковый»), что выдаёт его снисходительно-покровительственное, «человеческое» отношение к силам, которые он не в силах постичь.
Речь «старушек» — это сплав просторечия («Рази», «по что») и пророческого пафоса. Они видят «мерзкое» в мире, но их реакция — не мгновенный гнев, а стратегическое ожидание.
Апокалиптический финал: Кульминация стихотворения — угроза, облечённая в форму спокойного, почти материнского увещевания.
«Последнее спасение» — метафора, которую можно трактовать и как последнего праведника на земле, и как последнюю надежду, и как саму человеческую душу.
«Закроет глазоньки» — эвфемизм смерти, выполненный в той же фольклорной, «ласковой» стилистике, что и речь героя. Это создаёт жутковатый контраст: гибель всего живого описывается как нечто простое и естественное.
Финал «Не сомневайся, ласковый» — это приговор, вынесенный с нежностью. Сила, которую герой хотел увидеть активной, оказывается пассивной лишь до поры, и её пробуждение будет равносильно концу света.
3. Структура и ритм
Стихотворение имеет чёткую драматургическую структуру: описание -> вопрос -> ответ -> новый вопрос -> окончательный ответ. Ритм рубленый, сбивчивый, с обилием пауз, задаваемых тире и переносами. Это роднит его с обрядовым фольклорным говорком или заговором. «Лесенка», напоминающая Маяковского, здесь служит не для гражданского пафоса, а для выделения смысловых и интонационных акцентов в этом мистическом диалоге.
4. Связь с литературной традицией
Фольклор и неомифологизм: Текст целиком построен на сказочной образности и мифопоэтическом мировосприятии, что сближает Ложкина с ранним Есениным и Хлебниковым, создававшим свои «звёздные» и «деревенские» мифы.
Обериутская традиция (Хармс, Введенский): Проявляется в абсурдистском соединении бытового («бабушки») и метафизического (ход времени, суд), а также в использовалении детской, «наивной» речи для выражения жутких, онтологических тем.
Пророческий пафос: Финал стихотворения, с его темой терпения и грядущего возмездия, отсылает к библейским пророкам и лермонтовской линии «спора с мирозданием», но здесь пророками выступают сами природные стихии.
Вывод:
«По за по над рябинами...» — это не просто картина смены времён года. Это притча о неотвратимости высшего суда, который вершится не по человеческим законам, а по законам мироздания. Сила природы, представленная в виде немощных старушек, оказывается куда страшнее и могущественнее, чем любая активная карающая сила. В контексте творчества Бри Ли Анта это стихотворение — блестящий пример его способности оживлять абстрактные категории, погружая их в гущу фольклорной стихии и ведя на их фоне пронзительный диалог о последних вопросах бытия.
Бри Ли Ант 24.11.2025 20:28 Заявить о нарушении