Туруханский черновик

Эпиграф:
Лягушки,  выплывши без  ужаса наружу,
И, смело наскакав, ругались над щепой;
Меж тем, чтоб послан был  правитель им иной,
Послали к Йовишу с прошеньем  дерзки жабы,
Затем, что данный  был для них негож и слабый.

Эзоп «Лягушки, царя просящие»
Перевод Ивана Семеновича Баркова.


Ветер верхушки лиственниц клонит,
В пихтовых кронах густо шумит,
И, словно злясь, что никем не понят,
Снежные вихри с воем кружит.

Залито небо молочной мглою,
Тысячи верст – снега да снега,
С посвистом вьюжным в промерзлой хвое,
Где не ступала ничья нога.

Вечер уже над тайгой синеет,
Нет в небесах звезды ни одной,
И Турухан, приток Енисея,
Скован кирасою ледяной.

В чреве же дранкой крытого сруба,
Что не по крышу чуть замело,
Печь есть, и стол, сколоченный грубо,
Здесь и спокойно, здесь и  тепло,

Брошены шкуры на лавках пыльных,
Стены надежно хранят уют;
Яков с Иосифом – двое ссыльных
Несколько лет  уже здесь живут.

Вьюга с неистовством снег торосит,
Гнёт пихты столетние, как  хвощи;
Зайца вчера подстрелил  Иосиф,
Вон, в чугуне там, на печке – щи.

Близок февраль уж к исходу, близок,
Но далеко еще до тепла,
Душу же мыслей  ком давит, склизок,
И безнадежность обволокла.

Вождь сам во время последней встречи
Рёк, поплотней запахнув пальто,
Нам до победы – хвалиться нечем –
Лет ещё тридцать, пожалуй что;

Мы не должны доверять надежде,
Здесь пессимизм уместен вполне.
Разве впервые в России прежде
Что-то случалось?! Ответьте мне!

Может быть, Англия будет первой,
Ну а Россия – большой вопрос
Сможет ли в принципе….  Крепче  нервы,
То, через что пройти довелось

Битвы великой – лишь увертюра,
Будущих славных страниц – пролог;
Рек – и взглянул  усмешьем прищура,
Словно ударом стека ожёг.

Так-то. А лет уже - тридцать восемь
И  -  все ни славы, ни власти нет,
Выбор свой вспомнил опять Иосиф,
Сделанный на восходе лет

Мог бы сейчас служить литургии,
И исповедать, и причащать…
Мог бы широты совсем другие
Видеть.… Все лучше, чем скрежеща 

В злобе  бессильной теперь зубами
Осознавать, что напрасен труд,
Не суждено разжечь будет пламя
Этим ничтожным людишкам тут!

Вождь – лишь мечтатель смешной плешивый,
Партия – сборище болтунов
В Витта конвульсиях хоть пляши, вой,
Но сотрясти устои основ

Шанса  у них единого нету…
Здесь, полонен бескрайней тайгой
В бочке живи, как философ этот,
Не Демокрит,  какой-то другой;


Как буревестник в глухой темнице,
Вместо кровавой пищи пшено
Клюй, да завидуй свободной птице
Сквозь зарешеченное окно.


Жизнь уж не лучше ль тогда обратно,
Даже не медля единый миг
(Яшка потом пусть замоет пятна)
Бросить, как скомканный черновик.

Это ведь просто. Всего лишь надо
В пол вертикально уткнуть ружьё,
И ощутить губами прохладу,
Кануть готовясь в небытиё,

К сердца привыкнуть прыжкам ударным,
И, вырываясь из жизни уз,
С миром прощаясь неблагодарным,
Пальцем ноги надавить на спуск.

Взгляд лишь последний тоскливо бросив,
(Яков всё что-то шьет при огне)
Завтра – решусь, подумал Иосиф,
Отворотившись лицом к стене.

И - странный сон Иосифу снится,
Видит он люстры, ряды колонн,
Море людское! Всё  лица, лица,
И пиджаки здесь, и блеск погон

Перемешались в просторах зала,
Все вдруг  встают, в их глазах – заря,
Волны оваций, всё мало, мало,
Так не приветствуют и царя!

И на трибуне… себя он видит,
Хоть постаревшего, с сединой…
Но ускользают сознанья нити,
Дверь затворяется в мир иной.
               
А далеко на западе где-то,
Дальше намного уральских гор
Лучший, пожалуй, город планеты
Снежный собой оживил простор;

Сколько по стеклам нежных узоров
Стужа из небытия извлекла,
И золотящиеся соборов
Инеем тронуты купола.

Парки, дворцы, каналы, закаты,
Дымы из труб и трамвайный звон
Благословляет схимник крылатый,
К синей безгрешности  вознесён.

Несколько дней последних не хочет
Благословенья город совсем,
Воет, бушует, бурлит, клокочет,
Остановиться ни перед чем,

Кажется, не готов абсолютно,
К лавкам хоть с ночи в хвостах ты стой,
Скажут,  открыв их, в ту же минуту:
Белого нету,  только ржаной!

Каждое утро сквозь улиц горла
Рвоте подобна ярой, живой
К центру толпа за толпою пёрла
В алом маханьи горда собой.

Чей-то приказ раздраженно-краткий
Медная  доставляет нить:
Повелеваю все беспорядки
Завтра же, завтра же прекратить!
………………………………………….

Солнце встает над тайгой застывшей,
День замечательный на дворе;
Взлизывается сугроб на крышу,
Ветви все в инее-серебре

Заворожён ведь, поди, признайся
Дали за далью – в дивной красе!
Можно сегодня пойти на зайцев –
Сколько следов, и свежие все!

А далеко на западе где-то,
Дальше намного уральских гор
Лучший, пожалуй, город планеты
Где оживляет собой простор

Тысячи глаз навострив, как  свёрла,
Спаяна волей единой злой
Снова на Невский толпа попёрла,
Слово лишь зная одно: «Долой»!

Ну а в избушке – темно, тоскливо,
В дальнем углу висит на ремне
Старенькое ружьё сиротливо,
Дремлет Иосиф лицом к стене.




Алексей Калинин