Тя-но-ю с привкусом чабреца

             Не помню… С каких  пор это стало привычкой? Поставив локти на крышку закрытого фортепиано и опустив подбородок на кисти, я слушаю тишину опустевшего спортивного зала. Закончились занятия первой смены. Отзвучала гимнастическая какофония. Не стучит акробатическая дорожка, не скрипят брусья, не раздаются голоса тренеров и детей. Ни звука. Застывшая пустая коробка. Только рядом натужно гудит компьютер, да завывает ветер за высокими стенами. Странно, сегодня ветер поёт злую песню и вселяет тревогу. Не слышу весёлых нот и лёгких пассажей. А всё остальное как обычно. Круглые настенные часы показывают одиннадцать тридцать. Как в сказке об Алисе. Время – пить чай.
                Но обеденное чаепитие меня давно перестало радовать.  Невесёлые темы о проблемах ЖКХ, боевых событиях на соседней Украине во время  еды обсуждаются эмоционально и сжигают драгоценные минуты отдыха. Перерыв лёгкости не приносит, и поэтому встречаешь детей второй смены поникшей и озабоченной. А этого не хотелось бы.
             Тишина. А что за писк? Где - то сзади? О, вижу. Высоко, под бетонными перекрытиями, между несущими конструкциями мечется ласточка. Она всё время рвётся к свету, который проникает сквозь маленькие, высоко расположенные окна, и бьётся о стекла. Как она сюда залетела? Может быть утром в открытое окно перехода, когда проветривали зал? С детства не могу смотреть на птиц и животных, заточённых в клетку. Неволя – что может быть хуже? "Как ей помочь?" - подумала я.
          - Лариса, пошли пить чай, - раздался голос Наташи. – Быстрей, а то остынет. В дверях показалась женственная фигура и миловидное лицо нашей вахтёрши. Она много лет работала художником-оформителем и теперь просто дотягивает до пенсии. Так сказать, до февраля. Осталось совсем немного.
- Наташа, смотри, под потолком кружит ласточка. Чем можно ей помочь?
- Ой! Вижу, бедняга. Надо открыть окно в переходе. Она почувствует свежий ветер, полетит туда и выпорхнет в него. Сейчас я скажу Гале.
- Девочки, идите пить чай, - раздался чуть раздражённый голос Оли. Мы не спеша вошли в тренерскую. На столе стояли чашки и щедро парили, разливая пряный аромат.
- Сегодня чай из разнотравья, - блаженно произнесла Оля,  и её круглые доверчивые глаза сделались лисьими. Таня отхлебнула маленьким глотком  из блюдца,  задумалась и уверенно произнесла: «Чабрец».
- Есть немного, -- кивнула Оля.
- Судя по запаху, мне кажется, в составе есть душица? - вопросительно посмотрев на Олю, сказала Наташа. Оля улыбнулась в ответ.
- А судя по цвету - малина? -  предположила я. – Наверное,  веточки?
- Веточки, веточки,- повторила Оля.
Зарплату ещё не перевели? – спросила Таня. – СМ Сообщения никому не приходили?
- Опять стали задерживать! – возмутилась Наташа.
Чай вызвал определённую ностальгию, и мне не хотелось портить это чувство.
- В Японии во время чайной церемонии запрещено говорить на три темы: политика, болезни и деньги. - Девочки, а  давайте мы сегодня попробуем пообедать спокойно, -  робко предложила я. - Так сказать, по-японски.
Некоторое время темы для разговора не находилось, и мы сидели молча.
- В термосе ещё есть, наливайте девочки, - первой нарушила молчание Оля.
- Вкусный чай, спасибо за угощение, Оля, - негромко  поблагодарила Таня.
- Возле спуска к реке, там, у Гундоровской шахты, чуть ниже бугра, всегда росло много чабреца, я раньше собирала его, сушила в кухне, развесив букетики на верёвочке. Делала взвары, добавляла в ванну и купала дочерей. Они у меня погодки. На всю жизнь остался этот запах. Сейчас вспоминаю, как укачивала их. Пела: «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина» или «Спят курганы тёмные». Колыбельную только одну знала. А петь приходилось долго. Я, вообще-то, брошенный ребёнок. С тринадцати лет жила самостоятельно.
            Таня выделялась не только внешней, но и внутренней красотой. Стройная, зеленоглазая, с роскошной шапкой волос, она всегда производила фурор в любом обществе.
            Я не раз благодарила судьбу, что мне довелось с ней работать вместе. Весь педагогический процесс она строит исключительно на оптимизме. "Я – педагог, заряженный на успех", - говорит она о самой себе. Таня чувствует детей, исходит из их интересов и бережно ведёт  в мир танца, точно зная, что и как надо преподносить. Интуиция профессионала. Сливаться с её танцем фортепианным сопровождением для меня истинное удовольствие. Дети её любят. Плачут, если она на них не смотрит. Им значимо её мнение. Не часто встретишь такое.
          А вот чай у меня вызвал несколько иные воспоминания,  более щемящие и печальные. Запах и вкус отхаркивающей микстуры. Я в детстве часто болела бронхитом, и мама поила меня разными травяными настоями, обязательно с чабрецом. Вспоминалось детство, банки и горчичники по вечерам, таблетки сульфадимезина. Чабрец напомнил мне о маминой заботе, о её бесконечном терпении. Но говорить об этом я не стала. О болезнях нельзя – японская заповедь. И правильно.
            -  Я обожаю запах чабреца, - зачарованно созналась Оля. Недалеко от Каменска, на берегу Донца, располагался спортивный лагерь. Он принадлежал педагогическому училищу. Все учащиеся в нём проходили сборы. Какие были вечера! Мы сидели с гитарой  у костра, пели хором: «Там, где клён шумит, над речной водой». Вечером вода тёплая.  Закат, красотища, запах чабреца дурманит. Оля предалась ностальгии воспоминаний. Они были радужными и добрыми. Её глаза, утратив серьёзность, излучали мягкий свет, а по лицу забродила далёкая улыбка. 
          - Весело, дружно жили,- очарованно продолжала Оля. - Как здорово было! Сейчас дети зачастую одиноки. Часами играют в компьютерные игры сами с собой, ковыряются в телефонах, сидят в "контакте". Другие, не такие, как мы. Знают свои права. Могут нажаловаться  на тренера, на учителя или на родителей. Нам было стыдно роптать, да и не позволено. А сейчас надумали создать ювенальную юстицию. Странно всё это. Вот скажите мне честно: "Зачем она нужна? Для чего?"  - Ребёнок должен жить в семье. Знать бабушек и дедушек. От чего и от кого она призвана защищать ребёнка? От родителей? От учителей? От деда с бабкой? - возмутилась она.
    Повисла тяжёлая пауза. Все раздумывали. Оля - баскетболистка. Ощущается командный тренер умением ставить вопросы и озадачивать присутствующих. Высокая, в чёрной водолазке, со стальным свистком на груди, в синих спортивных штанах и кроссовках - аж сорок второго размера. Она выглядела внушительно и доброжелательно одновременно. Было заметно, что Оля с детьми находится в доверительных отношениях. Она искренний и сильный человек. С такими надёжно.
За каждого своего воспитанника, а если надо, и за всю команду Оля встанет горой. 
- Дети привыкают и приспосабливаются к требованиям взрослых, -  задумчиво произнесла Таня. - Бывает, что и манипулируют родителями, и педагогами в том числе. - Здесь осторожность нужна. Без предварительного анализа ситуации  трудно что–либо сказать, - заключила она.
- Дети должны расти в любви, - спокойно отозвалась Наташа. - Воспитанные в любви, они будут добрыми, даже если их семьи небогатые, - добавила она.- Чай из трав часто заваривала моя бабушка. А ещё я люблю чай из веточек вишен. Его я научилась заваривать у цыган, когда жила в таборе.
- Где? – хором переспросили мы.
- В таборе у цыган, на Украине, - спокойно ответила Наташа.
- Как ты к ним попала? – удивилась Оля.
- Они меня украли.
- Какой ужас! – мы все вздрогнули  и с нескрываемым сожалением посмотрели на  Наташу.
Она же с лёгким  восторгом в глазах, мягким напевным голосом начала рассказ.
- Дело было на ярмарке, недалеко от города Краматорска. Было мне года три, не больше. Приехали мы с дедом и бабушкой  за поросятами. Оставили они меня одну сидеть в бричке. Велели ждать, пообещав скоро вернуться. Волосы у меня были белые–белые, красные атласные шаровары и рубашка–вышиванка. Чулком к руке привязан щенок. На ярмарочной площади под звон гитары и бубна пели и плясали цыгане. Я, заслышав такое веселье, начала приплясывать и хлопать в ладоши. Радоваться, глядя на них. Ко мне подошли две женщины–цыганки в ярких платьях, в звенящих на груди монистах. Они были такие красивые!
- Хлопчик, пошли с нами, мы не обидим тебя, -  сказала одна из них и протянула руки. Я обняла её за шею, потрогала монисто. И так оказалась в таборе. Все молча,  затаив дыхание, смотрели на Наташу.
- Страшно было? – искренне спросила Таня. 
- Нет. Цыгане живут в полном слиянии с природой. Табор располагался на берегу озера. Я купалась в нём. Спала, забравшись в любую кибитку, а в них открыто лежат подушки и одеяла. Цыганки на костре в большом котелке готовили шулюм, как на пикнике. Меня кормили вместе со всеми детьми. Я вспоминаю вольные дни, запах степи, лошадей, тряпок. По вечерам они пели и плясали прямо у костра. Я смотрела на искры, на звёздное небо, слушала. И мне было легко. Я не вникала во взрослую жизнь.
- Так как же тебя освободили, Наташа? – спросила я.
- Случайно меня узнал сосед, который зачем – то приехал в табор. " Так, о це ж, наша Наталка! – громко воскликнул он. – А дiд з бабкою з ума сошли, шукают яе по всей округе по сеi дiнь!" В этот же день в табор приехал мой дед, кстати, он был мне не родной. И бился на батогах с каким-то не молодым цыганом. И, видимо, дед победил, потому что, ребёнка ему отдали. Вместе с ним я вернулась на хутор. Когда на холмах рядом с нашим домом останавливался цыганский табор, что часто случалось в мае или начале июня, то непременно бегала туда. Хотелось посидеть у костра, послушать песни. Цыганские дети меня научили плясать, я умею трясти плечами. Люблю цыганские песни. И вдруг Наташа негромко запела: «Мы под яблонькой сидели. Хоп, хоп, хоп». Подняла руки и показала несколько танцевальных движений. Округлые Наташины плечи легко качнулись. А голос зазвучал чисто и напевно. Мы зачарованно смотрели.
                Тихо открылась дверь и в проёме показалась улыбающаяся Галя и с окающим украинским акцентом сообщила:
- Девочки. Пленница благополучно вылетела в то же окно, что и влетела. Теперь птица снова на воле.
 Серые Галины глаза светились. Она обладала необычайно добрым, деликатным характером и яркой внешностью. Чёрные волнистые волосы лоснились, некрупные черты лица придавали ей благородство. Общение с ней мне всегда доставляло удовольствие.
- Галя, а тебя  в детстве любили? – открыто спросила я.
- Ой, девочки, -  запела Галя, - я была в семье самой младшей, пятой дочерью и всеобщей  любимицей. Меня называли Галчонком. Я чёрная, все остальные светлей. Шутили: «Ты не наша, потому что чёрная». А я кричала: «Ваша, ваша!» Блаженная улыбка не сходила с её лица.
              В дверь весело постучали. И на пороге выросла Лиза, наш тренер по гимнастике.
Её лицо выглядело торжественно – озарённым. Глаза очарованно смотрели перед собой и, похоже, что мало чего замечали. Выдержав небольшую паузу и глубоко вздохнув, она медленно произнесла:
- Девочки, поздравьте меня. Сегодня утром у нас родился внук. Тимуром назвали. Я так волнуюсь. 3400 – вес, и 52 сантиметра - рост. Вот!
Все по очереди обняли Лизу, искренне радуясь рождению ребёнка. Радостное событие, что тут скажешь. «От души поздравляем!» - наперебой говорили мы.
В дверь снова постучали. В тренерскую вошла Наталья Николаевна. Собираются  преподаватели. Скоро начнутся занятия. Она быстро переоделась. Спортивный костюм – рабочая форма, рабочее настроение. Внезапный звонок телефона послышался из кармана пальто. Наталья быстро метнулась к вешалке.
- Люся, ты? – спросила она в трубку. - Приедешь? И с Катей.  В субботу? Как я рада! У меня есть два отгула. Давайте, мои дорогие, приезжайте. Жду вас.
В дверь робко постучали. Детский, немного шепелявый голос весело произнёс: «Здравствуйте, Наталья Николаевна!»
- Почему только Наталья Николаевна? Всем надо говорить "здравствуйте".
- Здравствуйте! - ещё раз весело зазвенел детский голос. – А можно сдать телефон?
- Давай, Настя, - мягко произнесла Наталья.
-Настёна, а что это у тебя косы по-разному заплетены. Одна коса  заплетена по-русски - за ушком, а другая  - по-грузински, высоко над ухом? – спросила я у девочки.
- Да это мы с мамой опаздывали. Одну косу она заплела, а другую я сама. И она у меня расплелась.
- Давай я тебе заплету её, Настя, - предложила я.
Девочка протянула мне круглую жёлтого цвета резинку и встала боком. Вытянула подбородок и губу вперёд, и стала терпеливо ждать, когда я справлюсь с её причёской.
Люблю плести косы. А шепелявила она из-за отсутствия передних зубов.
- Настя, зубы ещё не растут?
- Растут! – весело ответила она. Быстро повернулась ко мне лицом, запрокинула голову и открыла рот. Из влажной, чуть-чуть распухшей десны пробивались два белоснежных резца.
- Скоро вырастут. С зубами будешь. Красота!
              В зал стали заходить дети. Он наполнился детскими голосами и улыбками. Оживился. Я села за фортепиано. Скоро начнутся занятия. С балкона вниз смотрели бабушки, дедушки и мамы, ожидающие своих детей. Я снова подумала о ювенальной юстиции. Дай Бог, чтоб её никогда не было в нашей стране. И если ей суждено быть, то пусть она окажется полной профанацией, а не Молохом! И  не пройдётся стальной нож по человеческим судьбам, коверкая их, не опалит ничью детскую и взрослую жизнь огнём. В русских семьях всегда было много детей. В лихую годину вырастали целые поколения честных и мужественных людей. Моей бабушке в сорок втором году, после похоронки на мужа, предложили отдать на воспитание двоих сыновей в суворовское училище. Всю ночь думала она, сидела и смотрела на спящих детей, а утром отказалась. Не смогла. На себя взяла воспитание всех пятерых. Потому и не смогла, что материнские чувства победили.
      Чужой закон, не наш, из чужого общества пришёл. А общество кривое, вырождающееся. Однополые браки - тому подтверждение. Может, там и нужна ювенальная юстиция. Кривой закон хорош для кривого общества. Вроде как выравнивает. Но для России не годится. Убеждена. Страшное, губительное явление для русского общества. Я верю в семью как  частичку или осколок рая на Земле. В ней Божественная сила правды.
- Plie. Приготовились. Начали!, - скомандовала хореограф.
Я заиграла "Колыбельную Светланы"...