Лимерикую я снова, рыбы нового улова

У нас был работник из Риги,
любил он забеги и прыги.
Его посадили,
годами гноили...
В остатке сухом только фиги.

У нас спал шпион Лукашенки,
поймали—поставили к стенке.
Он пискнул: «Высоцкий...»
Но крикнули: «Троцкий!»
Так долго дрожали коленки...

В сети Мишка был как учитель,
Митька закадычный мучитель...
Дивился народ:
«Так кто же препод?!»
И всех огорчал поперчитель.

Пожаловал к нам Миха Гришин,
о нём я был много наслышан:
«Ой, он архитектор!
Он женщин инспектор!»
Но спился. Живёт теперь выше.

Давно окопался тут Габи
как врач и потомственный рабби.
Нашёл ему жёнку—
ребёнок к ребёнку!
...Но хлюпнули Нюшкины хляби.

Здесь Койфман продолжил карьеру,
клепая детей... Правда, в меру.
Нашёл ему самку!
Еврейку! Не хамку!
А он уступил мне квартеру.

У Инны всё шился Им. Глейзер,
она ему сделала «Вейзмир!»
Родился сынок...
Но Глейзер утёк.
Остался в стихах этот крейзер.

Да, здесь метушилась и Свиник,
как я, пациент разных клиник.
Совал я носок—
теперь есть грибок.
И с зудом строчить как Зин. Зиник.

На мощных зарплатах был Вадик,
жена-рыжина, вёрткий задик.
Он сделал петлю:
«Я всех вас пошлю.»
...Сиротке дед, бабка, детсадик.

А с нами носился и Гарик,
хучь евр, сыночек татарик.
Ночами не крал,
ел сахар. Амбал!
Но к старости стал он как Шарик.

Эх, с нами мчал Лёнечка Чарный,
вот хлопец был щедрый и гарный.
Но Б-г его дрючил
и вовсе замучил.
А я был помощник бездарный.

Средь нас затесался Карончик,
богат был, но тощ, будто пончик.
Всё пицца, ох, пицца...
Решился жениться,
но сильно подвёл его кончик.

Роскошно зажил доктор Фишман,
но с бабами было не пышно.
Гони в Филиппины,
там прелесть-фемины,
муслимы незлимы и Кришна.

А вдруг и Шарлотка-Шарлинка,
была чья-то беглая жинка.
Но папа поляк.
Поэтому, так—
поедешь к армянам! Слезинка...

Вот здесь жировал некто Чаус,
жена изменила, ну, малость.
Он взял револьвер,
«Прощайте же, сэр.»
Но дочь весела. Микки-маус.

Вверху совладельцем был Кислер,
имел нехорошие мыслер.
Навёл марафет...
Давно его нет,
но капают трубы и числер.

Была изумительна Лена...
Но сбёг из любовного плена.
Нашёлся Марцинк,
он сделал «тыдынк»,
а Лена искала полено.

Вещал эзотерно здесь Лёва,
бабёнок магнитил он клёво.
Такой энергетик!
Гирла его, Светик,
теперь лесбиянит толково.

Тут, рядом, в подъезде дрых Шпигель,
квартплат не платил, фигль-мигль...
Сбежал на юга,
к чертям на рога,
где левые шепчут: «Хай зигль».

А Вася всё жил неприлюдно,
игрался-питался он скудно.

Сник грязной водой...
И, будто бы гой,
дензнаки совал беспробудно.