Из ее ли глазниц вытекает тьма?

Из ее ли глазниц вытекает тьма?
Ее слово хрипит и колюче-остро выпадает осадком в седой туман, из которого реки сплетают косы. Она пахнет крапивой и чередой, ее губы измазаны соком ягод, босиком и в рубахе совсем простой. Лисы черные рядом клубками лягут, волки черные в сумерках прибегут из далеких холмов и гнилых оврагов, соберутся/совьются гадюки в жгут, и сомкнутся клешнями кривыми раки.
Из ее ли глазниц вытекает зло, застывая в округе могильным камнем, разбивая о берег последний плот? Не за ней ли когда-то мы в давность канем?
У нее на губах вересковый мед и костров ведьмовских вековая сажа. Убегай и не слушай, когда зовет, обернуться не смей [и не думай даже]!
На ее ли челе стылый дух зимы, и поземка кружится под нижней юбкой? Из ее рукавов поплывут сомы, и малиновка шмыгнет пичугой юркой. Она вечна, и с места ее не тронь, не гневи, отражай на зрачках и коже. Сотни лет, как взошла на державный трон, поцелуя ее избежать не сможешь –
у тебя на губах вересковый мед, ягод сок и кострища степного сажа. Ворон каркал о том, что свое возьмет, ибо – вечность она…
и не думай даже убегать и не слушать, кривить душой или просто молитвами откупиться. Стань полынью, пасленом и черемшой, нескончаемой тьмой стань в ее глазницах.