Oh, mein Gott! разве ты здесь, скажи, случайно?

Oh, mein Gott! разве ты здесь, скажи, случайно?
Эта встреча была нам предрешена. Пусть река омывает нас сном и тайной, вырастает из черной ольхи стена, закрывая от мира и от деревни, пусть укроет сугробами нас зима.
От меня ты проникнешься духом древним, тем, которым овеяна я сама.
Я была рогом буйвола и нарвала, волчьей ягодой зрела среди грибниц, многих юношей до смерти целовала, но не помню имен, не припомню лиц. Я носила венки из пионов/ряски, извивалась гадюкой-змеей у стоп. Сколько смертных не вынесло этой ласки…
Я – и устье, и русло, и сам исток.
Oh, mein Gott! ты пришел сюда не по воле, а ведом был дыханием гиблых трав, ароматами вечной любви и боли, непонятной тоской усмирив свой нрав, подчинившись мелодии злой волынок, покорившись навязчивым странным снам, источающим пряный дурман полыни – то в тебе мое слово сидит-струна. Шестипалые руки нежны/прозрачны, и сама я – бесплотный туман в холмах.
Ты не спрашивай, что это может значить, просто утром покинь дом родной и мать. Пусть скрипят половицы, предвидя горе, пусть рябина роняет за гроздью гроздь – ты ослушаться зова уже не волен, дорогой мой и жданный так долго гость.
Проходи – я лозой прорасту сквозь кожу, одарю тебя радостями иных. Нам познать, как рождается тьма. На ложе отречешься от благ и даров земных, от грядущего/нынешнего/былого, от души, чье гнездо в молодой груди. Ты пришел зло зачать в моем древнем лоне. Ты хотел видеть ад? Ну, так что ж, входи.