Памяти Садако Сасаки

Это, кажется, было резко, ослепляюще и... жестоко.
Я не знала, что значит "страшно", мне тогда было года два.
Помню только ужасный грохот, звон и дребезг разбитых стёкол,
Помню, как было больно падать.
Уцелела едва-едва.
Тот предательский сорок пятый, когда праздновалась Победа,
Для меня и для Хиросимы стал страшнейшим из тысяч лет.
Боже...
Боже, ты знал об этом?
Да хоть кто-то об этом ведал?
И за чьею рукой протянут ярко-красный кровавый след?
Я забыла.
Забыла это, и проблемы уже иные,
Только жизнь меня не щадила и накликала мне беду.
Доктор просто развёл руками, и с диагнозом "лейкемия"
Я вступила в предсмертный танец в персональном моём аду.
Десять лет я терпела муки и училась быть самой сильной,
Чтобы знали все, что Садако не отступит ни перед чем.
Всё ужасно осточертело: терапия, врачи, стерильность.
Я сражалась, хотя не знала, для чего это и зачем.
И, узнав об одной легенде, я поверила сердцем в чудо,
И бумага в моих ладошках обретала живую плоть.
День за днём, позабыв о боли и почти потеряв рассудок,
Я журавликов собирала, чтобы смерть свою побороть.
Всего тысяча — так немного!
Только время, как льдинка, тает.
Смерть терпение потеряла и меня забрала с собой.

Мир запомнил меня принцессой журавлиной бумажной стаи,
Слишком гордой, чтоб просто сдаться и смириться с своей судьбой.