часть первая. сад

Воют дикие ветры об утрате вековой,
Я не знаю где ты и не знаю, как мне обрести покой.
Я бродил бы странником
И стоптал бы ступни в кровь,
Участь мне такая
Лучше, чем на сердце боль.
Отмеряет маятник время по часам,
Он бессмертный памятник,
Репетир слезам,
Что пролиты; с горьким что
привкусом обид,
Как в сосуды битые не собрать родник.

Ураган вздымается, буря ветви гнет,
Тех дерев, где раньше было соловей поет.
Дивну песню стройную он мне в душу лил,
Щебетал так сладко, точно сказ слагал сатир.
Он мне пел о розе, что цветет в саду,
Там - в долине грезы, на далеком берегу.
Он мне пел о девицЕ, розу что хранит,
О пугливой лани, что их сторожит.
Слушал песню дивную долго соловья.
И решил - красавицу разыщу. Как я
Упоеньем грезил, встречею судьбы
И решил, что, верно, мне нужна - лишь ты!
Я пустился в дальний, неизвестный путь.
Звезды мне указывали: как, куда свернуть.
Побывал я в странах, много разных есть
и богатств несметных в них не перечесть.
Был один там город - лучше не найти.
Каждый дом расписан. Всюду жемчуги
И шелка и золото, а вода - нектар.
Этот чудо-город был, точно Божий дар.
Нет, я не остался, хоть и славен пир,
Я душой стремился в дивный новый мир.
Для меня сокровища - точно звук пустой,
Я тобой томился друг любимый мой!
Шел через пустыни, шел через леса,
Много раз встречал я диво, чудеса,
Многое увидел, многое познал,
Но одним лишь образом я ведомый стал.
Наяву я грезил, как приду к тебе,
Принесу дары я на гнедом коне,
Ты примешь их робко, в легкости проста
Поцелуешь крепко в жгучие уста..


Я искал так долго сад далекий тот,
Там, где голубеет вечно небосвод,
Там, где мир в багрянец рядит алая заря,
Я искал так долго, но искал не зря!
Я остановился у резных ворот
Мраморные фризы и высокий свод,
Я остановился, не поверив им,
Им - глазам уставшим, что не сон то - мир,
Что есть на яву всё: сад и те цветы,
Меж которых бродишь неустанно ты.
Я коснулся двери - отпереть хотел,
Но сомкнуты плиты, камень будто цел.
Статуй возмущенный хор заговорил:
Для чего явился? Ты нам здесь не мил!
Кто тебе позволил, кто благоволил?
Кто из правил выделил, властью наделил?
Отворить кто двери нам тебе сказал?
И какая истина держит путь в наш храм?
Я волшебств и странностей много повидал,
Зверям со спокойствием прямо отвечал:
Я ведомый буду песней соловья,
Много я скитался, повидал житья,
Но стремился к цели я всю жизнь мою-
Побывать, увидеть, как живет в раю
Дева вечна юная, розу что хранит,
Дружит с ланью пуганной и всегда молчит.
И простая истина движет путь в сей храм
В сердце заглянув моё, каждый скажет вам.
Звери приутихли, начали судить,
Меж собою взвешивать: как здесь поступить?
Вот сказала старшая статуя-змея:
Отгадаешь слово, впустим мы тебя:
-Что живым всем движет, будоражит кровь?
-Сердце говорит моё слово есмь любовь!
Задрожали камни, затряслась земля,
Зашумели ветры, я смотрел, моля
Бога и удачу, чтобы этот час
Оказался правдой, явью без прикрас.
И разверзлись двери в царство дивных снов,
И, казалось, пенье лилось с облаков
В миг, когда увидел тайну человек:
Девственно-прекрасный неизвестный брег.

Зверям поклонился, я шагнул под сень
Древ могучих, статных и коснулась тень
Век моих уставших. Был глубок мой вздох,
Ароматы плыли в воздухе цветов.
Пахло хвойной миртой, свежестью герани
И фиалкой дикой, и левкоем ранним.
Я, завороженный, взор не мог отвесть
От величья вида и красот всех здесь.
За моей спиною вновь сомкнулась дверь
И великих странствий затухал уж день.
Конь мой мирно фыркал и махал хвостом,
Грива не завИтая с головой в поклон
Кланялась. Хотел он пощипать травы,
И напиться вдоволь после дня жары.
Тут в траве бежали чистые ключи,
Влагою журчали узкие ручьи.
Тут кусты невиданных мне росли цветов-
Краски разноцветные самых дивных снов.
Уж последней птицы разливалась песнь
Ночь мир накрывала точно зАнавесь.
Было так спокойно, упоённо мне
Здесь решил остаться и стелить ночлег,
А с восходом солнца двинуться искать
Ту, за кой явился - деву увидать.
Разложил я вещи, расседлал коня,
Только не посмел я развести огня.
Звезды загорались и синела ширь
И я слышал звуки, будто струны лир.
Мурава стелилась мягче всех пухов,
Я в миры Морфея улетел с лугов:
Только лишь улегся на цветной ковёр-
Словно яду выпил и заснул, как мёртв.

Я очнулся рано, солнца не видать,
Вдалеке серело, только вот светать
Начинало небо, хоть не скор рассвет
И туман стелился, чуть скрывая твердь.
Я ленивой дремой был еще объят,
Смушкою укрылся и смотрел на ряд
Затухавших искр млечного пути,
Предавался грезам, счастью впереди.
Зазияла рана острого меча-
Горизонт кровавый-расцвела заря.
Тициан, на ощупь, двигался лучом,
Позолотой щедрой сыпал как ковшом.
И в огне бесстрашно каждый куст пылал,
Буйством зачаровывал солнца ритуал.
И с восходом ранним дух мой вновь воспрял,
Я откинул пестрый ворох одеял.
Я умылся свежей чистою водой,
Прогоняя дрему, что владела мной.
Утолил я жажду моего коня,
Влаги ключевой вслед испил и я.
Вновь идти готовый, я на жеребца
Водрузил поклажу, вывел под уздца
Из под сени дуба. Тронулись мы в путь,
Хоть и после странствий дивно отдохнуть.
Через час я понял, как бескраен сад,
Как красот в нем много, думою объят,
Я искал глазами, может где мелькнет
Девушка прекрасная али лань пройдет.

Меж дерев бродил я, рощи проходил.
День катился к полдню, медный круг всходил
Посреди бескрайних пухлых облаков
Он навис любовно, грел теплей костров.
Здесь лозою вился крупный виноград,
Апельсины спели и малины ряд,
Кротко земляника пряталась в траве,
Шелестели листья и вишневый цвет.
Много или мало времени прошло,
Но меня мечтою всё вперед вело.
В гущу увлекало, в чащи из лиан
Вдалеке завидел будто бы фонтан.
Так и есть - там каменный он один стоял,
Мхами был покрытый, древностью пленял,
Тайной сказкой веял, будто вечным днем,
В рвану шаль укутался - был обвит плющом.
Чуть поодаль встали статуи колонн,
Дымчато-белесые арки. Окрылен-
Сердце встрепенулось птицею в груди-
Стало сразу легче дальше мне идти.
Я прошел под своды мраморных столбов,
Легкая вспорхнула стайка мотыльков.
И по обе стороны выросла стена
Из деревьев каменных. Лестница одна,
Что не больше трех ступень, рядом пролегла.
Были ей известны прошлые века.
А на возвышении, был мощеный плац
Там стоял открытый сводчатый палац.
А под круглым куполом словно был алтарь,
Солнца сноп струился, яркий как янтарь.
Были там подушки и различные ковры,
Покрывала пестрые да фруктовые дары.
В царстве вечно-летнем милый был уют.
От того так прост этот был приют,
Что не нужно боле здесь духу ничего,
Малым он доволен, полон без всего.
Но пуста обитель тихая была.
Где сейчас искать Ее, где Она могла
Быть, куда направиться и когда придет?
И я говорю себе: время нас не ждет.(убъет)
 
Долгим ожиданием был я утомлен,
Думал, что ошибся, не туда забрел.
Может в самом деле это не Ее был кров?
Может это здешнее святилище богов?
Конь мой вольно хаживал, цокал стук копыт,
Птиц волшебным пеньем воздух был налит.
Я сидел на плитах, вечер находил,
Голову на думку я свою клонил,
В сон уж погружался, в омуты озер,
Как чудесным тихим гласом был пленен.
Он сплетался, мягкий, вместе с трелью птах.
Тут волненья возглас застыл в моих устах.
Соскочил я с места, кинулся бежать,
Но как можно тише, чтоб не испугать,
Не встревожить шумом Ту, что там, в тени,
И чтоб не рассеялся этот странный миг-
Миг волненья сердца, глухо что в груди
Билось с замираньем. Встречей впереди
Был я так взволновал, чуть не страхом взят,
Существо мое голос отравлял как яд.
В сумраке за ивой показалась тень,
С легкостью медлительной обогнула пень.
Я же притаился за широким вязом,
Замер точно статуя, точно я был связан.
Вот под свет лучей вышел силуэт
И сирени белой он держал букет,
Рядом семенила тоненькая лань,
По траве стелилась шелковая ткань.
И в свою обитель дева мягко шла,
Точно лебедь белый по воде плыла.
И Ее встречали всюду птиц айоды,
И дерев шумели лиственные своды.
Было здесь величие в этой простоте,
Безыскусность кроткая, юность в красоте
Сил не угасающих, что пленяли глаз
И невинность дикая, что не знала ласк.

Я не знал что делать, как мне поступить
И каким мне словом с ней заговорить.
Я бескровным призраком, духом шел за ней,
Трепет и смятение были все сильней.
А она спокойная двигалась вперед.
Мне хотелось знать, что Ее ведет
И какою мыслью занята она,
Среди древ гуляя и всегда одна.
Мы вернулись вновь к пристанищу колонн,
А в моей груди рождался муки стон-
Я не заприметил моего коня,
Видимо забрел в рощу без меня.
Вдруг раздался громко, за моей спиной,
Храп и ржанье резвое и скакун гнедой
Мордою уткнулся в самое плечо
И своим дыханием обдал горячо.
Дева обернулась на столь странный звук
И букет сирени пал из её рук.
Бледностью смятения залилось лицо,
Взором вопрошала: верно ли что сон?
В неком замешательстве, чуть смелее став
Вышел я с конем гнедым, чуть поодаль встал,
Деве поклонился и просил простить
За свою бестактность, смел что проявить.
А она молчала и смотрела всё.
И сие неверие понял я её:
Сколько в этом месте ей пришлось пробыть?
Сколько коротать ночей, сколько дней прожить?
Может так случилось, что и никогда
Не ступала путника заблудшая нога
И не заносило никого в сей сад
И откуда знать, что человек ей брат?

Встал я на колено и заговорил,
Объяснял, что очень образ сердцу мил,
Что всю жизнь искал я лишь ее одну
И что без нее - мне идти ко дну.
Прижимал я руки к сердцу моему,
Говорил горячно то, что никому
Я не дам в обиду никогда её
И что жизнь моя, пуста без неё.
Говорил, дары что я принес для ней,
Пусть она их примет, станет мне светлей.
Говорил, что, если я не нравлюсь ей,
То пусть прямо скажет, я уйду скорей.
Только не томит пусть ожиданьем долгим,
От сомненья душу рвут на части волки.
Но туманен взор был её милых глаз,
И я думал, верно, ждет меня отказ.
И с молчаньем тем же двинулась она,
Развернулась плавно и пошла, стройна,
К алтарю святому и зажгла свечу.
И, с колен поднявшись, я шагнул навстречу
Ей. Уж день кончался, догорал закат.
Лишь в её ладонях, меньший во сто крат,
Огонек теплился. Мы сошлись вдвоем
И отныне путь мой нашим стал путем.
Голову склонивши и потупив взор,
Поднесла свечу мне - нем наш договор.
Сжал ее я руки, заглянул в глаза-
Бархатные черные ночи небеса.
И пообещал я - впредь ее хранить
Как зеницу ока, ею дорожить
И что не узнает горечи она,
Что ее не брошу, как бы ни трудна
Жизнь была бы наша. Но конечно век
Я сказал, надеюсь, проживем без бед.
И наверно тихий ангел пролетел
В этот миг над нами. Взор мой помутнел
И не веря счастью, я шептал ей всё,
Говорил, как сильно я люблю её.
И в каком-то странном забытье прошла
Эта ночь слепая. Тихая струна
Лишь играла ветра, он баюкал нас
И желал я вечным стал чтоб этот час.

Юной дни, прекрасной, пламенной, зари
И костра, пылал что от моей любви.
О, обетованная ты моя Земля
И благословенные райские поля!
Вы прекрасны будете в памяти моей,
Сколько б вод не утекло тех, минувших, дней.
Я, заветный плод вкусил, знанье приобрёл,
Но, по глупости своей, лишь в могилу свёл
Те мечты желанные, мне что явью став,
Лишь мольбой являются на людских устах.
Сердце, ты - предатель, ты - изменник мне!
И с тобой сгораю в адском полыме.
Можно ли осмелится вновь просить судьбу?
И услышит кто-нибудь вздорную мольбу?
Радость моя светлая, молчаливый друг,
Виноват я, грешный! Уготован сук
Мне осины горькой дерзость за мою,
Песню искупления я тебе пою.
Не прощай мне вольности, той что допустил,
Я твоим доверием злоупотребил.
Вот терзаюсь муками: поздно ль суд вершить?
И сейчас мне нужно важное решить-
Что мне дальше делать: биться иль страдать?
А пока, я дальше буду сказ слагать.

Помнишь утром ранним, как проснулись мы?
Много дней и месяцев уж обручены.
Сколько тех рассветов, что начало дня
Возвещали сонным нам. Каждая заря
Там костром горела и смотрел как я
Нежным окрыленным взглядом на тебя.
Вспомни это утро, памятно оно:
Я тогда посеял вздорное зерно.
Дикий вольнодумец, я решил сломать,
Мысля, что во благо, вечную печать.
Я хотел разрушить, то что нам дано
И во благо верил. В то, что суждено
Этому случиться, раз открыт был путь,
Коли на спокойствие смог я присягнуть
И тебя увидеть, и с тобою быть,
Раз ты разрешила мне тебя любить.
И в одно из сказочных пробуждений солнц,
Смуту поселил в душе один странный сон.
В нем меня манили дальних стран брега
Новые скитания. Главное, что там
Рядом ты со мной была и милей в сто крат
Все мне становилось, каждый был мне брат.
Новою мечтою был я опьянен,
И тоска прокралась в сердце мне. Вдвоем
Видел как сбежим мы из под сени древ,
Думал, не настигнет Божьей кары гнев.
Я светился счастьем утро напролет,
Думал и решал: как здесь быть, что ждет
Нас за этим царством, что произойдет,
Если переступим свод резных ворот. 
Тихо, неприметно на моей груди
Змий пригрелся хитрый. И шептал один
Голос сладкий, чудный в самом мне мозгу,
Лишь глаза смежаю, снова я в бреду.
И подумав, верно, коли я хочу,
То навстречу свету вновь я полечу.
Мой скакун игривый нас умчит вдвоем
И по свету белому вместе мы пойдем.

Мы с тобой гуляли посреди мимоз:
Желтые пушинки, как пчелиный воск.
И барашек стаи мирно так паслись
Там, где голубела радостная высь.
Рядом семенила маленькая лань,
Вдалеке белела небосвода грань.
Горячо дышала матушка-земля
Ветерок резвился, бегал по полям.
Я не мог нарадоваться на свою судьбу,
Пока дремлет тайна - мир еще без бурь.
Вечно молчаливая, ты меня вела,
Показать хотела, место где цвела,
(Но цветет ль поныне?), роза красоты
Пред которой прочие только сор цветы.
И твоя рука в моей дивно холодна,
Даже в самый жаркий день, словно ты мертва.
А за рощей старый был, каменный, мосток,
И под ним текла река, будто бы росток
Через гальку и гранит путь себе сложив
Вырвался, единственный, чудо - как он жив.
А за тем мостом лежала желтая тропа
И от солнечного гая не осталось и следа.
Нас повсюду окружал белоснежный флокс,
Каждый день мне открывался новый уголок
Мира твоего, бескраен что, словно небеса.
Как он пленительно красив, мне трудно описать.

И не долго шли мы посреди ковра
Из цветов душистых. Ткани полотна
Развивались красным сочным апельсином
Трепетали точно, крылья исполинов.
К ним свой путь держали. Маленький шатер
Взор к себе приковывал. Был он не хитер:
Простенько строение - лишь резной каркас,
Балахон накинут - в общем без прикрас.
Подошли к пологу. Руки отняла
И покров Изиды чуть приподняла,
Пальцем поманила, указав перстом
Мне на то, что прячется ярким под холстом.
Заглянул с улыбкой я под сей навес
И узрел невиданное чудо из чудес:
Дико-одинокая роза там была
И под колпаком хрустальным мирно так спала.
И сверкали звездами хрупко лепестки,
Словно солнца луч играл водами реки.
И слова забыл я - всю людскую речь,
И язык отнялся мой, будто острый меч
Мне отсек его. И я всё смотрел на диво.
Не могу я передать, чувство, что она дарила.
Там и трепет, и восторг, удивленье, нежность,
Страх отчасти, но и в то ж время безмятежность.
И глядел я на неё, и душа парила,
Улетала в небеса, ввысь, под сень эфира.
Я с трудом отвел глаза и взглянул на деву,
А она уж отошла и неслышно пела,
И срывала те цветы, что росли здесь всюду,
И плела венок из них - снега цвета чудо.
Оглянулась на меня, пристально взглянула
И от сердца моего словно отольнула
кровь. Я улыбнулся и в волненьи оробел:
Не буду впредь я вспоминать о том, что тут узрел!
Я испугался здесь закостенеть и вечным стать,
Что безмятежная на сердце упадет печать,
Стремления, мечты из жизни пропадут
И буду я спокоен, молчалив, как спящий дуб.
Я отшатнулся, окровавленный закрыл полог,
Очами я небес окинул потолок,
К тебе навстречу поспешил,
А про себя уж всё решил.

Ты не спросила ни о чем,
Не показав ни взором, ни плечом
Возможный интерес. Как будто нужно было так
Или будто б знала каждый шаг,
Волненье каждое людской души
Без слов, порой в которых слишком много лжи.
И молча к роще мы пошли тогда,
Лучистая нас грела синева.
Спокойствия так много было тут,
Где в вечность безмятежно нимбусы плывут.
К фруктовой роще я нас вёл,
А в сердце брызжил, клокотал котёл:
И горькая отрава с счастьем пополам
Съедала душу мне и застилала взор глазам.
И по дороге я решил сказать тебе о том,
Что остро жалило меня, нутро что ранило копьем.
Недолго поразмыслив начал я,
Вещать о том, впоследствии погубит что меня.
Я помню, как взял за руку тебя,
Остановил, сказал: пойдем чуть погодя,
С тобой мне нужно объясниться.
Я помню, жалобно запела птица
В тот миг. Ты как всегда смотрела сквозь меня.
Я видел дали, видел, как цветут поля
В твоих глазах. И в них увидел полоснувшую зарницу,
Что искоркой промчалась и десницей
Ты прядь откинула, надела мне венок
И мне казалось сизым стал белеющий цветок.
И я хотел не думая сбежать,
Быстрей разрушить волшебства печать.
Мне стало страшно быть в молчании вдвоём,
Хоть без тебя жизнь и влачилась бренным бытиём.

И молвил речь тогда такую я,
Сказал: о Дева! вечно зелены цветущие поля,
Прекрасны виды здешние и воздух так чудесен, сладок
И щебетанье птиц для слуха и души услада,
Но вся эта краса тревогой веет. Смутно
Тоска крадется алчным зверем. Беспробудным
Боюсь с тобой забыться сновиденьем я.
И больше не увидеть ни моря,
Ни дальних стран манящие брега,
Ни лары, хоть ни мать, ни старика
Не навещал, не вспоминал я долго.
Послушай, говорил я, Дева, много ль толку,
Когда с тобой и днем, и ночью мы в тиши?
Что радость коли мы с тобою дышим
Тем воздухом, что опьяняет нас?
И вижу, сердцем знаю я, что смуты час
Здесь в райском царстве не пробьет
И время нас не пощадит, лишь тем, что не убьёт.
Скажи мне, Дева, ты могла б посметь
Со мной сбежать из клети золотой? Ответь,
В неведомые дали ты пустилась бы со мной
Иль лучше безмятежность для тебя, покой?
Я говорил: поверь, что никогда
Не пожелал бы я забыть тебя, сии брега,
Но только вот чем больше в отрешеньи нахожусь,
Тем паче на сердцЕ ложиться грусть.
Я уповал, что ты поймешь меня
И продолжал: увидим нового восход мы дня,
Поверь, есть много прочих чудных мест,
Которые с тобой увидим мы. Тебе не надоест
И не приестся свет волшебного пути,
Что нас лишь ждет, что ожидает впереди!

И песнь, тревожную, допела птаха.
Окончив речь смотрел я на тебя. Ни страха,
Ни удивленья не было в твоем лице.
Нема. В молчания оковы, в цепь -
Ты как и прежде к ним пригвождена.
Вот только тень спустилася одна
На милый лик твой. Видно, верно,
Ты дерзкой думою моей поражена. Как смертный
Себе позволил кощунственные речи разводить
И святотатство предложил с ним вровень разделить?
О горе! тому, кто высшим пренебречь решил наказом,
Тому, кто рай нашел, которому указан
Был путь к нему, кто без преград
Смог перейти чрез своды врат;
Тому, неуважение кто смел явить,
Украсть, увесть решил кто иль пленить
Сокровища, что не подвластны никому на свете,
Судим тот будет, больше не засветят
Ни в жизнь ему животворящие лучи
И будь мертв он или мукою влачим,
Такою горькой, что и никогда
Не скрыться ввек ему от тяжкого стыда.
Всё это, показалось, прочёл в её глазах,
Но краток был сомненья миг и быстро страх
Меня минул. И вновь вопрос свой повторил:
Пойдешь ли ты со мной? И взором я молил
Её: Ответь согласьем мне,
Тогда любой мой дальний путь в сто крат станет ценней.
Печально голову склонив, окинула она
Весь мир что разливался здесь, смарагдовы луга,
Все чащи, рощи, малу лань, что рядом с ней ютилась
И грустным взором вскорь на мне она остановилась.

И молчалив её укор, и грозен её взор,
Но вот, вздохнув, не вынесла она и смертный приговор
Померк, потух в её очах, в душе её утих.
И ищет взором уж она не помощи ль у острых пихт?
И гложут видимо её боязнь и трепет пред
Тем неизвестным, что несет ей за оградой свет.
Не заставляй меня идти с тобой - читаю я в глазах.
Опасностью отравлены ей просьбы на моих устах.
Глупец, упрямец, что просил пойти её со мной,
Тяжел мой путь и трудно вновь мне обрести покой.
Ты, путник, прежде, чем свершать желания свои,
Подумай крепко головой не раз, а после уж твори!
И видя, в тяжком что сомнении она,
Я преклонил колено перед ней, сказал: Вольна
Как птица ты была всегда, и я тебя не упрекну
Ни в чем и никогда, коль выберешь ты вечную весну
И если предпочтешь её и всё здесь мне.
Но знай, что без тебя не мил мне будет целый свет,
И хоть душа моя так сильно просит странствий,
Кто знает, может быть умру я в пьянстве,
Ведь не смогу я больше впредь увидеться с тобой,
Как стражи врат не пустят меня в этот мир иной:
Второго раза ведь для счастья дано!
Но страшно быть мне там, где всё одно.
Я не привык ничем не заниматься,
Гулять, бродить, без цели видимой шататься -
То сущность бытия есть для царей,
Мыслителей, придворных прочих для людей.
Не так я был воспитан этим миром,
Но ты, я вижу, роза ты, ты - диво,
И этот сад весь специально для тебя:
Лучи, что солнца, греют здесь любя,
И эта тишь лесная; Только пенье птах,
Где может раздаваться на ветвях.
Тебя страстей не тронет пламени огонь,
Ничто не взбудоражит дух здесь твой
И бешено твоя святая не метнется кровь,
И молнии в твоих глазах не вспыхнут вновь.
Коснется лишь спокойствия ладонь зениц,
И ты заснешь под гулом небылиц,
И сказок, и преданий древней старины.
Но мне ответь: что всё же выбираешь ты?

И так тосклив и жалобен её был взгляд,
Как будто гекатомбе предают невиннейших козлят.
И я сказал тогда ей: что ж пойдём,
Но знай, что завтрашним я в путь отправлюсь днём.
Недолго сей держались мы дороги
И вскоре впереди заметил я пороги
Фруктовых рощ, где тут и там
Несметное количество даров по сторонам:
Тут в вечной зелени несчетно было груш и апельсинов
И персиков; и абрикос деревья словно исполины;
А рядом вишни, тоненькие, словно колосок, росли;
Клонились ветви здесь под тяжестью блестящих слив.
А чуть поодаль начинался яблоневый ряд
И красным заревом плодов был буйный он объят.
Тебя оставил я тогда, а сам пошел срывать
То, что с собой мог унести, рукою что достать.
Набрал я полную суму искрящихся даров
И вдалеке заметил вдруг узор златых цветков
На дереве златом и с кроной из златых листов.
Блестело как огнем оно - свеча в руках ростков.
И мною ужас овладел. Слепил глаза мне свет,
Но я отпрял и взор отвел. И никогда и нет
Не прикоснулся бы я к ним и золота не взял.
Я проклятым считал его, и судный меч бы пал
На голову мою, посмей богатства я унесть,
Пятно бы черное легло тогда на мою честь.
Как я собрался уходить, окликнул деву и
Обратно повернул тогда, её чтобы найти.
И выглянула вот она, и вышла из тени,
И персик пунцевел в руках, и взор горел: веди.
И взял я за руку её и вместе мы пошли
Последний раз дорогой этой, оставив счастье позади.

И дева вечер весь печальна так была,
Грустна и холодна как никогда.
Ну что ж, и я тогда не церемонился ведь с ней,
Чуть солнце скрылось, спать я лег, и краток был тот день. 
Едва светило занялось, проснулся я. Стремглав
Поднялся, напоил коня и чувство, что не прав
Сильнее ощутил тогда, но злой гордыни грех
Меня объял и не хотел смутиться я, услышав звонкий смех.
И много дел, отвратных, свершается вот так,
Когда боится кто-то показать, что в чем то он не прав,
И туже лезет уж в петлю, затягивая нить,
И сам ведь знает, что себя он может придушить.
И вот поклажу уж собрав, и водрузив суму,
Я понял: сам иду вперед, но сердце то ко дну.
Не знал я выпустят ль меня, но нужно было так:
Стремиться вдаль и у звезды искать счастливый знак.
Я думал, вышла проводить, в последний путь меня,
Но ничего не взяв с собой, ты села на коня.
Теперь я понял, как трудна была та ноша для тебя,
Когда решила ты покинуть сад со мной. И уроня
Сидела, помню, руки ты, и взор стеклянный твой
Отнюдь не навевал ни безмятежность, ни покой.
И молчалив еще был лес и слышал я в тиши,
Как слезы капают твои, не здесь - в твоей душе.
Моя же, грешная, тогда победно ликовала
И словно зарево она огнищем расцветала.
И так с тобой мы вместе шли: я пеший, ты же сидя на коне,
Пока ограда врат резных впереди не сделалась черней.
И мысль нахальная одна меня вдруг посетила,
Я поразмыслил и решил, что не отпустят диво,
Что стражи врат на то и есть, чтоб охранять,
Стеречь, заботливо её оберегать и, видимо, не выпускать.

Тогда родился в голове моей не дюже хитрый план:
Я подсажу её, она через ограду перелезет. А сам
Я тихо, верно, что никто не заподозрит, без преград
Спокойно выведу коня из сени белых врат.
Направил скакуна тогда к сереющей ограде я
И как мы близко подошли, остановил. И на меня
Ты странно, с удивлением взглянула;
Я рассказал тебе свой план тогда; и удрученно ты вздохнула,
Но возражать не стала. Вскоре один я был уж у ворот,
Уж за моей спиной сомкнулся леса свод,
Который как во сне остался позади,
Я чувствовал: вот-вот свобода разольется впереди.
И буду снова волен я как ветер, а со мной
Всегда ты вечно будешь, друг мой дорогой.
Я постучал в резную дверь опять,
Подумал, что ж, в сей раз придется, верно, лгать,
Чтоб отпустили, дверь открыли снова мне,
Второй то раз пройти уже трудней.
И вновь очнулись каменные звери,
И жутким хором вновь они запели:
Кто смеет нас тревожить в ранний час?
Что путник здесь, у врат, забыл? О чем просить собрался нас?
Мы сами догадались, верно ль, скажешь ты,
Что опостылели тебе несметные дары?
Я с грустью отвечал тогда им, что
Всё верно говорят они и что одно
И тоже благо, как бы драгоценно не было оно,
Надоедает с каждым днем, становится скучнО.
Я говорил: душа моя скитаний просит новых,
Спасибо вам за то, что были так вы дОбры
И что впустили вы в чудесный сад меня,
Но больше в нем я вынести и не смогу ни дня.
Так сжальтесь над бедовым надо мной,
Откройте дверь и воли дайте. Здешний ваш покой
Мне горше яда, горше всех утрат,
Я благодарен вам, но впредь я не польщусь на своды этих врат.

И видя видно девы что со мною нет,
Меня не стали там держать они, открылась дверь, и свет
Восхода нового взыграл и, яркий, ослепил,
И улыбнулся я тогда, и вышел. Голову склонил
Пред статуями, словами добрыми их одарил
И крепко, с радостью, я их благодарил.
Потом отправился туда, где ждать должна меня
Мой друг любимый, лада дивная моя.
И вскоре вместе мы пошли, она вновь на коне.
Я чувствовал, удача, что со мной была как-будто дивном сне.
Я обещал ей показать те страны, что впереди лежат,
Все те, не видела она которых из-за стены оград.
И я и думать не хотел, что неизбежных бед,
Хлопот и неудач доставить может шутливый наш побег.
Я видел словно новый мир, что должен вновь открыть.
О всём плохого что есть в нем я предпочел забыть:
Ни смерть, ни голод, ни болезнь, нет, не ютились в нем
Там все мечты сбывались и каждый день за днём
Счастливым был, прекрасным слыл, наполненным надежд,
И было так пока не перешли последний мы рубеж.
А начинался он тогда, когда мы в первый раз
Завидели дома людей. И жизнь вся без прикрас
Опять напомня о себе, сказала мне: ну что ж,
Теперь уж береги Её иль будешь ты хорош.
Теперь не ветер тебе враг и не гроза, не буря,
Но человек и нрав его ой может быть как дурен.
Ведь, сам ты знаешь, что порой бывает он так алчен,
Не каждый жаждет пусть богатств, но только может ярче,
Сильней преследовать он цель упрямую свою.
И не тому ли знать, увел который прекрасну деву из раю?
Такие мысли, шли с тобой пока, роились в голове моей.
Селенье ж ближе становилось и рисовалось всё полней.