Пей, гуляй, Россия!

Пролог

Кто мне рад в осенней стуже
в безобразной тишине?
Еду я опять по лужам
на весёлом скакуне.

И мелькают сосны, ели,
сторонится злой народ.
Заметают нас метели,
но мы движемся вперёд –

к незаветной всё же цели
и любуемся красой,
получили что хотели.
Жизнь пошла не полосой,

а потоком оправданий –
ординарность на посту. –
Вынырнула из преданий,
возмутила пустоту.

Ставят памятники "грозным"
и подобным по стране.
И свистят над нами розги,
и живём как на войне.

1.
Спит страна

Светлым облаком печали
нас встречает тишина,
что, наверно, означает –
спит в безмолвии страна.

Не встаёт на бой кровавый
там, где истина весны.
Вновь стоит Поэт неправый
посреди глухой войны.

Появляются вопросы,
(вороньё кружит опять),
рвутся взрывов перепонки,
ничего уж не понять.

И Земля, что пахла мёдом,
гарью пахнет грохот дней.
Неизвестность антиподом
стонет прихотью моей.

На краю жестокой сцены
перед зрителем стою
со времён я Авицены
помню молодость свою.

Помню детство безнадёги
и все запахи войны,
перерытые дороги
и разрушены мосты.

Тишина одно мгновенье –
снова гулкая стрельба.
Злобы с кровью откровенье
смотрит на меня – раба

собственной тоски на поле,
где кровавый след войны.
Я иду в толпе по доле
независимой вины

перед ветреным сомненьем,
где метелей кутерьма
завывает невезеньем,
наступает в Душах тьма.

Затуманено пространство,
израсходован запас.
Возвращается тиранство,
угнетает снова нас,

кто полёг в боях жестоких
в карусели злой войны.
На собраниях высоких
не нужны в Победе мы.

Маршируют вновь поротно
под застенчивости марш.
С речью выступает тронной
новоявленный палач.

Он присвоил ожерелье
всех медалей, орденов.
Соловьём поющий трели
завершает стон веков.

2.
Отбываю

Я свободен без свободы
и без выбора друзей
с вероятностью на годы
фотографию в музей

поместили в новом стиле.
Я – смотрюсь на фото лет –
там курсант в недюжей силе –
никаких препятствий нет.

Иммельманы, петли, бочки
и без вдоха – боевой
разворот в рожденье строчки
под аккорд гитарный вой.

Абонентом обозвали,
извините, я не злюсь
в танцевальном старом зале
в пляску бросилась вся Русь.

Снегопады, снегопады
и метелица с пургой
развевают ночи фалды,
и скрежещут под ногой.

То ли боль у них зубная,
то ли рёбрышки скрипят,
забубенила степная
платье с вывертом до пят.

Крутит, вертит подвывая
ветер в двинутой трубе.
Жизнь закрытая, крутая.
Я, как будто на "губе"*

отбываю наказанье.
Чертыхаюсь, видно, зря.
Зарождалось тут признанье,
были живы все друзья.

Поднимали самолёты
мы над Полюсом Земли.
были молоды пилоты.
Два мотора, я на Ли

командир в Полярном небе.
(в "Записной" живут стихи).
Всё отмечено на стебле,
все записаны грехи

и грешки времён недавних –
безвоздушных ям тоски
лет безвестьем чистым славных
у заснеженной реки.

Берег южный подо льдами,
море Лаптевых штормит.
Теми я горжусь годами.
Память словно бы магнит

прилипает к той эпохе,
что уже за далью лет.
Появляются вновь строки...
...и конца, и края нет.

По аллее листопадом
зашуршали небеса.
Мы тоске осенней рады –
вот такие чудеса

приключаются на Свете –
проза и стихи кружат.
Мы за тишину в ответе,
но мгновения спешат.

Записать успей в блокноте
поэтической строкой.
Не кончается пусть квота,
не уходит на покой

золотым закатом солнца
с восходящею луной.
Приоткрой Души оконце,
чтоб запахло вновь весной.

3.
Ветер в морду

Разогреем всех с Арбата
"за!" поют на голоса,
чтобы брат пошёл на брата? –
Рвите, падлы, волоса.

У меня на брата двести
каждому в обед налью.
Всё путём и всё по чести.
Вновь равняется нулю

на безрыбье уркаганы
пригодятся за стеной
мы давно не хулиганим.
Ветер в морду нам степной

гривы флагами трепещут.
"Привиредливых коней".
Грив давно своих не чешут,
не пасут давно свиней.

Но разводят снова свинство
в перерывах между драк.
Происходит всё не чисто
не свистит на горке рак.

Гондурасим на Арбате
с попугаем между строк
И на этом, видно, хватит,
преподай и ты урок

Брат осеннего рассвета
зимних вольностей пурги.
Много не бывает света,
так что, Брат мой, не грусти.

Разгуляется Россия
Встретит смехом Новый Год
петушится с новой силой
вне державности народ.

4.
Он почище

Красный клюнет петушище
обезьяну в Новый Год,
будет он её почище.
Приготовился, народ?!

Обращаюсь к вам с призывом:
– Пейте, ешьте оливье.
Не ходите по низинам,
будьте все на высоте.

Чтоб стихов полёт был выше
сутолоки, день не сух.
Пусть горланит он на крыше –
рыжий в крапинку петух. –

Зазывает нас на праздник,
что к нам с Запада пришёл.
Патриот был Дед проказник –
выпускник вечерних школ.

Пей, Россия, ешь салаты,
ни о ком ты не грусти.
Кто в грехах – не виноваты,
их на волю отпусти.

Под домашним пусть арестом
поиграют в поддавки.
От Москвы мы шли до Бреста,
где вновь смазали курки.

До Берлина дотянулись
и вернули полстраны.
Мы под пулями не гнулись,
прямо стоя полегли.

И вернулись в дом победой
к нашим вдовам, матерям,
где настали вновь комбеды** –
стыд на всю Европу, срам.

Оккупировали страны –
в коммунизм загнали их.
Всё залечивают раны
танковых атак глухих.

Развалился в одночасье
бестолковый в грусть Союз,
улетучилось вмиг счастье,
хоть и сброшен тяжкий груз.

Ожидания померкли
всё вернулось фарсом дней.
И опять живём по меркам
в безобразности вождей.

5.
За второй идёт не третья

Зимогор зазимогорил –
сделал книжку лишь на кол.
Сам себя он объегорил
и в тупик страницы свёл –

за второй идёт не третья,
а седьмая. В перескок –
книгу "Времени" откройте –
и уйдёт оно в песок.

Перепутаны событья
и просмотрено зерно.
Догадаться по наитью,
пересказано кино –

"Тихий Дон" волной играет,
где шукшинский говорок.
Для чего он лист марает,
ну, какой, простите, прок? –

Публицистика сплошная.
От романа – длиннота.
"Целина" цветёт степная,
а в итоге – пустота.

Не запомнил я героя.
Мешанина... Где сюжет?
Никакого нету строя.
Говорили: “Суперджет!"

В каждом номере "Вечорка"
помещает рожу фикс.
Стала пошлой "Зимогорка".
На портрете словно сфинкс –

толстомордый без движенья –
тунеядец двух страниц.
Начинается броженье
с лицезренья этих лиц.

Хватанули с места в пропасть.
Не газета, а отчёт
о проделанной "работе".
И какая подлость ждёт?! –

ЖКХ – повысят, ясно,
на автобусах проезд.
Говорить им – труд напрасный,
дорожает ток и свет.

И вода вновь подскочила,
на немного – в 300 раз.
Вот такая, друг, кручина,
но не полон сей рассказ.

Я дополню, нет сомнений,
что-то сервер замолчал.
Не берёт стихотворений.
Ох! нарвётся на скандал.

6.
Нежный веник

Мне бы написать про баню,
я сегодня истопил.
Залечил из детства раны
под тяжёлый скрип стропил.

Пар сухой и нежный веник
похлестал меня повдоль.
Приоделся после в тельник,
жаль, забыл опять пароль.

Да и ладно, отдыхаю,
интерес совсем другой.
За звездою наблюдаю,
как идёт она дугой

по орбите состоянья
в небосклоне тишины.
Колоссальное влиянье
на истеблишмент страны.

Снова задеваю струны,
получается фокстрот.
Новоявленные гунны
запрещают допинг-спорт.

Он, простите, на потоке –
деньги хочется иметь.
Вот такие экивоки
и оранжевая медь.

Испохабили "Вечорку"
зимогористая знать,
есть хотят они икорку.
Расправляя с ходу стать

забывают деньги наши
власть присвоила опять.
Мы на вас как карлы пашем,
Зимогор, пора понять!

Отлучён от прессы снова,
Звягинцев "ВБ" помог.
Вновь меня лишили слова,
не пускают на порог.

7.
Робит

Вот, попал, дружок, не в яму,
робит в качестве раба.
И вина вновь на Обаму
грузом совести легла.

Мачо на Россию дикий –
хвалят прихвостни одни.
Несуразный и двуликий,
доживает подлый дни.

А его супруга рядом
задом крутит и не зря.
Успокаивает градом
нас суровая заря

бестолковщины и братства
в несуразности братков,
кто на "озере" скитался,
вот пробрался и в завком.

Пусть другие мерседесят,
поработаю метлой.
Не какой-то там с Одессы.
С Петроградской стороной

в подворотне жил удачно
счастье он нашёл в Москве
всероссийский злобный мачо.
Молвят утонул в Неве.

Отравить не отравили,
потчевал князей икрой.
Пики гады завострили
и исчез в воде герой.

Скреп исчез – Россия пала
на колени вся страна
ползает теперь как падла
перед мачо вновь она.

Нет конца и края этой
вакханалии братков.
Нет печальнее расцвета
беспардонности воров.

Греют руки, мачо сдрейфил,
победили палачи.
Все отмычки есть от сейфов
и законные ключи.

8.
В том закон

Верить, безусловно, надо,
но с открытою Душой –
и получите в награду
стих хотя бы небольшой.

Не стесняясь в выраженьях,
критикуйте всё подряд,
что "Полёт в самосожженье"
состоятельности град

выпал снова на капусту
и побил в стручках горох,
а в карманах дюже пусто,
как и в голове – дык, – лох

я на Этом Белом Свете
в опечаленной стране,
где стихи живут в Поэте
выдают все строки мне

Я делюсь с народом нашим,
что гуляет, водку пьёт.
С Музой мы возводим башню –
за руку она ведёт

на вершину вольнодумства,
невзирая на погон.
Мысли на добро не жмутся,
в том Поэзии закон.

9.
С ерундой

Красный образ обезьяны
превратился в петуха.
У обоих есть изъяны,
знать о том нам – чешуя...

Тяжело и даже тяжко
в неизвестности святой.
Затеваются вновь тяжбы
за сиреневой чертой,

что наступит непременно –
распрощаемся с зимой
и с весенним откровеньем
запоёт ручей шальной –

и помчится с горки в речку.
Зашумит берёз листва.
Полоснут вновь по сердечку
нежностью весной слова.

Все забудутся печали,
пурги снежные, метель.
А мы, стоя на причале,
забываем канитель

и морозных дней причуды –
розы белые в окне.
Подобреют, может, люди
к неизвестному ко мне.

С ерундой пройдусь по улочке
и под ёлкой посижу.
Свечечку зажгу на чурочке,
в небо в счастье погляжу

Новый Год уже спускается
с парашютом всё лады.
За столом не всем икается,
завались на нём еды.

Дед Мороз уж приземляется
сбросил, отстегнув, мешок,
выправкою похваляется
с головой ушёл в снежок.

Мы хохочем – все счастливые
откопаем, Дед, сейчас,
деревенские учтивые
в профиль даже и в анфас.

Вытащили мы мешочника.
Новый Год пошёл гулять
с розовыми малый щёчками
и давай всех целовать.

10.
Прибыль и покой

Я ношу обутки с детства –
в них легко и в них тепло.
Чтоб не прекращалось петься –
зимнее возьму пальто...

Стану, словно бы саврасый,
приодетый стильно конь.
Вспомнит про меня Некрасов,
Виктор вспомнит Боковой.

И промчусь аллюром счастья
по стерне красивых дней,
убегая от напасти,
сохраню своих коней.

Пригодятся кони в песне
"привередливы" они –
происходит всё по чести
в Новогодние деньки.

Пьём дней девять мы досыта,
жрём от пуза день и ночь.
Так велел ещё Никита –
выпить был, пожрать не прочь.

Горбачёв сказал без водки
перестроимся в наклад.
И воскрес товарищ Боткин,
возмутился: "Это ж Ад!"

И вернулся к Николаю
чтоб "Сухой закон" забыть.
"Хоть Второй, но понимаю,
пьяный не годится быт.

не войти в просторы века!"
Водка – прибыль и покой
для чекиста-человека,
водит кто своей рукой.

Так что пей, Россия, в Новом
за столетием году.
Восхищайся хилым словом
и иди на поводу.

– Проклинай, вини Обаму –
экономика ж на дне,
вырыл он, конечно, яму! –
остаётся крикнуть мне.

Зажигай огни за рампой
и наяривай фокстрот.
Подружился вождь наш с Трампом?
Или всё наоборот?!

Непонятные Поэту –
два вопроса задал влёт.
Скоро мы узнаем это –
восхождение грядёт.

11.
Не спеши

Ничего, мой друг, подобного!
Ты, Витюша, не спеши.
Жду стиха я бесподобного
говорю, друг, от души.

Приоткрой небес отдушину,
и пиши для нас стихи.
Разучились бить баклуши мы,
став замаливать грехи.

Нагрешили-то изрядненько
под Землёй ты, я – над ней.
Ходим по Земле нарядными,
наш соперник – соловей.

Перепеть его обязаны
по отдельности вдвоём.
Мы Поэзией повязаны,
столь пылающим огнём

овеваемся беспечные
строки льются через край.
Принимай слова сердечные,
шлёт тебе их мой Алтай!

12.
Даже в тему

Пить шампанское с лимоном,
а на закусь – ананас,
чтобы гимн был с речью фоном
и не действовал на нас.

Год опять всё с той же рожей
начинается у нас.
Он на петуха похожий,
что предпримет в этот час –

нападёт, но только сзади
клюнет жареный пусть в зад.
Поезжай на юг ты в "Мазде"
Ну, в какой-нибудь там Чад.

А не хочешь добровольно,
скинут лучшие дружки,
коль отнимешь хлебосольство
и в оффшорах пирожки.

Тридцать пять агентов разом
провалились в США.
Наступила в глотках спазма,
в удовольствии Душа.

Люди гибнут от ментола –
лечат, думают, сердца.
Пусть играет радиола
гимн безумья без конца.

И опять пройдут парадом
ветераны той войны,
и вручат опять награды
той исчезнувшей страны

с лениным и джугашвили,
кто расстреливал народ.
Ну, а мы все – вшей кормили,
жив в нас потрясений плод.

Этот хрен сидит в кремле
уж четвёртый срок и к ряду.
Нет такого на Земле,
чтоб устраивать парады,

пропивая ум и честь,
спаивать людей ментолом.
Включена в эпоху месть,
разлагают снова словом –

льётся что и день, и ночь
из всех ящиков по суткам,
отравиться, как помочь,
вставят депутаты в шутки.

Запретят шутить они
всем другим в Державе.
Хорошо живут одни –
кто сто лет народом правят. –

Завели опять в тупик
под заветный гимн страданий.
Ну, откуда вождь возник
в первосотенной Державе?!

Нет ответа до сих пор,
уж пора б решить проблему.
Безнадёжный разговор
даже если он и в тему...

13.
Знал он брод

За нелепостью прозренье
настаёт в печали дней
и приходит озаренье
даже струями дождей

и играет тихий ветер
блюз осеннего тепла,
настаёт прохладный вечер,
расправляются крыла

и взлетает в небо счастья
вновь рождённая строка
от малейшего участья
вмиг проходит и тоска.

И печаль исчезнет разом,
засверкает снова жизнь
серебристо чистой фразой:
"Жить начнём без катаклизм!"

Пусть петух разбудит утро
и поднимет солнце ввысь.
На столбах потушит люстры
вырвется наружу мысль –

ляжет строчкою экранной
зазвенит красивым днём
и затянутся все раны
от страданий отдохнём.

и пройдёт похмелье в новом
измерении времён.
И со Старым Новым Годом
встретимся вновь у знамён

что полощутся в сознанье
выпить надо за тоску
в независимом признанье
прокричит стакан: "Ку-ку!"

Не осталось, ну, ни грамма
водки с коньяком. Пора
закруглять гуденье храма
в день без святости Поста.

14.
Важу

Я с печалью не дружу,
дружбу с честностью вожу,
важу в жмурках на гужу* –
всё понятно и ежу.

За минором помажорю,
вдарю клавишами в лоб
и глаза себе зашорю
не видать лица мне чтоб.

Сморщилось, ну, как морковка,
словно бы лимон сожрал.
Лопнула, гляди, подковка,
объявляется аврал.

Сделаю себе набойку,
и начищу морду сам.
И замру в бойцовской стойке,
по своим пройдусь стихам.

Сокращу наполовину
(расписался, вишь, опять)
По своей вновь морде двину,
повернуть, чтоб время вспять.

Пусть разгладится мой образ
на тарелке без воды,
где петух шипит как кобра
не до первой, но звезды.

За преградой ждёт преграда,
за стеной ещё стена,
где меня не ждёт награда,
вновь другому отдана.

Мне она не отдаётся,
умываюсь я росой...
И, как в песенке поётся:
"Из Сибири шёл босой

по студёным буеракам
посреди зимы в мороз".
Я – воспитанник бараков
словно мамонт в тундру вмёрз.

Откопает экскаватор. –
Удивится весь народ,
скажет: "Был баской новатор,
знал он к Душам чистым брод".

15.
Вам смешно

Нагулялись вдоволь или
вы не нагулялись, что ль?!
На исходе ваши силы.
Грошиков в кармане ноль!

Вам смешно, а мне – обидно –
промотал за праздник всё.
Перспектив во мне не видно
и смеётся всё село.

Что хвалился взлётом новым
на вершину торжества
со своим корявым словом
в беспределе хвастовства.

Мол, с Есениным в обнимку
по деревне днесь пройдусь. –
Будет видеть вам в новинку,
как Сибирь хранит вам Русь.

Да и с Пушкиным хвалился,
что по улице пройдёшь.
По домам в селе носился,
приглашал... Ну, ты хорош!

Обещал налить по стопке
разносольных коньяков.
Мол, Поэт я не из робких,
а задиристых стихов

не прочёл и половины.
Так, посетовал на власть –
никогда не гнули спины
все Поэты, ладно! – часть!

Остальные прославляли,
прославляют и теперь,
что находимся вновь в яме –
воспитали мы тетерь. –

В экономике не пашут,
отдыхают, водку пьют.
Красными флажками машут
и глазеют на салют.

Ёлки отсверкали днями,
отсияли по ночам
разноцветными огнями.
Били светом по очам.

Пролетели дни гулянья,
и настал похмелья день,
кончился год обезьянья.
Петушиная, слышь, звень

раздаётся повсеместно –
захлестнуло всю страну.
Стало по-кремлёвски тесно –
всем приклеили вину

за безжизненность пространства,
за военный неуспех,
с укреплением тиранства –
в каждом вздохе слышат грех.

Упекли за что Эльдара –
в одиночестве пикет –
поднял на ноги всю свару,
глянь, какой-то Дадин – шкет

будет нам вставлять в колёса
палки, ишь чего хотел?!
Получай сортира слёзы,
по зубам, чего вспотел?

Издевательств нет в тюряге,
отвечают на запрос.
Ну, подумаешь по харе
пару раз под купорос

врезал вохровец за центнер
кулаком пудовым в нос.
Отрицают факты в центре.
Труд у вохры на износ.

Тридцать два денька в дороге,
Дадин ехал без вестей.
Получается в итоге –
нет тюремщиков честней.

16.
Voi la

Я иду в туманной грусти,
растудытвою в качель.
Вновь печаль плывёт над Русью.
Разухабистый апрель

изумрудом красит степи
и ромашками поля.
Иногда снегами лепит,
разыгравшись, voi la!

Поворот в иные дали
через пни под интерес,
раздают вожди медали,
получают их за стресс

и приобретённый навык –
бить баклуши неспроста,
выходить порой из рамок
под раскатами хлыста.

В вероятности надменной
не участвовать весной.
Бег во времени степенный –
стиль исповедально мой.

Ну, чего глаза скосили? –
Непонятная борьба...
Пей и ешь вовсю, Россия,
разрушай сама себя!

17.
Без метёл

Я профан в амурной ниве,
но могу косить траву
под сибирским небом синим.
Мне б слетать, хотя б в Москву.

В жизни уж не до Парижу,
посмотреть бы на Арбат,
как его трудяги лижут
без метёл и без лопат.

И танцуя спеть "Рыбачку",
чтоб Державин подыграл.
Покатил с навозом тачку,
объявил в семье аврал.

Даже не был я в Ландоне,
не читал своих стихов
безответственной Мадонне
я до третьих петухов.

Помонтанить нету силы,
обойдутся и без нас.
Патриоты мы России,
вон висит "иконостас",

а на нём – звенят медали,
ордена, значки внахлёст.
Буржуинов мы видали,
но закончился наш Пост

с выпивоном и с котлетой
да под песни пошлых лет.
Видно наш народ с приветом
ничего святого нет.

Но играют превосходно,
строят из себя святош
да к тому же принародно
и притом повсюду сплошь.

Погуляли мы на славу,
на работу завтра всем,
все закончились забавы,
подниматься надо в семь.


Эпилог

Но поставлю тут я точку –
пусть под прессом полежат.
Ставлю я туза на бочку –
заработаю деньжат,

чтоб издать поэму эту
вне зависимости нот.
Важно видеть стих Поэту
не воображенья плод,

что приходит ниоткуда,
и уходит в никуда
без корней пустого блуда
там, где щерится звезда.

Улыбается Луна в окошке
и дорожки серебрит,
на Душе скребутся кошки,
что-то в ауре свербит.

Неужели так и будет,
всё останется, как есть?!
Будут пить запоем люди,
пропивая совесть, честь.

В феврале вновь погуляем,
и восьмого марта тож,
на девятое мы мая
будем пьяными все сплошь.

Мы надеемся Мессия
от нелепостей спасёт.
Пей, гуляй, страна – Россия,
революция грядёт!

Дружно ринемся в погромы,
в разрушение церквей.
И мосты сожжём, паромы
будут прошлого новей.

Обновим все космодромы,
вляпаемся по уши в дерьмо.
Перевыполним все нормы.
Власть захватит снова чмо!

Обливать начнут все разом,
восхвалять начнут вмиг чмо.
Не моргнут поганым глазом
и сварганят вновь кино

о счастливой жизни в луже
врюхавшись опять в неё.
Было плохо, станет хуже,
разливай, страна, вино

выпьем весело и дружно
за ревкомистое чмо.
Гимном древним был разбужен
вождь покинувший село.

Наблатыкался в кремлёвских
катакомбах в беспредел
ставить к стенке без уловок,
чтоб народ вновь поредел.