Короткие стихи о любви

В день св. Валентина, когда детки разбрелись по парочкам, а я коротаю вечерок за компом, составила, хм-хм, вот такую компиляцийку, получившую пафосное название "Короткие стихи о любви". Там даты стоят, а посвящения отсутствуют. Чтобы не смущать.


КОРОТКИЕ СТИХИ О ЛЮБВИ


Тем робким осознаньем пониманья,
Антарктикой, голами Спартака,
мгновеньями грядущего признанья,
словами, не слетевшими пока
я буду жить – как раньше, так и после.
О, чудо несравненное – влюбиться!
Качается, трещит и пляшет мостик.
Но пусть. И пусть! Я не могу сердиться.
1979

***
Салам неглупым! Красок не хочу.
Его щеки волна не достает.
Моим рукам зимы недостает.
Уйди совсем – влюбиться не хочу.

Такой смешной! Не спрашивал: зачем?
Такая нам тоска, такая чужь.
Не уповайте! Будущее – чушь.
Твоя любовь далекая зачем?
1980

***
О, если б прийти к тебе утром
весело и неутло!
О, если б сказать без простраций:
"Солнце мое, здравствуй!"
О если бы – "Княже!" – сказать,
целуя тебя в глаза!
1980

***
Нашептали, то же мне, налалакали,
нааминились, намаразмились...
И такая я теперь несообразная –
"Ну не плакай же, не плакай же, не плакай!"

Обними меня, родной, не кручинься!
Обними меня и побудь жесток.
Чтоб я забыла я, где горит Восток,
обними меня – обручимся!
1981

***
Саботажница, что я делаю?
Вместо книжек весь день – мык!
Я в толпу бегу осточертелую,
опупелый тащу лик.

Распускаться не надо б, милочка,
и трепаться не надо б... Э-эх!
Как несладко швырять в ухмылочку
твою – радостный глупый смех!
1981

***
Дурак ты. Весельем отмытые рожи
сияют поштучно.
Смятенье весенне!
Негоже, негоже за преданность жучить,
негоже меня упрекать за везенье,
сиятельный черт!
Мы спасаемся спешкой,
бездельники оба, неближе и жиже,
такие вот пешки. И все же – до гроба –
за нежность насмешки
спасибо, мой рыжий.
1981

***
Мальчик мой, твоего суждения
ниспошли-ка мне торжество :
понимаю теперь, сужение –
рождество.
Треугольник красив вершинами:
как сужается угол к ним,
бормотухой и матерщиною
обстоятельно оголим.
Три вершины – три шири, суженные
до упора, до встречи встык.
Мальчик мой, ты отнюдь не суженый.
Просто суженный –
в речь и в мык.
1981

***
Милого тоскою убивалась девка.
Им обоим больно от любви бумажной.
Что же вдруг такое? Ты смеешься детка,
страшная довольно, довольная страшно.
1981

***
Неблаговидных дел
был полон день.
Но вечер...
Канадский клен – летел,
летели тени
человечьи –
моих двух братьев
и моя, в плащишке,
в оре.
И день дурацкий,
и они, мальчишки,
и – море.
1981

***
Ты говоришь о предзнаменье –
во сне, о сне,
от сна – до сна.
Я изумляюсь преломленью
о воду света.
Так весна
кончалась ночью – безнадежной
самим явлением конца
и невозможности, и сложной
неповторимости лица,
когда глаза испили очи,
сей мутный омут, но родник,
как предзнамение...
Короче,
зачем нас бросили одних?
1982

***
Разве руки –
связи луки?
Иль разлуки
разве слуги?
Ваши звуки
ласки-скуки,
наши муки –
Аз да Буки.
1982

***

О, украли у тебя даже имя!
И хоть ты теперь не без имени,
(назвали тебя именами своими,
я не знаю, какими именно),
это совсем имена чужие.
Смена имен? Окруженья смена?
В колокол бей, голоси, измена!
Мы свое, значит, уже отжили.
Даже имя украли у меня,
имя Твое единственное,
свистнули, свистнули,
как все единственные имена.
1982

***
Я боюсь, боюсь чего-то.
Переключенья!
Бьюсь, бьюсь – а все зевота
приключенья.
Ну говори, говори:
“Чего ты?” –
Пред. леченье.
А я боюсь, боюсь ... Субботы
и воскресенья.
1982

***
Ждала невестой, ждала – не плакала.
Пришел женатый, пришел в полпятого.
Встал на пороге, стоит – качается...
Что так кончается?

Она не глядя на стол накроет,
перепугает своей игрою,
смеяться будет – "Дурак ты, боже!" –
и спать уложит.
1983


***
Особенно за искренность мостов
пылающих!
Еще – за тщетность слов!
За бедность рук, за бешенство, за вздор
я мстить хотела! – Взор
вперяла!
Смех кидала, стих...
Вышло – не в честь, а в стыд.
Не в радость – а в позор!
1983

***
Марта восьмого числа снег,
хоть караул кричи.
Марта восьмого числа всех
милуют палачи.

Марта восьмого числа свет,
скорбные лики карт.
Пики и крести, ваш совет:
Чи кор бояд кард?

Марта восьмого числа вслед
за добротой добро.
Юный тюльпаний смех – и бред:
Чи шуда-аст маро?
1984

***
Последних звезд прощальная пора.
Уж скоро лето тихое настанет
с огромным небом, светлым до утра –
такого нет совсем в Афганистане.

О, сколько нежности в тебе самом
от этой ласки ветра и прибоя!
И пусть давно разрушен старый дом,
поставишь новый завтра, после боя.
1984

***
Припаду к телефону и голос испью милый.
Ты не смотри, что привет мой такой унылый.
Ты не смотри, что привет твой такой печальный.
Счастье уже, что мы оба живем, начальник.

Пусть я потом плачу, что ты – камень.
Пусть я потом плачусь твоей маме.
Ты погоди меня прогонять, брат.
Витязю в тигровой шкуре нужна Асмат.
1984

***
Презренный страж чужого вдохновенья,
пронзен ли ты амуровой стрелой?
Зачем явлен ты в мир стихотворенья
правдоподобно ласковый и злой?
Зачем люблю нелепое молчанье,
слепых зеркал бессмысленную муть,
губ о чело прощальное касанье,
что впрямь и зло, и ласково чуть-чуть?
Зачем ты ждешь безвинного согласья
там, где виновность бьет о край души?
Во дни несчастья и в мгновенья счастья
всегда и зло, и ласка хороши.
1984

***
Мальчишка, собирающий цветы
прохладным утром на лесной поляне,
как вдохновлен и как прекрасен ты,
как ты любовью светлой одурманен!

Как ты наивен, юноша простой!
Еще ты веришь в утра откровенье,
еще, умытый ветром и росой,
ты шепчешь дню свое благословенье...

Но день проходит. Выжжена трава.
Цветы увяли и вода прокисла.
А все твои дурманные слова
растаяли за неименьем смысла.
1986

***
Находим, чтобы потерять,
а потеряем – не находим.
И вечно одиноко бродим,
и некому руки подать.

Находим, чтобы потерять.
А после души рвем в печали –
судьба в судьбе, конец в начале,
и не нисходит благодать.

Находим, чтобы потерять.
Но жизнь отдать готовы снова
за то единственное слово,
что невозможно услыхать.
1987

***
Морская нежная вода,
людская нежность слов.
Я не поверю никогда
в то, что произошло.

Пусть не осталось ни следа
и торжествует зло,
я не забуду никогда
то, что произошло.

Но чтоб не хмурила беда
спокойное чело,
я не напомню никогда
то, что произошло.
1987

***

Я за тобой скучаю,
но тебе не скажу.
Чашку за чашкой чая
пью – и с ума схожу.

Я по тебе скучаю,
из дома не выхожу,
писем не получаю,
только в окно гляжу.

Скучаю, скучаю за вами,
деспот лукавый мой,
и не сказать словами,
не выдумать головой.

О, как на это сердце
падает каждый час...
Сталкер мой через вереск,
как я скучаю по вас!
1987

***
О. вдохновляющий на гибель!
Мой тонет парусник.
Ни зги – ни зги – Es herrschte Nebel
на верхнем ярусе.

О, проведи меня в тумане!
(Заботам старости
захорониться в котловане
на нижнем ярусе)

О, сбереги меня! На берег
из горя вынеси!
Избавь от недуга, от зелья
зверинности!

О, сочини меня такою –
смешнее ангела! –
с веселой нежностью нагою!
DANKE.
1987

***
Как деловито обсужденье
заветное!
Как молчалив
вопрос! Согласье
красноречиво как !

А мерзкий черт
исчез из зеркала.
1988

***
Чем так измучена душа?
Бесплодной страстью?
Ослепленьем?
Неверием?
Тоской?
Сомненьем?
Или –
улыбкой малыша?

Чем очищается душа?
Безумной страстью?
Преступленьем,
грехом,
стыдом
и искупленьем?
Или –
улыбкой малыша?

Чем успокоится душа?
Минутной страстью?
Откровеньем?
Стихом?
Молитвой?
Песнопеньем?
Или –
улыбкой малыша.
1988


***
Птица летит высоко и печально –
что-то не то, что-то не то.
Счастливы мы высоко и печально –
что-то не то, что-то не то.
И изначальная сладкая мука –
что-то не то, что-то не то.
И эта первая в жизни разлука –
что-то не то, что-то не то.

Что-то не то!!!
Эти Эроса крики
пью укрощенно.
Милый, головки детей нерожденных
ангелолики.
1988


***
Скажу тебе банальность: я глупа.
То возношусь небесною царицей,
то ползаю безгласною мокрицей
или клоповной, дочерью клопа.
Дрожу, как тварь, сверкаю, как венец,
как жрица, пью отвар для разжиганья плоти,
а разум тут же (глупый!) – колобродит
и вопиет отчаянно: конец!
А ты смеешься там, где плачу я:
"Дуреха, дура, дурочка моя!"
1988

***
Моя особенность и в том,
что я пишу стихи и плачу,
анау-мынау, о том о сем,
и слепо верую в удачу,
предпочитаю дождь и Дачу,
где сад в зародыше, и дом.

Что знаю я? И что я значу?
Что в зеркале покажет гном?
Туда-сюда, о том о сем,
какую нам задаст задачу?
Я все перед тобой маячу,
все бьюсь в тебя упрямым лбом.
1988

***
Я целую тебя – предо мной расстилается степь, и высокие травы
мягко ноги щекочут, и запахи пряно плывут
и ласкают сознание, сладкою сонной отравой
погружают меня в мир невидимых радостных пут.

Ты целуешь меня – предо мной открывается море, и черные волны
захлебнутся дают, задохнуться дают, умереть –
чтобы больно, но сильно, и чтобы конечно, но полно –
и на берег пусть тащит нас Бога рыбацкая сеть.
1988

***
Разлука

Тело тоскует по телу,
дух тоскует по духу,
тело тоскует по духу,
дух тоскует по телу,
дух и тело тоскуют,
клянут такую житуху
и невезуху такую,
такой оборот дела.
Тоскуют, тоскуют.
1989

***
Встреча

Сначала я поцелую.
Нет, я вгляжусь сначала,
нет, послушаю слово,
нет, к запаху припаду...

Сначала я поцелую!
Еще и еще – все мало!
Еще и еще – все ново,
еще все еще – в аду.

А после – там, где касался
огонь твой моих лопаток, –
вырастут белые крылья
стоном "Даю! – дай!..."

Кто под землю спускался,
тот на земле краток.
От земного бессилья
обнявшись, уйдем в рай.
1989

***
Любовь заполняет собой средостение,
как вода – бак стиральной машины.
По рукам садовника тоскует растение,
я тоскую по рукам мужчины.
1993

***
Что такое судьба?
Это блеск жожоба!
Жожоба, жожоба!
То забава, игра,
то насмешка пера,
то отмычки резьба.
То ништяк, то труба,
то гульба, то пальба,
жожоба, жожоба!
На меня снизошла наконец жожоба!
Ни при чем ворожба.
1994

***
В самых разных домах нынче варят урюк,
и кусаются пьяные осы.
Самых разных людей вызывают на круг,
задают им простые вопросы.

Самых разных полотен один колорит
создает настроение лада.
Сердце – да! – говорит, разум – да! – говорит,
и колотится глупая радость.
1994

***
То вальс, то блюз, то степ, то марш,
то терпкие смыслы зонга.
Автобус в стиле Джейн Марч,
озеро в стиле Меконга.

Семнадцать лет, шестнадцать лет,
волнуется одуванчик.
Сто тысяч лет до драм и бед,
кожаный драный диванчик.

И нежный новый запредел
разглядывая вполглаза,
забудем тайну душ и тел
до следующего раза.
1994

***
Утлость любви в одиноком скитании в сумерках.
Утлость любви в судорожности похвал.
Спустились два бомжа, объятые чувством юмора,
в загаженный крысами сумеречный подвал.

В сумерках сердца отсутствует нежность. Гордо
плавится дужка в спешке разбитых очков...
В сумерках слепости мы проплываем фиорды,
засасываемые дружно
воронками очагов
семейных...
1995

***
Гляну в зеркало – мила,
в очи карие – старуха.
Но вина моя мала
в том, что жизнь моя – непруха.

Слезы – вечность, розы – миг.
Голубь счастья сизокрылый!
Глянешь в зеркало – старик.
В очи карие – мой милый.
1995

***
Из трусости стихов я не писала,
когда жила любовью – про любовь.
И дочь моя post factum не узнала,
как я могла, с любовью, вновь и вновь.

И невоспетые уходят, обернувшись
вполоборота, с полотенцем в душ.
И никому не рассказать, рванувши
рубашечку, о солнцах наших душ.
1996

***
Речь ломается, толпится в подворотне,
спотыкается, по лестнице летит,
прячет взгляд в неловком обороте,
обернувшись, вновь теряет стыд,
обвивается, взрывается слезами,
обиваючи заброшенный порог,
и бормочет черными глазами,
длит порока радостный урок.
1997

***
Портрет на фоне золотых червей,
могучих рыб, кувшинчиков, обоев.
Портрет щенка породистых кровей.
Оскал волчонка. Глаз. Картина боя.

Еще картина: дождь, вокзал, балкон.
То ли модерн, то ли столетье после.
И тот же плащ, и тот же зонт, и сон,
и тот же силуэт – столетье возле.

Портрет часов: песок, вода, конец.
А у конца нет точного названья.
Фарфоровая куколка – гонец.
Гони меня, мой ангел! До свиданья...
1998


***

О, эти женщины в середине пути!
Брак в оправданье брака.
Заботливо прост (прости, прости!)
брат в оправданье брата.

Тихий звонок. Ответ. Уклончив
путь проводов и света.
Царь, посрамлен, выпускает гончих.
Брат не дает совета.

Света того правда – пожатье рук. О,
шаткого мира счастье.
Счастье не большее, брат мой, друг мой,
нежели рук – пожатье.
1998

***
Размягченная, нежная, как страдающий шелк,
тихим шепотом вынутая из сна,
принимаю твои поцелуи, песок,
умираю в объятьях твоих, волна.

И смешная, наивный больной профан,
покупаюсь на вольность твою, игра,
уповаю на чувств золотой обман,
на фригидность, похеренную с утра.
1999


***
В этих спальных районах мы спим
очень редко. Чужое жилье.
И на нежных горбах наших спин
выжжен штамп: "Мы – ворье. Мы – жулье".

Нас сожгут и истопчут наш прах,
не спасут ни коньяк, ни женьшень.
Но останется в наших стихах
наша совокупленная тень.
1999

***

Это осмысленная болтология,
это лирическая прагматика,
это художественная биология,
резко завышенная математика.

Это я, сбросив все страхи и платья
и с наготою сроднясь, как с обновочкой,
сплю в первобытной скорлупке объятия,
словно гонимая ветром Дюймовочка.
1999

***
Я надену на прощанье сарафан,
а не свадебное платье напрокат.
В ночь уходят табор, поезд, караван,
каравелла, бригантина и фрегат.

И когда в чужом сиятельном порту
пьется прелесть дальних странствий, дальних стран,
пусть мелькнет тебе в толпе или в бреду
тот прожженный сигареткой сарафан.
1999

***
Тум-бала, тум-бала, тело
взлетело,
Тум-бала, тум-бала, разум молчит.
Ангел, малайка, 
тум-балалайка,
шпильт балалайка, сердце стучит.

Тум-бала, тум-бала, сполохи
пола,
света касанье, касанье твое.
Жаркое тело
песенку спело,
и разорвалось сердце мое.
2000

***
Из уст в уста, из устья в устье,
как два пиратских корабля,
мы исчертили захолустье.
Земля – сырая.
Путь – петля.

Что нам останется вне схемы –
поэзия двойных смертей
и рваная салфетка сцены,
приют зацикленных чертей.
2000

***
Так открыты подводные города,
где живет поэт.
Так любимой становится борода
и сакральным – цвет.

Так, сердясь, на больного орем: "Дурак!
Ты живи! Живи!!!"
Так сердцами жонглирует долгий брак
над ареной любви.
2000


***
Нам не проводы, а встреча
в дождь,
Вниз пошла волной от плеч
дрожь.
Наши взоры потянулись
в небо,
твой язык нашел мое
нёбо.
Как до дому добежать,
Жак,
И скорее сбросить мокрый
пиджак?
2000


***
Уйди, уйди в ладонь мою затылком,
И пусть мелькают сонные коровы,
И пусть поймаю взгляд по-детски пылкий,
Нежноресничный и ломанобровый.

Ты бормочи мне тихо: “Заринуша…”,
И пусть застонет сердце от сознанья,
Что чуда нашей встречи не нарушит
Коров и мельниц мерное мельканье.
2000



***
Чтоб мне всегда так завтракать в заправдашнем кино!
Чтоб навсегда затеялся чудесный этот пир!
Чтоб мне во веки вечные пить красное вино,
на очень теплый тминный хлеб класть длинноухий сыр!

Чтоб я любила истово полуденный накал
и находила истину в хлебе и вине,
и чтоб с утра до вечера ты меня ласкал,
а морские фрукты подмигивали мне!
2000

***
О, ночи хлад, мы в твоем плену,
живем в ожидании мига блаженства,
Чтобы устами к трубке прильнуть,
вдохнуть твое мужество в мое женство.

Наш телелепет сети плетет –
видимость важного разговора.
Наше сознанье жарко плывет,
не замирая у светофора.

Что ты сказал – я говорю,
слово аукается возмездно.
О, ночи ад, мы в твоем раю,
в этих разверзнутых нами безднах.
2000

***
Хожу по домам от порога к порогу
В эту последнюю осень века.
Кутаясь в дождь, я ищу берлогу,
Чтоб залегли в ней два человека.

А то столетье, что тихо грядет
И ляжет с нами на пол дощатый,
Мы, не ревнуя, подарим рядом,
За стенкой резвящимся медвежатам.
2000

***
В эту мрачную, яркую, сны кующую ночь,
расплющившись, распластавшись на камне,
пялюсь в экран, и – внебрачная дочь –
надежда! – мерцает по полной программе.

Чай допивай, сигаретку туши,
свет выключай, раскачай мирозданье!
Что в небесах, кроме звезд и души,
с корзинкой спешащею на свиданье?
2001


***
Медитирую в ожидании,
пол мету, отжимаю белье,
распихиваю страдание
по полочкам, как старье.
Тряпочкой долготерпения
полирую тоску свою
и лик свой, политый временем,
в зеркале узнаю.
2001

***
Любовь

Я в ауте. Ату меня, уроды!
Провал внизу – и точка в вышине,
мгновенье закавыченной свободы
и жалкий слоган: "Помни обо мне!"
2004

***
Мой подход к облакам –
это, конечно, подлет –
подледный в заливе финском февральском
лов.
Рискнешь –
и зависнешь как самолет
пред тем как тараном их завиральски –
в лоб.
2007

***

Прожженному телу – солнце.
Прожженому духу – тень.
Белая ночь. Бессонница.
Черный день.

Ничто не поможет. Пусто.
Ни мысли, ни слез, ни слов.
Ненужно мерцает люстра –
любовь.

А утром – по новой: вежды
отверзши, как дряхлый бард,
несу колечко надежды
в ломбард.
2008

***
увидеть может быть и умереть
ну то есть может быть уже не быть
забыть забыться сбыться погореть
на мелочах каких-то и умыть
отсюда ручки но куда в париж
в заветный лондон или дербишир
там забуриться в паб как тот плохиш
устроить хай как пьяный дебошир
разбить стекло измазаться в крови
разбить союз и жизнь разбить разбить
не позови кричать не позови
не отрезвить кричать не отрезвить
кричать кричать проснуться тишина
еще жива колотит влажен лоб
жива живот болит болит спина
что это было память смерть любовь
2008

***
Устану ждать – устанут реки течь,
и мне лишь тихой мамонтихой лечь
на лед как в зыбку с глупою улыбкой
останется.
Мне будут сниться переулки фраз –
гулящих девок, втиснутых в рассказ,
как в тесные объятия предместья,
ради известья.
Шепнет мне что-то кто-то наконец,
и ветерок, пленительный гонец,
повеет из распахнутых глубин.
Оборочусь ли?
Но как устать мне течь и жить и ждать?
Но как?
2009

***
Стала много плакать – какой нехороший признак!
А ведь раздышалась отлично, а ведь получила роздых…
Да роздых похож был на трудные роды:
стала много плакать – подала признаки жизни.
2009

***
Даже тел не хочу – пусть кощунство! – слияния,
чем печально маркирую старости след.
Ни свечей не хочу, ни дневного сияния:
для закатной любви только сумерки – свет.

Ничего не хочу! Разве только прощание
отыграть еще раз и конец изменить:
да, борьба безнадежна и сумрачна тайна,
но пусть тянется нить, но пусть тянется нить.
2009

***

Старость же наша – тишь
дождем омытого сада,
когда можно спать, думать,
когда можно просто – быть…

Когда ты меня простишь –
простишь, потому что надо,
я перестану воду
на мельницу боли – лить.
2010

***
Уход – мы будем верить – лишь этап,
лишь переход в иное состоянье.
Оставшийся разбит, несчастен, слаб,
ушедший – стал частичкой мирозданья.

Ушедшему – покой и нежный свет,
оставшемуся – тяжкие вериги.
Оставшемуся – память и обет,
ушедшему – мелодии и книги.

Уход – мы будем верить – не совсем
навечное с родными расставанье,
но лишь разведка – что есть тот Эдем?
Лишь переход в иное состоянье.
2011

***
Откуда что берется? Этот взгляд
вдруг пролистает весело, как комикс,
увесистый, убористый мой томик –
и стыдно мне души моей заплат.

Где нет любви, там только мрак? О, да!
Вот и летим, безумные, на свечи,
вот и кричим в ночи и гоним речи
от сердца к сердцу, плача от стыда.

Откуда что берется? Этот свет
вдруг заливает мир, и мир сияет!
Кто не влюблен, об этом не узнает,
кто не любил, тот не оставил след.

Ищу в тебе все то, что есть во мне,
но как трава, сокрыто толщей снега?
Играй, гармонь! Har dil jo pyaar karega,
дотла сгорает в радостном огне.
2012

***
Ты думаешь, меня с тобою нет? –
но я в листве задуманной февральской,
и в планах на пока что этот свет,
и в зарослях надежды мало-мальской.

Прости меня за то, что я живу –
случайным словом, песней недопетой,
и вещим сном, и грезой наяву, –
еще живу, и думаю при этом –

о ласке, за которой – нервный срыв,
о боли, за которою – восстанье,
о точке, за которою – прорыв!
О тишине родного мирозданья.
2013

***
Однажды просыпаешься не здесь
и надеваешь шляпу и перчатки,
и – напрямки – сквозь мерзостную взвесь –
решая все задачки и загадки,
спокойно, без волнения в крови,
без признаков малейшего смятенья,
бестактно, безлюбовно – из любви,
из глубины веков, из затемненья,
из этой тьмы и тьмы и мглы и мглы,
из дебрей сора и мороки мора,
сквозь стеночки, срезая все углы, –
на свет любви в тоннеле коридора
летишь…
2014

***
Солнышко, в этот дождливый день хочется – о тебе.
Солнышко, в этот тоскливый день хочется – как теперь,
все проливные дожди любя –
из-за тебя.

Сколько угодно колдуй, пляши, байки плети и чушь
то про ранимость своей души, то про единство душ,
мне все равно не помочь, уволь.
Паралич воли.

Да, я киваю, согласно так, тихая, как всегда.
А за окном кругом вода, все как тогда, представь.
И вот от этого "как тогда" –
хоть вплавь.
2015

***
Еще вот что хочу сказать. Трудно себя связать.
Хотя надо себя связать, увязать, взять.
Увязать себя с этим всем, что вокруг.
Взять себя в руки. Взять на поруки. Взять на испуг.
Вот так вдруг.
Вот так случается, нисходит вдруг, как ильхом.
И все, вся конструкция тут же летит на слом.
И ты думаешь, Боже, неужели Ты все-таки есть,
и даже здесь, прямо здесь.
Прямо здесь.
2016

***
ты мое напоминание обо мне
беглое
как воспоминание обо мне
какой я была тогда
когда
всегда
увлеченной этой псевдоигрой
мой псевдогерой
о да
какой я была тогда
псевдо-
сестрой

ты мое отрицание меня
вечное
как твое порицание меня
какой я была тогда
когда
всегда
подслеповатой нелепой
совсем слепой
о да
какой я была тогда
псевдо-
собой

ты мое наконец оправдание нас
позднее
как отсроченный судный час
такой же как тот тогда
когда
всегда
соприкоснувшись
о да
соратно
союз
дримтим
псевдо-
летим
2016

Фото – 1988 и 2017. "Так и жизнь пройдет, как прошли Азорские острова..."