Счастье - в моменте

Читаю ленту старого письма, за шлейфом грусти тянется тесьма,
Подклеивая память флизелином. Плыву в чужих морях гардемарином 
В ту неизвестность, что тревог полна, где бьется в берег синяя волна -
За строчкой строчка – вирши стали шире. Прижился мой форматик А-4.

Меняю строк покрой и силуэт, чтоб легкой рифме не ломать хребет.
Претит мне всё, что пошло и избито. Стучался к Богу – вывеска «Закрыто».
Живу в стихах, брожу в бессонных снах. "А кто с мечом" – распослан будет нах!
Ведь я не Пушкин – в смысле, что не вечен - ему хватило славной русской речи

Без креатива наваять стишок.  "Молчи, сверчушка, помни свой шесток."
 Он ямб любил – от ритма до размера, а я – размах гекзаметра Гомера.
Старик Гомер не видел ни шиша, но не страшна незрячесть для стиша.
Стих освещает путь в тумане мглистом, как Шлиман, добираясь до нутра:

И встала Троя в зареве утра!  Поклон  геологам, геодезистам!
Ну, что мне  Троя?  Пепел от костра. Кто нам Елена?  Крестница, сестра?
Мы Василису-то едва воспели: на лошадь да в избу – гаси пожар! –
На плечи ей взвалили свой цяжар -  похлеще всей ахейской цитадели.

Дожди читают в голос  письмена. Меняю пароходы, как перчатки.
Ведется с пунктуацией война, здесь чайками летают опечатки -
И пусть, я истины, удво... - утрою: тьму не развеял, не сломал барьер,
С тоски забрёл в гомеровскую Трою, хотя мне близок до смерти Гомер!

Над Грецией кружит осенний лист, а тут уже снежок летит, пушист,
И шарфиком метелится позёмка, и я плетусь по белоснежной кромке:
Хотел на юмор заточить перо – не вышло Буратины из Пьеро.
Гляжу хирургом с корабля на судно: хоть мир легко обманываться рад,

Ах, Пушкин, обмануть меня так трудно, так нереально в перечне утрат!
Как ни лечи Онегинского дядю - конец один, и нет противоядий.
О, Смерть,  удел  поруки круговой! В библейской башне из слоновой кости,
 Укрой меня от зависти и злости, от боли и от горечи укрой.
...от шторма, вечной скорби мировой.