Андрюха

Ялтинским солнцем выбелены, солью до блеска натёрты якоря
на выходном кителе(он же и повседневный китель) морского волка.
Наколки, разрази меня гром, прячут сюжеты в волосатых лапищах.
Женщины стыдливо отводят глаза, пацаны восторженно просят
показать ещё. "Тралит воблу" в густой бороде старик,
до «загрузки трюма» драит палубу водного велосипеда, от скуки
«палит изо всех пушек» в пучеглазого конкурента-соседа.

А море…
Море непростительно оставлять, уходя на пенсию.
Срастаешься с морем, как слова с песней.
Срастаешься с волной, словно парус со шхуной.
Пеленают шторма в золотые руны твое сердце и кожу,
И что-то неясное, предательски ставшее предельно опасным.
Бьёт оно склянки и в судьбе, и в темени.
Врачи называют это артериальным давлением.

А море...
Море что женщина, телесами плещется, бедром волны крутанет –
Дух захватывает аж, понимаешь, но поздно, - взят на абордаж.
Лёгкие свои парусами вылепишь и летишь, бывало, одним галсом
К намеченному курсу. Та, другая (знал, что спросишь, не вытерпишь),
Годами ждала из плаванья, учительствуя в Иркутске.

Ветер – «перемещение воздушных масс в результате распределения
атмосферного давления». «Истинный ветер» звенел и пел вдоль
тела моего вахтенного перемещения. Негоже моряку прирастать
к спине дивана и шуршащим юбкам газет. Списывая на берег,
корабельный врач категорически запретил употребление трубок и сигарет.

Так и живёт старик, заправляя делами ограниченного водного
пространства, матеря материк и его постоянство. Вихрастые
кудри вылизали солёные ветра. Кубрик качает часто с утра.
Сосёт бывший матрос холодный мундштук трубки и ждёт вестей
от своей иркутской голубки. Гребёт с пассажиров рублики,
проклиная долю, бросая монетки в карман на счастье,
на возвращение домой к морю. Когда-нибудь он купит себе
пенковую трубку, затянется, зайдёт в капитанскую рубку и
крутанет ручку штурвала... Выпростается большая белая рука
из-под перины небесного храма. И он узнает ту, о которой
с тоской мечтал, даже сильнее, чем о курительной трубке
из дорогой «meerschaum». Рука приподнимет его над морем
и крутанёт с любовью за ухо. От громового голоса взорвутся
барабанные перепонки: "Опять куришь, Андрюха?!"
Белой чайкой мелькнёт всей жизни простой панорама.
И выронив трубку, он скажет:
- Прости меня, мама…


Рецензии
Я бы назвал это стихотворение, стихотворением не для всех. Это маленькая щемящая повесть до понимания которой многим ещё нужно дожить, а многим и не дожить. Вот только до "пеньковой трубки"..., - здесь, мне кажется, Вы, несколько неубедительны, - до сих пор жил и ничего, как-то и рублики брал и никто его на цепи не держал, в общем, думаю, до "пеньковой трубки" Ваш персонаж не дорастёт, - это нам иногда кажется (о ком-то), де, мог бы он посмотреть на себя со стороны - впору повеситься... Ничего, живут. И жизнь, которая давно уже не жизнь..., всё равно - живут. Во всяком случае, Ваш, ещё будет жить до естественных причин. Вы гораздо больше своего героя. Ну, вот так мне почувствовалось.

Дело Случая   06.02.2017 19:05     Заявить о нарушении
Когда-нибудь
он купит себе пенковую трубку, затянется,
зайдёт в капитанскую рубку
и крутанет ручку штурвала...

Здесь ключевое слово "когда-нибудь", понятно, что ничего этого не будет, что этот "персонаж", выражаясь Вашими словами, "не дорастет" ни до капитанской рубки, ни до пенковой трубки, слишком высока планка, что жизнь "уже не жизнь", но ведь и так жить - большое мужество, мужество "маленького человека" очень пожилого возраста, имеющего мечту гораздо главнее пенковой трубки, за которую он просто прячется, — встретиться с мамой, которая, хотя и знала его, как облупленного, но всегда видела капитаном.

Думала, что исходя из контекста, это будет понятно, очень огорчилась, что не прочитывается. Спасибо, Сережа, за размышления, как сейчас говорят «это дорого стоит», согласна, что эта повесть «не для всех», а разве Вы, когда пишете, думаете обо «всех»?.. И как сделать, чтобы «для всех»? И надо ли...

Джида   06.02.2017 20:40   Заявить о нарушении