Станичная быль

Вдовам Великой Отечественной
 Войны посвящается…
    Весна в тот год выдалась дружная да спорая. Не успели на проталинах подснежники с первоцветами появиться, а уже и черёмуха в цвет вошла, раскинула свои объятия и пьянит ароматом душистым. Рай земной, да и только. Самое время любить да влюбляться.
   Вот в эту самую пору и разглядел казак Алексей среди станичных красавиц Нестёну. Девица она тихая, словно осенний день солнечный. Особой  бойкостью среди подруг не отличалась, но зато рукастая, в работе ей равных не было. Запал в душу Алексею её голос нежный да ласковый, взгляд светлый  да кроткий. И Настёне Алешка по сердцу пришёлся. Парень справный. Тракторист в колхозе знатный. Отслужил уж и службу срочную. Знала Настя, что по нему не одна станичная девка сохла. Многие взора отвести не могли от стана его статного, когда по проулку он проходил. Втайне любовалась Алексеем и Настенька. В мыслях даже представляла его рядом с собой. Иногда даже в уме беседу с ним вела, а наяву старалась в его сторону не поглядывать, не травить себе девичье сердце мечтами несбыточными.
   Только зря так думала девица, зря любовь свою спрятать пыталась. Повстречал её как-то Алексей весенним вечером на тропинке, улыбнулся: « Здравствуй передовая колхозница, Настасьюшка! Позволь проводить тебя до хаты?» и букет черёмуховый протянул. Настя  и ответить ничего не успела, а Алёшка уж рядом с ней шагает, что-то рассказывает и улыбается. И так ей хорошо  с ним, так покойно и радостно. Не заметили оба, как  ко двору пришли. Постояли чуть-чуть, распрощались. Настя в хату родительскую пташкой влетела. Мать с отцом перемену в дочери учуяли. А она букет дареный в вазу с водицей поставила и мурлычет под нос себе песенку.
    На другой вечер и на третий, и на следующий встречал Алексей Настёну у околицы. Сам работал так, что с него семь потов сходило, чтобы к вечеру норму выполнить, перевыполнить да в заветный час ненаглядную свою с работы встретить. Так всю весну они и провстречались, а после Троицына дня в сельсовете расписались и свадьбу сыграли. Весёлая свадьба была, шумная. Песни пели на ней станичники, плясали да в игры играли. А Алексей с Настей самыми счастливыми были. Такими их заезжий фотограф в день свадебный и снял.
    А через неделю война с фашистами началась. 24июня Алексея на фронт призвали. И осталась молодка одна. Так, не познав сполна счастья бабьего, стала Настёна солдаткою.
   С каждым днем все больше и больше уходило на фронт мужчин из станицы. Все чаще то в одном, то в другом дворе слышались вдовьи рыдания. Мобилизовали и отца Настиного, несмотря на то, что возраст у него был уж солидный. При обозе службу стал нести Петрович. Так в отцовской хате стало две солдатки: мамка да дочка. Алексей-то сиротой рос. Родители его ещё в голодном тридцать третьем году умерли. А для Настиных  отца с   матерью, как он в  их дом  вошел, так и  сыном родным стал.
     Фашист лютует, зверствует, уж к Ростову злодей подбирается.  Реже приходят в станицу  треугольники солдатские. Но тем они и дороже для Настеньки. Алексей пишет ей, что сражается, что скучает и во сне часто видит свою жёнушку любимую. Настя письма эти хранит, перечитывает, наизусть строчку каждую знает. Работает она в поле неистово, трудится так, как её милый бьёт врага ненавистного.
     Только в начале августа фашисты всё-таки в станицу пришли. И потянулись дни суровые и страшные. Настя с матерью в сараюшку переселились, а в хате  у них солдаты немецкие с офицером расположились.
      Мать Настину, Григорьевну, кухарить заставили, а Настасью прачкой своей сделали. Сколько слез выплакала Настенька долгими ночами осенними. Всё о супруге своём думала. Нет от него ни весточки, ни привета. Жив ли милый её, где воюет? А фашисты проклятые царствуют. Всех кур, свиней, овец под чистую подобрали у станичников. Каждый вечер шнапс свой пьют, да на губной гармошке наигрывают. А тут ещё фриц один к Насте приставать стал, проходу ей не даёт. И решили они с матерью, что надо Настёне на хуторе у дядьки спрятаться. Там немцы на постое не стоят, да и вообще редко бывают.
    Холодной ноябрьской ночью отправилась Настя на хутор к дядьке Игнату. Да так там и прожила до тех пор, пока наши фашистов  не прогнали из станицы. Когда Настёна исчезла, «гансы» крепко матушку её пытали, куда это она дочь свою дела, били её сердешную сильно. С тех пор Григорьевна сохнуть стала. А тут ещё похоронка на Петровича пришла, что погиб он смертью храбрых под Курчанскою. Слегла Григорьевна, и в аккурат перед Пасхой Христовой упокоилась. Одна Настя осталась, одинёшенька. Только письма фронтовые,  что от Алексея приходили, и держали её на этом свете. Они ей надежду давали да теплом согревали. Алексей писал супруге своей ненаглядной, что сражается он с ворогом яростно, что медалью « За Отвагу» награждён, что верит в победу скорую.  А Анастасия в колхозе родном  трудится. Курсы трактористов окончила. Работает в бригаде, по две нормы в сутки делает на Алешкином « Сталинце».
    Война уже границы советские пересекла, по Европе в Берлин двинулась. Армия Красная силу свою фашистской нечисти показала. Люди надежду на жизнь счастливую послевоенную лелеять стали. А к Настёне черным вороном прилетела бумага казенная. В ней прописано, что Алексей без вести пропал. Сначала криком кричала безутешная Настенька, волосы на себе рвала, а потом подумала: «Ведь пропал, не значит убит. Жив, жив Алешенька! А иначе бы сердце моё биться перестало от горя. А коль бьётся в груди, трепыхается, значит где-то живой мой родимый. Нужно верить и ждать, да молиться за любимого крепко».
    Эта вера Анастасию Ивановну и держала всю жизнь на плаву. Даже когда война окончилась и в станицу солдатики потянулись, она ждала, что с ними и Алеша вернётся. Глядела на них, войной побитых, израненных да покалеченных и твердила сама себе: « Пусть пораненный, изувеченный, но вернется ко мне родненький. Ведь не мог же он меня одну одинёшеньку на свете этом оставить». Не хочет сердечко Настенькино в гибель супруга верить. Для неё он жив,  только воюет ещё. И она на поприще своем трудовом, как на передовой, быть достойной его старается. Бригадиром стала, людьми руководит, рекорды трудовые ставит. Только блеска былого нет в глазах её, да улыбка  совсем позабыла её лицо.
    Не раз к ней сватов засылали казаки вдовые, не раз молодые казачки подкатывали. Только всем от неё был один ответ: « Алексея я люблю, Алешеньку! Лишь он один был и будет мужем моим единственным!» Так жизнь её и прошла в трудах праведных, да заботах о людях чужих. И была в этой жизни  самой яркой картинкой та неделя после свадьбы, та первая супружеская неделя счастья, неделя между миром и войной. Смотрела  Настёна сквозь слезы на старенькую свадебную фотографию и приговаривала: « Вот видишь, Алешенька, я постарела, поседела, вся тебя дожидаючись, а ты, как прежде, статный, сильный да красивый. И никто мне кроме тебя на свете не нужен!»
      А когда в станице на холме памятник погибшим землякам поставили, Анастасия Ивановна  будто  вновь молодость свою припомнила. Каждый вечер спешила она к пьедесталу, на котором солдат с автоматом стоит. Искала она в этом солдате черты знакомые, разговаривала с ним тихонько, делилась своими бедами и радостями, а то и просто молчала. Пока жива была баба Настя, у памятника всегда цветы живые были. Подснежники ли, одуванчики, сирень ли, акация, а то и просто листья  осенние кленовые или веточка сосновая… Только после смерти Анастасии Ивановны в станице узнали, что Алексей её под Варшавой заживо сгорел в танке и посмертно был награжден орденом Красной Звезды.
      Нам, молодым, поучиться бы такой  любви беззаветной и верности, чтобы могли в суете разглядеть ту единственную и того родного, кто навсегда станет судьбой твоей, кто не предаст и не осудит, кто поймет и примет тебя таким, какой ты есть, и пронесет любовь свою через годы и беды земные.
     А в станице по весне всё также цветет черемуха, разливая свой аромат по улицам и переулкам. То там, то здесь слышится задорный девичий смех. Самое время любить и влюбляться. И пусть  свидания  эти будут светлыми  и чистыми, как родники. Пусть любовь будет вечной  и  жизнь  на земле нашей  грешной  продолжается.