главы из новой книги

1
  Каникулы близятся к завершению, а я только сегодня решил выбраться в лес, отдохнуть с ружьем. Погода, как говорится, «шептала». Снегопад скрывал все кругом. Около дома встретил соседа, который как обычно спросил, не помочь ли с вывозкой мяса и поздравил с праздником. На мой вопросительный взгляд ответил:
       - Так сегодня же октябрьская революция была, коммунист хренов!
       - В лесу отмечу, -  ответил я и похлопал по карману камуфляжной куртки, где согревала душу фляжка с коньяком.
Спустившись  под  гору, решил пройти своим старым маршрутом и выйти к озеру, на берегу которого расположилась моя  деревня, где я появился на свет.
Прошагал метров сто, оглянулся назад в надежде, что собака бежит за мной, но ошибся. Деревня уже скрылась за снегопадом, даже крайних домов не видно было. Первый снег на дороге еще не успели прикатать машины.  Он лежал пушистым покрывалом на придорожных кустах, на прилегающих полях.
В лесу снегу   практически не было. В ельнике зеленел брусничник. Зато сами ели были покрыты снежными накидками. Последние две недели стояли довольно таки сильные морозы, лужи в лесу промерзли и не хрустели под ногой.
Снегопад между тем прекратился, сквозь нависшие тучи стало проглядывать осеннее солнце. В лесу было тихо-тихо. Про такую тишину говорят - глухая, потому что, кажется, оглох: ни птичьего свиста, ни шороха ветра, ни скрипа деревьев. Дичь тоже попряталась в глуши леса. Вдруг сзади послышались какие-то звуки. Оглянулся, скинул с плеча ружье. Сбивая с кустов и с высокой травы снег, по моим следам выскочил прямо мне под ноги Абрам. По охотничьим меркам - собака глупая, но молодая, и это обнадеживало. Это первый снег в ее жизни, поэтому ведет она себя неадекватно- то с разбегу зароется в пушистый снег, то начинает на лету ловить снежинки. Неожиданно в ельнике тяжело взлетел глухарь, вниз посыпались еловые иголки и сухие сучья. Абрам отважно бросился вслед за улетающей добычей. Пока с  ружьем наготове, задрав голову к вершинам елок, я кружил по ельнику, снова пошел снег, и я решил побыстрее дойти до озера. Остановился на дороге, ведущей вокруг озера, и удивился одному обстоятельству.
       Слева, там, откуда пришел- все было покрыто белой пеленой снегопада, справа - ясное небо, и деревья , казалось, были не в снегу, а в морозном инее. Сквозь  деревья уже угадывалось озеро, и я решил идти прямо на него. Через несколько десятков метров я уже был на берегу.
       На озере, как тетерева на току, чернели согнувшиеся фигурки охотников подледного лова. Некоторые из них сидели довольно далеко от берега.
        «Отчаянные люди, озеро только-только встало», - подумалось мне и в то же время в голове что-то заклинило, что-то вокруг не так, что-то есть необычное в окружающем мире. Но что?
          Повернулся спиной к деревенскому берегу, закрыл глаза, постоял, повернулся обратно, открыл глаза и нервно засмеялся
На деревенском берегу не было ни  кустов, ни деревьев… Хотя вчера они были.
Размышляя об этом, я подошел к ближайшему рыбаку, который в свою очередь с интересом рассматривал меня. Судя по нескольким замерзшим окунькам, клев был не очень, зато рыбак кажется принял для сугрева за каждую пойманную рыбку. Рыбак был незнакомый. Кивком поздоровавшись, спросил:
- С райцентра?
-С лесопункта.
-Как дорога?- задал дежурный вопрос я лишь для того, чтобы поддержать разговор и услышал странный и непонятный ответ:
-Какая дорога? Нет дороги, мостки сломаны, почти километр мотоцикл на мне ехал.
      И через каждое слово мат. Я хотел переспросить, думаю, мужик перебрал, но пока обдумывал, как по мягче переспросить, поднял глаза… и сел прямо на замерзшую рыбу.
        И сам, как рыба, вытащенная из воды, я широко разевал рот и не мог произнести ни слова, хотя рыбак выдал опять порцию мата, спасая свой улов.
        Над деревней поднимался дым. Дым из печных труб.  И самих домов было гораздо больше. Уже натоптана тропинка к проруби. Кто-то с коромыслом поднимается в гору. По льду у берега бегали детишки с санками и другими приспособлениями для катания с горы.
Какая деревня?! Какой дым?! В этой деревне уже десятки лет нет ни одного жителя! Бред какой-то!!! Мысли мои путались, я не мог найти объяснения увиденному… Наконец, услышал рыбака, который наверное  был удивлен моим поведением и глухостью к его вопросам. Он уже дергал за рукав и уже не первый раз спрашивал что-то. Сквозь шум в голове я понял, что он посчитал меня за пьяного, удивлялся моему камуфляжу, завидовал обилию карманов и практичности ткани. На его вопрос, мол, ружье незнакомое, иностранное, наверное , я ответил, что бескурковка наша, девяностого года выпуска. Глаза его округлились, наполнились недоверием, а сам он, покачав головой, медленно проговорил:
     - Надо же, ружье сделано  при царе, а как новое…
Отмахнувшись от назойливого рыбака, я отошел от него и снова остановился, повернувшись спиной к деревне. Постоял, резко повернулся  и… ничего не изменилось. Решил, если подойти поближе, картина исчезнет, как мираж в пустыне. На ватных ногах сделал несколько шагов  в сторону деревни. Остановился. Судя по дыму над домами, жилыми казались(или были) около десяти домов. Даже те дома, которых уже не должно быть по той причине, что их разобрали и распилили на дрова, даже те дома стояли, как ни в чем не бывало, над их крышами поднимался к синему морозному небу белый дым, около этих домов кто-то ходил.
     Такую картину я когда-то видел…Давно-давно…лет пятьдесят назад.
Во дела-а-а! Захотелось рвануться, взлететь на горушку, увидеть как во сне друзей детства, родителей…Точно!! Как я сразу не догадался! Это же сон! Постой, это когда же я  успел заснуть? На таком морозе? Нет, тут что-то не так. Во сне я ни разу себя со стороны не видел, а тут вполне возможно и встречу сам себя… А этого почему-то не хочется.
    Вернулся к рыбаку, который все это время поглядывал в мою сторону чаще, чем на поплавок. Я уже знал, о чем его спросить. И начал издалека. О клеве, еще раз о дороге, о его работе на лесопункте. Потом как бы невзначай со смехом спросил, а знает ли он какое сегодня число. Еще раз обиженный мною рыбак тяжело вздохнул, обдав меня парами свежевыпитого, ответил, что вчера была суббота, а через неделю Новый Год.

      Отвернув рукав, посмотрел на часы, через силу улыбнулся. Итак, разница – месяц. Кстати, часы у меня – дешевка китайская, электронные, кукарекающие. Когда я снова взглянул на рыбака, то увидел , что его взгляд сфокусировался именно на этих часах. В его глазах отразилось все: интерес, испуг, удивление и еще много чего. На его немой вопрос, я еще раз отвернул рукав и сказал, что это часы китайские, подарок. Он согласно кивнул, но по его виду я догадался, что он ничего не понял. Что-то бормоча и оглядываясь, он трусцой побежал от лунки к лунке, проверяя наживку. Я тоже, всматриваясь в берег и в деревню, стал приближаться к проруби. Прямо от неё в гору вела тропинка, а рядом с тропинкой весь склон горы утрамбован лыжами, санками …скачкАми и лодкАми. Эти два названия средств передвижения детей  под гору именно сейчас пришли мне на ум.
         В памяти быстро перебрал всех жителей деревни пятидесятилетней давности. Помню всех. Даже помню внешний вид некоторых. Помню, кто где жил.
Поднялся до половины горушки, остановился. Ноги отказывались идти дальше. Около магазина стояла группа мужиков, оживленно размахивающих руками. Все были знакомые, одетые соответственно своему времени. Около магазина на двух столбах щит, на котором какое-то объявление. Проходя мимо, прочитал о предстоящих новогодних мероприятиях в клубе…И крупными цифрами во весь листок - 1968год. Т-а-а-к, значит я – первоклассник.
       Быстрым шагом, не обращая внимания на мужиков, проводивших меня взглядами, зашел в магазин. Шагнув с улицы, залитой ярким зимним солнцем, в помещение без окон, долго не мог сориентироваться. Наконец, увидев пятно керосиновой лампы, шагнул к прилавку. Весы, деревянные отполированные до матового блеска счеты, гири и гирьки,  и непонятный, все перебивающий запах рыбы. Здесь же был и источник этого запаха – огромные деревянные бочки с соленой треской. На прилавках стеклянные банки с борщами и рассольниками, конфеты-подушечки «дунькина  радость», «бомбы» с портвейном и водка в белой  «бескозырке».
        Продавца я узнал – Шура из соседней деревни, он же – Александр. Взглянув на меня, он снова обратился к счетам и раздался веселый треск костяшек. Две женщины из-за темноты непонятного возраста продолжили прерванный моим приходом разговор, в котором в изобилии звучали не имена, а чаще всего прозвища местных жителей.
         Вышел на свежий воздух, остановился на крыльце. Рядом с крыльцом на стене магазина висит огромный почтовый ящик, пушистый от инея. Именно этот ящик я лизнул  в детстве по многочисленным просьбам старших товарищей и пришел домой с окровавленным языком..
         Да-а-а, пришел домой… Вон он, совсем рядом… Над разобранной на дрова зимовкой идет дым. Его не должно быть, но –  он есть.
         С лыжами и санками пробежала стайка ребятишек. Торопливо отвернулся, под ложечкой нехорошо потянуло… Сам себя убеждаю, что среди них нет меня, натянул шапку на глаза и торопливо пошел, почти побежал под горку, чуть не столкнувшись с женщиной, несущей  полные ведра на коромысле. Навстречу мне, в гору, быстрым шагом, что-то бурно обсуждая, поднимаются несколько рыбаков. Завидев меня, остановились, с интересом разглядывая меня.
       - Постой, мужик, поговорить надо, -  бегая глазками и постоянно шмыгая покрасневшим носом, как-то неуверенно проговорил мне знакомый рыбак.
       - Уж не шпиён ли ты, - пьяно ухмыльнувшись, продолжил другой и добавил:
       - Одёжка у тебя американская, часы китайские да и говОря какая-то у тебя, -
он покачал головой, тщательно подбирая слова.
       - Американцы - во Вьетнаме, с китайцами мы недавно на Даманском того.. –  покрутил ладонью в воздухе.
«Пьяные, а соображают быстро», - подумал я, а вслух, не думая, брякнул:
       - Так я же, мужики,  каргопольский. С друзьями на охоту в вашу сторону …вот - дошли.
Говоря это, я бочком-бочком обошел мужиков и продолжил путь под горку. Не оглядываясь, кинул взгляд на противоположный берег, пытаясь определить, где я на озеро вышел. Сориентировался, быстрым шагом, переходя на бег, углубился в лес, прислонился стволу березы, потер лицо снегом.
       «Да что же это такое?!» -  тяжело дыша, думал я, усиленно соображая, где я пересек ту незримую линию, за которой осталось все: семья, работа, прожитая жизнь. Закрыл глаза, пытаясь успокоиться, и вдруг услышал треск сучьев…
        Ну что вам от меня надо, мужики? - с болью в сердце промычал я, пытаясь найти ответы на вопросы догоняющих меня рыбаков.
         Что-то мокрое ткнулось мне в лицо. От неожиданности я повалился в снег. Открыв глаза, я увидел наглую и радостную морду Абрама, который готовился к очередному прыжку.
Что было дальше? Покрутившись по собачьим следам, уже совсем потеряв надежду вернуться  к нормальной жизни, услышал звук проезжающей машины. Вышел на дорогу, сел посреди ее, достал забытую фляжку с коньяком (хорошо не достал ее в деревне - призраке) сделал несколько глотков, не чувствуя ни вкуса, ни крепости, и крикнул:
      - Как хорошо-то, господи!!!

2
      Пахнет свежим хлебом, сваренной в чугунке картошкой в мундире, запревающей для коровы рубленой соломой и еще чем-то удивительно знакомым. Открываю глаза и вижу перед собой обклеенный газетами потолок. Изучена каждая строчка газеты, так как с братом часто, лежа на печи, играли в незамысловатую игру, каждый из нас по очереди  читал какое-нибудь слово  в газете, другой должен был найти это слово. Сначала это были заголовки или названия рубрик, а потом дело доходило и до содержания статей,  так как потолок находился  на расстоянии вытянутой руки, и читалось все очень легко.
     По приступкам спускаюсь с печки, тяну за собой валенки, одеваю и бегу на кухню. Ага! Вот чем так вкусно пахнет! Мать, истопив печь, помелом вымела под и набросала туда картошки. В горячей русской печи картошка испечется, как в костре, даже не обуглится.  На шестке стоит чугунок с пареной (нет, не репой!) брюквой, мать потом разрежет ее на ломтики и засушит на противне в печке. Вкуснотища!  Налив чаю и разбавив его молоком, стоя у печи, быстренько выпиваю. Подбегаю к окну быстренько дышу на него, затем пальцем делаю небольшой глазок и внимательно рассматриваю, что делается на улице. Окно кухни выходит в поле, и я вижу огромное солнце, поднимающееся над заснеженным лесом. Вокруг солнца морозные круги, с неба падают редкие крупные снежинки, но меня интересует другое. Скосив глаза, пытаюсь увидеть угол дома. Там мать выливает помои, и там же постоянно вьются стайки клестов. Вчера отец там поставил пружки –  своеобразные силки-ловушки, сделанные из молоденьких елочек. Вон они стоят. Но, к сожалению, все пустые, хотя и  разряженные. У елочек обрезаются все лапки, кроме одной, которая привязывается конским волосом к вершинке, там делается петля –  и пружок готов. Причем сама вершинка елочки заострялась, чтобы птица не могла на неё сесть, а садилась именно на конский волос.
  В избу кто-то вошел. Это отец принес охапку березовых веток и бросил у порога под лавку. Запахло морозной свежестью. Вечером будет вязать веники. Заказов много и в школу и на ферму. Дополнительный заработок –  восемь копеек за веник.
       Накинув пальто, выбегаю на улицу. Снег во дворе уже убран, расчищены все тропинки. Отец обычно сгребает снег к забору, постепенно забор исчезает под огромным сугробом, и мы с братом и соседскими ребятами делаем здесь крепость с подснежными ходами. У стены лежит лодок. Уникальное транспортное средство, сделанное отцом. Это небольшой стул, прикрепленный к широкой лыже. Причем спинка стула такая высокая, что второй пассажир может стоять на лыже сзади, держась за спинку стула, или просто бежать, толкая его перед собой.
  Хватив лодок, бегу на горку. Сегодня воскресенье, все ребята наверное уже там. Вон уже слышны смех и визг, слетающих под гору на санках. Услышав окрик отца, нехотя вернулся домой, намотал на шею шарф, натянул штанины на валенки, снова рванулся на улицу, со злости пытаясь хлопнуть дверями. Не получилось –  дверь закрылась беззвучно.
   На спуске к озеру, между двумя рядами бань, оживленное движение. Некоторые торопливо взбираются наверх, волоча за собой санки, другие с криками проносятся вниз, иногда сталкиваются с теми, кто поднимается, образуется куча мала, возникают короткие потасовки, которые тут же забываются. Внизу, под горкой, в нескольких метрах от берега зеленеет прорубь. Обычно она закрыта ставнем, чтоб не замерзала, но сегодня открыта, наверное, кто-то носит воду в баню. Наиболее отчаянные саночники  пролетают в опасной близости от проруби, чем вызывают ругань женщин, идущих за водой.
  Прокатившись с соседским Сашкой несколько раз под гору, мы вспоминаем, что видели за магазином трехколесные мотоциклы, и бежим туда. Черные, с непривычно резким незнакомым запахом бензина, с жесткими сиденьями, причем заднее сидение намного выше переднего. Ребята постарше не подпускают нас близко, так как приехавшие на мотоциклах рыбаки назначили их присматривать за техникой. Ребята отнеслись к этому очень серьезно, сами уже по несколько раз по очереди садились за руль и даже нажимали педали.
      Всех нас ненадолго отвлек какой-то охотник, медленно, с остановками поднимавшийся от озера. Он привлек наше внимание какой-то незнакомой пятнистой одеждой, такой же шапкой и такими же сапогами. Но в это время нас позвали на горку, и мы побежали туда.
       Справа за банями, там, где берег озера довольно крут, ребята-старшеклассники   катались на лыжах. Свои лыжи были у немногих, в основном это были школьные лыжи, которые разрешили взять на выходные. Разогнавшись с горки, они совершали прыжки с обрывистого берега на лед, еле-еле покрытый снегом. А теперь, соорудив на берегу что-то вроде трамплина, позвали нас, малышей для эксперимента. Посадили нас с Сашкой под трамплин и решили перепрыгивать через нас. Эксперимент удался. Несколько лыжников один за другим пролетели над нами, довольно удачно приземлившись на озеро. Затем кто-то не попал на трамплин, кубарем скатившись с берега, и на этом затея закончилась.
          А на озере уже готовилось кружало. В пробитую во льду лунку вбивалась свая в дно, к торчащей изо льда свае прикреплялась длинная жердь, к противоположному концу которой привязывались санки, чаще всего железные. Желающий садился в санки, остальные раскручивали. Санки летали по кругу, едва касаясь полозьями льда. После нескольких кругов доброволец вылетал из санок и долго лежал, боясь встать на ноги. А все кругом падали от смеха.
      На правом берегу озера, со скрежетом царапая лед полозьями, разворачивалась около проруби лошадь с дровнями, на которых стояла обледенелая бочка. Возница, сама в обледенелом фартуке, ведром на длинной палке стала наполнять бочку водой. Воду возили на ферму и на конюшню.
       То одного, то другого из нас родители стали звать домой. После того, как им несколько раз отвечали: «Щщас!», родители переходили на крик и, пообещав всяческие кары, заставляли своих отпрысков, понурив головы, идти домой. А штаны выше колен обледенели, а рукавицы промокли и полные рукава снегу. Замерзшие пальцы не могут расстегнуть пуговицы. Отец ругается, но помогает  снять штаны вместе с валенками, и они стоят у порога, как диковинные доспехи рыцаря. Отец обещает их выкинуть на улицу, а я быстренько взлетаю на печь и пытаюсь согреться. Отец, поворчав, забрасывает туда же валенки, рукавицы и штаны. Отогревшись, начинаю дремать. Сквозь сон слышу, как пришла с фермы мать, сходила за водой. Рассказала отцу, как пьяные рыбаки у магазина чуть не устроили драку, как долго не могли завести мотоциклов, «и по дьявола приезжали, еще и на озеро спускались, водки-то можно и дома было нажраться, и не надо было бы сопли морозить..», потом про какого-то мужика незнакомого, который из лесу пришел, в лес и ушел. Вроде в магазине его бабы видели, но не узнали, чей он. Те же рыбаки к нему приставали с чем-то.
Постепенно в избе темнеет. Отец достает с полки керосиновую лампу, снимает стекло, дышит на него и аккуратно газетой чистит. Затем ставит на стол, задергивает занавески и начинает затапливать лежанку. Дрова весело потрескивают, я спрыгиваю с печи, бегу на кухню и с удовольствием смотрю на огонь. Брат прибегает с улицы, быстро переодевается, на вопрос отца про уроки отвечает обычным «не задано», и убегает снова.
    Мать с отцом снова уходят на работу, я остаюсь один. К вечеру на улице холодает, изредка слышно, как потрескивают стены от мороза. Отдернул занавеску, пытаюсь рассмотреть что-то за окном, вижу  узоры на стекле и больше ничего. Сажусь поближе к лампе, карандашом начинаю рисовать войну. Это меня настолько увлекает, что я не замечаю, что начинаю говорить вслух. Рисованные человечки превращаются в отчаянных солдат, которые с криком  «ура» несутся в атаку, с ревом пикируют на врага наши краснозвездные самолеты, черный дым клубится над вражескими  танками.
    В клубах морозного пара вернулся отец. Расстегнул офицерский ремень, снял пальто с рыжим воротником, калоши  и прошел к столу. Посмотрел на мои художества, взял карандаш, сделал быстрый набросок. Затаив дыхание, я сидел и смотрел, как из-под карандаша появлялся танк. Мне было хорошо рядом с ним. От него пахло куревом, лошадьми, морозом.
    - Вот на таком танке я ездил, и называется он - БТ-7,- сказал он негромко. Он сказал не «воевал», а именно «ездил». Закинул левую, несгибающуюся ногу на правую, он о чем-то задумался, глядя на пламя лампы, а, может, сквозь лампу, в уголках глаз накапливалась влага. Он торопливо доставал тяжелый блестящий портсигар, прикуривал от лампы, выпустив облако дыма, скрывался в нем. В такие минуты мне по-детски было жаль его, потому что он был  хромым, что ему трудно ходить, что он воевал, что много видел горя и страданий. Отец, наверное, это чувствовал, клал свою жесткую ладонь мне на голову, из глаз моих готовы были брызнуть слезы. Рука его скользила по голове, щипала ласково за ухо, я вскрикивал, он удивленно вскидывал свои лохматые брови, мол, что с тобой, а в  его глазах уже играли  лучики смеха.
     Затем встает из-за стола, подходит к полке, на которой стоит самая дорогая вещь в нашем доме после швейной машинки и охотничьего ружья. Радиоприемник «Родина»! Медная проволока антенны выведена на улицу, есть заземление (отец называет его-«громоотвод»), а главное, три огромных батареи. Две из них плоские, третья, как большой куб. Отец включает радио, вертит настройку, находит то, что ему нужно. По вечерам мы все вместе слушаем радиоспектакли или «постановки».
«Продолжение спектакля слушайте через неделю в это же время!» И это на самом интересном месте! Часто я засыпал под монотонное бормотание прямо за столом. Сквозь сон чувствовал как меня несут на кровать, раздевают, закутывают. Сквозь сон слышу как мать ругает брата, поздно пришедшего домой и опять опоздавшего на ужин. Огромный пушистый кот, черный с белой манишкой и белыми носочками, запрыгивает ко мне на подушку, громко мурлычет на ухо, мне смешно, и я засыпаю с улыбкой.


3
Поднявшись в горку, отряхиваю брюки и сапоги от налипшего снега и ,не спеша, подхожу к дому. Прислонив  ружье к штакетнику, смотрю на деревню, на поля кругом, на людей, что-то делающих около своих домов. Смотрю, и мне не верится, что всего полчаса назад я был в далеком прошлом. Если кому рассказать – не поверят. В себе носить- тоже можно с ума сойти, размышляя и переживая.
  Проверив ружье, захожу домой. Жена у русской печи что-то стряпает- как никак сегодня праздник. Пристально посмотрела на меня, безошибочно определила сколько и чего выпито.
- Наверное, отец брагой угостил,- поворачиваясь спиной ко мне и продолжая начатое, проговорила она. И- как серпом!!!.
-Ты это о чем?- тихо спросил я.
-А ты вспомни, лет пятнадцать назад. Как в деревню сходит, так обратно – веселый.
       И действительно, лет пятнадцать назад, когда живы были родители, я через день ходил к ним помогать по хозяйству. Разгребал снег около дома, носил воду, дрова. Потом сидел с ними за большим круглым столом и рассказывал новости. Хотя они были в курсе всех новостей- у них был единственный телефон в деревне, и все новости в соседних деревнях они узнавали раньше меня.
       Затем отец лез на печку, наливал прямо там из чего-то в большую глиняную кружку браги на хмелю. Я выпивал в несколько приемов, а отец сразу же отправлял меня домой. Он, наверное ,знал действие этого напитка, так как через три километра при подходе к дому хмель давал о себе знать.
Жене решил ничего не говорить о своих приключениях. Еще раз прокручиваю в голове свой  маршрут, пытаюсь понять, где переступил ту грань между прошлым и настоящим.
 Не ответив ничего вразумительного, сел у печки, поглядел на пляшущее пламя, на часы, безмятежно тикающие на стенке. Вся моя прогулка заняла немного больше часа. Молча встал, сдернул с вешалки фуфайку, вышел на улицу. В каком-то заторможенном состоянии взял веник, смел свежевыпавший снег.

         -Ты чо так быстро вернулся?

 Сосед показался из-за угла, скользя по снегу  домашними тапочками.
Я достал из кармана ключи, кивнул на гараж.

         -Так у меня все на столе, я за тобой пришел.
         -Вперед и с песней-, я развернул его в сторону гаража, сам пошел следом.
Распахнул створку ворот, вошел в гараж, сел в машину.  Сосед торопливо хлопнул дверцей рядом, замер в ожидании. Я посмотрел на него в упор.
         -Как думаешь, я нормальный человек?-
         -Был бы нормальным-давно бы уже мне налил,- со смехом ответил он.
Он намного моложе меня, мой бывший ученик, когда я работал в школе, начальник коммунальной службы, когда я был главой администрации, но нас объединяло одно увлечение- охота. Причем, в этом занятии он намного меня превзошел. С ним можно было говорить ни о чем, посмеяться, иногда выпить. Все наши откровения оставались между нами, и я решил рассказать ему о сегодняшней прогулке.
         -Выпить успеешь, сейчас послушай вот что…- и я коротко рассказал о происшедшем.
         Сначала с умешкой, перебивая меня ехидными вопросами, затем  делаясь все более серьезным, он выслушал, потом, неожиданно для меня, стал задавать уточняющие вопросы.
         - Как в книжке,-медленно проговорил он, глядя куда-то в глубь гаража.
 Скрипнула дверь гаража. Наши жены медленно окружили машину.
- А дома нельзя было выпить, как все нормальные люди, все- тайком, все- без закуски,- почти хором заговорили они. И очень удивились, увидев, что в своих подозрениях они не правы.
 - Надо искать,- проговорил сосед.- Надо искать немедленно, пока не замело снегом твои следы.
    На этом и порешили.  На следующие утро сосед подошел к дому с лыжами на одном плече и ружьем на другом. Я тоже уже был готов.
  -Возьми Абрама, должен дорогу показать.
Тяжело вздохнув, я неторопливо отправился за соседом, который внешне был уверен в успехе. А внутренне, как мне казалось, хотел уличить меня во лжи.
      Прошли примерно километр по моим следам. Сосед лыжи по прежнему нес на плече, и в тот момент, когда я уже хотел спросить, зачем ему лыжи, он оглянулся :
  -Какая разница в погоде?
  -Ты о чем?
  -Какая ТАМ погода?- с ударением сказал он.
  -Так, вроде, декабрь,- неуверенно сказал я.
  -Значит, лыжи потребуются.
    Понемногу его уверенность передалась мне, я догнал его, пошел рядом, внимательно разглядывая следы. Абрам исчез из виду сразу, как только вошли в лес. Только однажды где-то далеко мы услышали его тявканье.
     Шли уже давно. Лес был незнакомый.  Но следы-то были мои, и  мы никуда не сворачивали. Стало немного теплее.  Да, погода осенью меняется семь раз за день.
Снова впереди залаяла собака. Сосед хотел ускорить шаг, но не получилось- нога провалилась в незамерзшую лужу. Распахнув куртки, сдвинув промокшие от пота шапки на затылок, мы остановились у поваленного дерева.
-И ты хочешь сказать, что ты здесь был?- с подозрением спросил он, внимательно оглядываясь вокруг.
-Был,- неуверенно ответил я и тоже стал оглядываться.
    Кругом был редкий сосновый лес, вершинами уходящий высоко в голубеющее небо.
Снега под ногами почти не было, а там, где он был, между кочками, в тени, он выглядел совсем несвежим, серым, грязным, пропитанным влагой.
  Я не успел озвучить своих выводов- меня опередил сосед:
-Как весной…
-Ага, а мы на лыжах…
-Так, по времени и по пройденному пути мы давно были выйти к нашей деревне,- он тоже был родом из ТОЙ деревни.
-Или мы уже сбились с пути, или мы уже там.
-Где?
  Он коротко ответил, охота переспрашивать сама собой отстала. Он продолжал вслух рассуждать:
-Ты говоришь, там у них декабрь?  Так почему, чем дальше идем, тем теплее? Почему растаял за полчаса снег, если обещали морозы? А? И где твои следы?
Действительно, следы растаяли вместе со снегом, кругом вековые сосны. На этот факт я и указал спутнику.
- Откуда рядом с деревней такой  лес, когда в радиусе двадцати километров все давно вырублено.
Он согласно кивал, так как именно он и занимался этим последние несколько лет.
Закинув лыжи на плечо, он уверенно зашагал вперед. С каждым шагом все вокруг преображалось. Прошли еще около километра.  Сосновый бор сменился кустарником.
Еще сотня метров, и я остановился как вкопанный, не отрывая глаз от ивняка. Крикнул ушедшего вперед соседа. Тот вернулся, посмотрел в ту сторону, куда я указывал. Присвистнул.
    Куст цвел. Обыкновенная верба, усыпанная желтыми пушистыми зайчиками.
-Декабрь, говоришь? Ну-ну…,- ни к кому не обращаясь ,задумчиво проговорил он.
      Мы уже были готовы к любым сюрпризам природы. Неожиданно под ноги из кустов, окутанных свежей зеленью, выкатился Абрам. Закружился вокруг, не зная, как выразить свою радость встрече. Кажется, совсем недалеко  раздался лай собак. Абрам, навострив уши, рванулся туда.
       Проверив заряжены ли ружья, в том же направлении направились и мы, надеясь у встреченных охотников узнать свое местонахождение.
       Но, к сожалению, охотников мы не встретили, на зато увидели картину, которая заставила нас замереть надолго.
      Сквозь еще не набравшую силу листву мы увидели двух мужиков, заготавливающих, как я понял, жерди для огорода.  Вернее, они уже их заготовили, а теперь складывали на телегу. Не на тракторную телегу, а на конную. Я отчетливо видел и мужиков, и телегу, и лошадь. Только вот лошадей-то у нас в деревне не было лет уж двадцать.
 Я придержал соседа, двинувшегося было к мужикам, за локоть. Отвел его за раскидистую ель. Он пытался что-то сказать, кивая в направлении мужиков. Сделав страшное лицо, я заставил его успокоиться.
    -Ты хочешь к ним появиться вот в таком виде, с лыжами? В камуфляжных куртках? Я уже появлялся, чуть в милицию не сдали. Снимаем куртки, оставляем лыжи, и идем к ним. Разговаривать буду я, ты молчи, как рыбина. Может, мы лет на триста назад отмотали.
     После этих слов он уже с опаской выглянул из-за дерева, одновременно стаскивая с себя куртку:
 -Хорошо еще в сапогах, а не в валенках…
 Еще раз посмотрели на мужиков. Кепки, кирзовые сапоги… Я, как опытный уже в этих делах, пытался представить, в каком году мы могли оказаться. Но даже примерно не мог определить.
Абрам затеял драку с собаками, за что и получил вожжами. Мужики о чем-то перекинулись и стали оглядываться, очевидно, в поисках хозяина незнакомой собаки.
  Никого не заметив, мужики закончили свое дело, сунули топоры за ремень, тронулись с места. Не выходя на дорогу, тронулись следом и мы. Сосед все время оглядывался, пытаясь запомнить, где мы оставили лыжи и зимнюю одежду.
   Между тем сквозь поредевшие деревья уже можно было видеть черные  свежевспаханные горушки. Некоторые уже покрывались зеленью. Почти все поля были обнесены косым огородом. В детстве отец показывал мне, как это делается, даже доверял мне делать ломом отверстия в земле для жердей. Судя  по всходам на полях- май- июнь по времени.
    Мужики свернули в поле, мы остановились на опушке. Вопросов возникло много. Где мы? Если мы около родной деревни, то кто эти мужики? И самое главное- время, время, времечко! Боязнь оказаться в пятнадцатом веке, заставляла нас быть осторожными. Мое упоминание о пятнадцатом веке, привело в ужас моего спутника.

 -Они же нас…того, на копья посадят…-мешая нормальную речь с бранью, проговорил он.
 -Ты видел, как мужики одеты? Значит, о пятнадцатом веке речи быть не может,- успокоил я его, одновременно внимательно оглядывая его и себя. Хорошо, что вышли из дома в сапогах, на головах-вязаные шапки-их можно выбросить. А вот пятнистые брюки и безрукавки могли вызвать нездоровый интерес у местных аборигенов.
  -Сейчас войдем в деревню, и сразу все прояснится… Ты, главное, помалкивай. Если что, я скажу, что ты китаец и по-русски ни бум-бум,- пытаюсь я как-то развлечь друга. Но ему не до шуток. Если сначала он с недоверием отнесся к моим приключениям, то теперь, хотя еще ничего не прояснилось, он начинает прислушиваться к моим советам.
  Углубились снова в лес, держа озеро в виду, обошли его.  Один раз вышли на самый берег. Прямо перед нами, на том берегу, стояла деревня. Судя по тому вниманию, с каким мой попутчик рассматривал ее, она была ему не совсем знакома.

 -Мне скоро сорок лет, а я некоторых  домов я не помню. Лишние бани на берегу…Косые огороды…- разговаривая с самим собой, сосед внимательно всматривался в противоположный берег.
-Самое правое от нас строение- это маслозавод. Помнишь?
-Смутно,-не совсем уверенно проговорил он.-Одно меня смущает- весна, посевная, а тракторов  не слышно…Может  мы здесь -до войны…
- Да нет, я помню, как маслозавод строили, как лед для холодильников заготавливали на озере. Это, наверное, середина шестидесятых…
-Тогда я спокоен, сам себя я не встречу,- вздохнул он.
- Себя не встретишь, а родителей- можешь. Видишь, дом-то ваш обитаем.
   Разговаривая, мы медленно двигались по берегу озера. Тропинка то выходила к самой воде, то уводила вглубь леса. Берег стал закругляться в сторону деревни, дома стали видны отчетливее. От крайнего дома в сторону маслозавода двигалась подвода с белыми бидонами. По тропинке, уже натоптанной по пашне, к озеру неслась стайка ребятишек.

  - К Белому бережку, купаться,- почти одновременно сказали мы и посмотрели друг на друга.
 Белый  бережок нашего детства… Сначала мы купались около мостков, где воду брали, но детей в деревне было так много, а купались мы весь день, и вода была постоянно взбаламученной. Поэтому нам «посоветовали» купаться в другом месте- попросту запретили.
Белым этот бережок назывался потому, что в  отличие о других мест здесь дно озера покрывал белый песочек. Песок был и на берегу, что-то вроде небольшого пляжа. В соседних деревнях ни озер ни речек не было, пользовались водой из колодцев, поэтому летом каждый день на Белом бережке было полно детей…

     -Ах, этот белый, белый бережок! Приют- пристанище для многих поколений!- продекламировал я свою строчку,-Ну, что, сосед, слабо искупаться?
- Я не в форме сегодня, мы ж из ноября.
-В кальсонах что ли?- рассмеялся я.
-Смейся, смейся, - махнул он рукой.
-Ну, пойдем, хоть умоемся.
На берегу и в воде  смех, крики, возня. По мере нашего приближения они постепенно стихали. Купающиеся выбегали на берег, торопливо одевались. Сосед, не обращая на них внимания, повесил ружье на куст, стянул через голову свитер. Забрел в воду и стал, фыркая , умываться.
     Выходя из воды, один из подростков  остановился,  внимательно посмотрел на моего спутника, вернее, на татуировку у того на предплечье, и выскочил на берег.
   Из шушуканья, которое началось на берегу, я кое-что успел услышать, и это «кое-что» меня насторожило.
-…зимой…такой же пятнистый ...видели…ружье..
 Ребята, как стайка воробьев, поднялись и рванули в деревню, только пятки засверкали.
-По-моему , нам пора возвращаться,- умываясь, сказал я спутнику и сообщил об услышанном.
-Кстати, что за татуировочка-то у тебя?
-ПВ и год дембеля.
-ПВ-это погранвойска?
-Ну,-непонимающе посмотрел на меня. 
-И 2001год…

   Со стороны деревни послышалось  непонятное тарахтенье. Толи мопед, толи велосипед с мотором, но без глушителя точно. Кто-то ехал в нашу сторону. Встречаться с кем-то еще у меня желания не было и ,торопливо одевшись, прихватив ружья, мы скрылись за кустами. Навстречу «наезднику» вышла женщина с коромыслом, на котором спереди и сзади висело свежевыстиранное белье.
 -На Щучьем стирала,- проговорил сосед. Щучье озеро находилось за дорогой в нескольких десятках метров. Там не купались, там «дна нет», как говорили нам старшие.
Очень глубокое, илистое. Щук там нет, но почему так называлось – непонятно.
   До разговаривающих на дороге было далековато, и я, как ни старался, не мог определить, кто это.
-А где твой Абрам?-неожиданно вспомнил сосед.-Мы же его оставили у тех мужиков!
     Тем же путем мы вернулись к месту встречи с мужиками. Нашли место, где оставили зимние вещи и лыжи. Сосед неожиданно рассмеялся, громко и раскатисто. Я подождал пока он успокоится и вопросительно посмотрел на него.
  -Да так, как в том анекдоте, все косят, а мы на лыжах. Будем возвращаться или Абрама искать?
-Без собаки дорогу домой нам не найти,- вспомнил я свое первое приключение.
   Сосед выругался , бросил лыжи под елку и стал оглядываться, стараясь вспомнить, откуда мы пришли. Определившись с направлением, двинулись. Несколько раз меняли направление, возвращались, снова пытались найти путь домой.
   Радостный возглас соседа заставил меня рвануться через бурелом к нему. Он стоял под раскидистой елью и что-то внимательно рассматривал. Островок нерастаявшего снега и отпечаток чьего-то следа. Толи собаки, толи какого-то зверя.
 - Ну, охотник-следопыт , решай, от тебя зависит вернемся  мы к телевизору или к девкам на маслозавод,- пытался пошутить я.
Не успел я договорить, как услышал лай собаки. Бросились в ту сторону. На невысокой сосне сидела испуганная белка, а вокруг неистовствовал Абрам.
-Осень,- спокойно сказал сосед.
-Где?- оглянулся я.
-Там,- показал рукой на сосну.-Белка серая, не рыжая, к зиме приготовилась.


Немного успокоились. Стали внимательнее смотреть под ноги. Осень чувствовалась во всем: в воздухе, в листьях, в облаках, в лужах, а потом и в первых льдинках. Абрам уверенно бежал впереди нас. Снег с дождем застал нас, когда между деревьями стали проглядывать знакомые поля. Еще полчаса- и мы уже подходим к дому. Остановились, поглядели друг другу в глаза. Не знаю, что он  увидел в моих, а в его глазах читалось огромное удивление, граничащее с ужасом от увиденного.


-А давай, сосед, наверстаем упущенное.  Для этого у меня все есть, а главное- есть повод!!


4