Фома. Рассказ

Горе человеку тому, имже  соблазн приходит…
Горе миру от соблазнов, ибо надобно придти соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит. Как Человеколюбец, Он оплакивает мир, имеющий терпеть вред от соблазнов.
        Мф.18,7.
Фома.

Рассказ.

 С наступлением темноты Фома начинал чесаться неустанно. Клопы заели. Наверное, эти твари хотят меня вытурить из моего убогого жилище,- почесывая красные волдыри на руках, - думал он. Не боятся они смерти-то, а давить их бесполезно. Фома считал большой ошибкой клопов с выбором объекта, то есть человека, который не смирится с их безжалостным вредом и беспокойством, которое они причиняют.  Ему было спокойно только в усадьбе графини Дольской, где он работал конюхом и почти постоянно жил там после смерти родителей. Да и в конюшне всяких тварей хватало. Графиня Дольская жила с 16 летней дочерью в своем поместье, много слуг не держала, только прачку и кухарку. Её 16 летняя дочь Лиза постоянно находилась в конюшне, помогая Фоме, и часто подшучивала, мол, когда он женится на ней.

- Что Вы, Ваше сиятельство, тут же меня утопят в Куре, а сначала затравят псами. Как бы Ваши шуточки ваша маменька не приняла в серьёз,  тогда я лишусь работы  и буду бродяжничать, - поглаживая её мягкие ухоженные ручки, отвечал он.

Приближалась красава весна. Склоны гор медленно освобождались от снега, меняя свою одежду. На склонах всюду образовались ручейки, которые вливаясь в единый поток, с шумом стремились вниз, местами образуя ниспадающие водопады. На скалах начали собираться кеклики, затевая брачные игры, выбирали места для гнездования. Уже всюду расцвели акации, каштан, гранат распустил свои ярко-красные воушесцы. Вся долина  низменности Куры благоухала. Начался ливень, поддерживаемый весенней грозой. Были слышны раскаты грома - сильный грохот, сопровождающий  молнию во время грозы, напоминающий громовой хохот – гомерический смех олимпийских богов. Фома и Лиза из окна конюшни любовались этой стихией. Ливень со шквальным ветром, который возник в горах от вихревых ветров, уходил  вглубь долины.  Вообще-то сама графиня Дольская хорошо относилась к Фоме и часто его угощала с барского стола и подшучивала. Она была очень богатой, наследство от родителей, а  потом продажа виноградников местному мелику-князьку Бектеймуру  рисовых полей и леса, сделала её еще богаче.

- Тебе, Анна, зачем эта земля, -  за чаепитием в беседке ласково говорил Бектеймур, - продай свою землю мне и клянусь честью горца, я дорого заплачу. Может, ты сама когда-нибудь надумаешь выйти за меня, и мы связали бы наши отношения «узами Гименея», а? Графиня в ответ смеялась, а продать землю все-таки решилась. Когда негоция была согласована, Бектеймур подарил ей кулон с изумрудом и такой же перстень, работы персидских ювелиров. 

- Ты, Фома, очень красивый, как сын Атланта Гиас, у тебя статная фигура, - смеялась она,-  но ты руки не распускай и не охмуряй Лизу, а то тебе влетит от меня, если будешь меня гневить.  Горе человеку тому, имже соблазн приходит, говорится в Евангелии. Он, конечно, не понимал значения её слов, но давал себе отчёт – знай, мол, свой шесток.

- Мне сегодня надобно ехать в Севони, по магазеям, Фома, - угощая его тартинками, произнесла Лиза. - Ты прямо щас подготовь фаэтон, а я пока переоденусь. Ты поможешь мне выбрать платье, а потом и мы посетим антикварный магазей. Я хочу купить воушесцы, и ты мне подскажешь. Фома недоуменно пожимал плечами.
- Я, Ваше сиятельство, в этом ничего не понимаю, - несмело  отвечал он, - помилуйте, это занятие не для меня. Да и мне, конюху ходить по магазеям в азяме с графиней, как-то для людей вашего круга будет смешно, а для Вашего сиятельства неприлично и стыдно.
- А мы это дело исправим, - загадочно произнесла Лиза. Фома, недоумевая, снова молча пожал плечами. Вернувшись, Лиза села в фаэтон, обдав запахом духов дикого жасмина Фому.
Севони небольшой городок под Елизаветпольем, славился мастерскими, торговыми рядами и шумным базаром, где торговали всячиной.

-Мы сначала заедем в мастерскую Якиной, где шьют мужскую одежду, Фома. Правда, там бывает и готовая одежда, которую она привозит аж из Парижа, -  тихо велела Лиза, подбирая белокурые волосы под фетровую шляпу. Госпожа Якина тепло встретила графиню Лизу и пригласила в свой кабинет, предложив её откушать кофей. Лиза отказалась.
- Мне надобно, чтоб вы одели этого молодого человека с головы до ног, конечно, желательно  одеждой привезённой из Парижа, - произнесла Лиза, садясь на кресла. Фома чуть ли не потерял дар речи. Фома робел. Что же она делает, Господи останови её, не дай твоему рабу сгореть от стыда и срама, ведь еще придётся разматывать прилюдно онучи. Лиза, видя его смущение, велела Якиной, чтоб всё происходило в примерочной кабине, хотя в мастерской в это время никто не работал. Лиза выбор остановила на костюме-тройке бежевого цвета и чёрных хромовых туфлях. Подобрали рубашку и фетровую шляпу.

- Ты не снимай одежду, мы так и поедем, - велела Лиза.
- Наконец-то я осрамлён, - не выдержал Фома, понукая лошадь.- Нет на свете более смешного, чем вид конюха в фетровой шляпе, как у городского фендрика. Я отчетливо представил себе, как я в костюме и шляпе ложусь на лежак покрытый сеном в конюшне. Вот только досада – не признают меня клопы-то в новой одежде. Я решил, что я не ваш раб, Ваше сиятельство и покидаю службу на вашем поместье. Не нужно издеваться над моей нищетой. Она видела, как он поник, и прослезились его глаза. Он плакал. Неожиданно для Фомы Лиза сильно натянула на себя вожжи. Фаэтон остановился.

- Родной мой, любимый мальчик, да ты мне люб, - почти выкрикнула Лиза.- Мы поедем в церковь, прямо щас и обвенчаемся. К чёрту все эти традиции, светские порядки, придуманные глупыми бездельниками, которые страдают скудоумием.  Давай поедем в Тифлис или Елизаветполь, на берегу Гянджачая купим дом и будем там жить счастливо. Меня убьёт твое страдание, Фома, что есть для меня нравственная мука, душевное терзание. Мы же с детства знаем друг друга, мой возлюбленный и если ты покинешь меня, тогда меня примут мутные воды Куры. Молю тебя, прими мою любовь и полюби меня, стань для меня еще роднее. Да останови ты этот проклятый фаэтон. Но Фома повернул фаэтон в сторону берега, Кура, как ехидна шипела и, остановив фаэтон, он слез, прихватив свои пожитки и начал торопливо переодеваться. Лиза не могла это допустить и попыталась остановить его. Фома остался в нижнем белье, которое было куплено там же в мастерской и, поскользнувшись, упал на зелёную траву.

- Да ты безжалостная терзательница сердец, Ваше сиятельство, - рыдая, выдавил он из себя. Как ваша маменька-то посмотрит на ваше глупое, легкомысленное деяние, а? Да они просто уничтожат меня, холопа,  мол, вишь, куда влез – тоже отведать сладости захотелось.
Она села рядом с ним и повернув его голову к себе, неумело поцеловала в губы. Эта маленькая фея,  рукой осторожно начала гладить его почти обнаженный член. Он не понимал, что же происходит в этот сладкий, таинственный миг, когда сладострастие начало жечь его кровь и, юноша, пылая страстью, поддаваясь возникшему похотливому желанию, лёгким движением пальцев начал гладить её усладу, еще больше возбуждаясь…

- Вот и свершились милые надежды, как говорил классик, - тихо прошептала Лиза, еще находясь в состоянии неги. - Наконец-то это упоенье, сладостное успокоенье произошло. Неголюбивый мой, теперича мы стали мужем и женой. Мы маменьке ничего говорить не будем, пока, а как она куда-нибудь поедет, я заберу свое приданое – империалы, деньги в больших купюрах и покинем эту глушь. Кавказ большой, Фома, приютит и нас. Но Фома, молча начал надевать свои пожитки усердно стал обматывать онучи для ног под сапоги. Лиза молча наблюдала за ним и не находила слов, чтоб утешить своего возлюбленного.
- Я Ваше сиятельство, не ваш холоп и щас отвезу вас в поместье, а там айда, куда глаза глядят. Кавказ большой, приютит и меня,- надевая азям, произнёс Фома.
Лизу обуяла необузданное  чувство горести, скорбь, тяжёлое переживание. Ей хотелось плакать. Фома видел, как Лиза начала вздрагивать всем телом. Она рыдала, плечи её вздрагивали. Он не мог смотреть на её страдание и утешить ему тоже не хотелось.  Каурка, наклонившись, щипала молодую весеннюю траву. Фома, покончив с переодеванием, направился на берег, несмотря на рыдание Лизы. Через некоторое время, уже успокоившись, понимая, что обратной дороги нет, Фома нежно обнял Лизу за плечи.
- Ты хотела по магазеям, Лиза, али передумала? – как можно нежно спросил он.- Я мог бы тебя подождать в фаэтоне.
- Нет, теперича расхотела, поехали домой, - вытирая слезы, тихо произнесла она. В поместье все было по-прежнему, но только графини Анны не было видно. Кухарка сообщила, что Их сиятельства уехали с Бектеймуром в его поместье. Она не могла оставить Фому одного, боялась, что сбежит. Пока он распрягал каурку, она велела кухарке подать кушанье в столовую на двоих и, не переодеваясь, вернулась в конюшню.

- Я просто не пойду и всё, - заартачился Фома. - Я знаю свой шесток.
- Хорошо, тогда дай слово, что не сбежишь, я щас опустошу клады у мамани, пока она отсутствует, - обнимая его, просила Лиза.- Я возьму то, что мне принадлежит, и мы завтра же спозаранок двинемся в сторону Елизаветполья. Поверь мне, я сделаю тебя счастливым, и у нас будет много детей, как у Ниобы  Ему стало жалко её. Жалость, чувство душевной боли, тронули его сердце, и он обнял её, тиская девичьи грудки.

- Я должна привести себя в порядок, Фома, - тихо шепнула она, целуя его в губы.  - Ты обещал, помни это, бросив меня, ты убьешь нашу любовь, а может и дитё. От слово «дитё» Фома шарахнулся и ударился головой в стойку, держащую деревянный свод конюшни.
- С первого раза? – глуповато спросил он, потеряв дар речи. Лиза знала все тайники, где хранились семейные драгоценности, о которых даже графиня не знала. Покойный отец её, граф Дольский, показывая ей эти тайники, часто повторял: ты моя наследница Лиза, тут и мое завещание с тамгой. Всё было аккуратно уложено в перламутровые ларцы, а затем в саквояж. Она знала содержание этих ларцов и даже не открыла, а завернув в старое платье, отнесла в конюшню.

- Тут мое приданое, Фома, - садясь на лежак, устало выдавила она из себя. - Я кухарке доверяю, она приготовит нам продукты на дорогу, а как стемнеет, ты всё погрузишь в фаэтон, накрыв сеном. А как ты думаешь, сколько времени займёт дорога до Елизаветполья?
- Если спозаранок выехать, к вечеру доберёмся, - обречённый её решением уныло ответил Фома.
- Ладно, пойду, нужно вещи уложить в кофр, а потом я тебе ужин принесу. Проголодался, небось? – нежно спросила она и вышла из конюшни.
Они встали спозаранку, когда за горами только появилось красное зарево, когда «Заревом восхода даль небес объята», как говорил Надсон, и фаэтон двинулся в путь. Там, в этой дали этих молодых влюблённых ждало большое счастье…

Окончательный вариант.

Март, 2024г. м.м.Б.