***

Я бы мог написать тебе кучу ненужных стихов,
но искусству поэзии мало и тысячи слов,
как нам Бродский предрёк, восседая в кругу котофея.

Да и все те слова будут бюрократично сухи -
лучше глядя в глаза, чем бумагу марать о стихи.
Я смогу это сделать сегодня в правленьях Морфея:

словно малые дети, мы будем валяться в снегу,
бить ботинками лёд, намерзающий на берегу
и смеяться, за тучей увидев чуть тусклое Солнце.

Посидим, свесив ноги, на облачной крыши краю.
Ты, вцепившись до боли своею ладонью в мою,
будешь мелко дрожать, опасаясь, что скоро проснёмся.

Я бы мог сочинить тебе сказку, да только беда -
ненароком давно проскочили с тобой те года,
когда верили в них, а теперь всё утоплено всуе.

Лишь тоскливым я взглядом скользну по сидящему на
свято чтимом кондукторском шкету, что у полотна
запотевшего, мизерным пальцем зайчишку рисуя,

улыбается, всех заражая улыбкой вокруг.
Уголки моих губ тянет медленно кверху и вдруг
вспоминаю на миг я свои опалённые крылья.

Мои чувства как-будто бы вечность лежали на дне -
раскурочив сквозным себе путь в многослойной броне,
ты смогла завести моё сердце, покрытое пылью.

Я бы мог не поверить, что есть на Земле чудеса,
но мне стоит взглянуть лишь в любимого цвета глаза
и увижу бескрайний простор необъятной Вселенной.

В них сокрыт целый мир, нам с тобою он принадлежит.
Я тебя никому не отдам, ты мне только скажи,
что ждала меня множество жизней, царапая вены,

в кровь кусая уста и ревя днём и ночью навзрыд,
что внутри будто десятитысячный атомный взрыв
и что больше не можешь терпеть, ожидая рассвета.

Мы уснём под одним шерстяным, как нам пели Сплины,
наплевав, что когда-то и где-то любили иных.
Мы уснём - и на смену зиме вдруг заявится лето.