Перед казнью

«…И не надо так трагично, дорогой мой. Смотрите на это с присущим вам юмором… С юмором!.. В конце концов, Галилей-то у нас тоже отрекался. — Поэтому я всегда больше любил Джордано Бруно…»

(Григорий Горин «Тот самый Мюнхгаузен»)

Не палачей моих, слезливо плачущих
Жалею я - в последнем покаянии.
А дней тех, столько жизни значащих -
А тех ночей, с единственной в ваянии -
Чудес несбывшихся, и сбывшихся поодаль,
Которые быть может завтра, может утром.
Мне жаль, что красота, душа, природа
Не сможет вдохновляя, сердце кутать...

Нет, палачам, что выбрали свой путь
Я не скажу ни слова, ни полслова -
Лишь улыбнусь, ударю себя в грудь -
Которая принять судьбу готова.
Давайте, режьте бейте мой костюм,
Не в этом я - вы развлекайтесь смело.
Хотя не сможете вы доказать тот ум,
Которым, так и раздражало мое тело...

Не страшно мне акульих топоров,
Что видели за тысячу ушедших.
Но, к сожалению поднять свое перо
Не сможет голова, в раз отлетевши -
Не сможет рассказать, и обсудить
Теории под солнцем за обедом.
Мне страшно, что останется бродить
Невежда холуем, слепец победы...

Что вам сказать еще? Горжусь что жил,
И что оставил - не мое - я знаю.
А если что-то понял - докажи,
И напиши, не жги - пусть прочитают!
Вам тяжело, кто будет здесь живьем
Чумой незнаний умирать в заботах.
Казните! Про себя шепчу: ЕЕ,
ЕЕ любил! Полвека, год от года.