Внутренние страхи

Вы знали гея-футболиста? А вам известен гей-бандит?
Всего сильнее мы боимся того, что в нас самих сидит.
А в нас порой такие тайны живут, погибелью грозя,
Что мы от них уже устали и обнародовать нельзя.

Избавит разве психбольница от рокового тайника?
Поскольку кто себя боится, с ума сойдет от двойника.
Не страждет тот, кто в этом циник, ему легко вести войну.
Все остальные – жертвы клиник, пусть даже в собственном плену.

Тут не ищи самолеченья, на три замка закрывши рот,
А трепещи, разоблаченья век ожидающий урод.
А в жизни ты, быть может, храбрый: когда не зайцы – все мы львы.
Но только прячешься за шваброй от подозрений и молвы.

Лишь дураки живут без башен, предусмотрительных – не трожь.
И быть нельзя во всем бесстрашным, коль в каждом – собственная дрожь.
Прелестна роскошь пофигизма, чтоб в драных джинсах на балы,
Что на волне психологизма достойно высшей похвалы.

Себя таить со всеми вместе – не портить, стало быть, игру.
Но быть собою – дело чести и на пиру, и на миру.
А страх мрачней пустыни Гоби, пучины сумрачней морской.
Но сколько у него в утробе сидеть с грызущею тоской?

Пусть я приличия нарушу, двурушник мнительный, твои,
Но это вылезет наружу когда-нибудь, как ни таи.
И, может, вылезет кроваво, чтоб разомкнуть порочный круг.
Ведь нет ужаснее провала, чем неожиданно и вдруг.

Чего же ждать, о чем же думать и бесконечно только врать?
Пора бы пыль с портрета сдунуть и все условности попрать.
По крайней мере, было б честно стать упредителем молвы.
Но я такого повсеместно пока не видывал, а вы?..

Да я и сам изрядно трушу, как конь в пальто – всех без пальто.
Наверно, страх меня, как грушу, колотит именно за то.
И чем, сказать простосердечно, могу похвастать я в борьбе?
И мой призыв не вам, конечно, скорее самому себе.

И ни на что я не отважусь, минуя этот апогей:
Как трансвестит, не напомажусь и не оденусь, словно гей.
И оттого мне зло и пусто, с утра особенно, с ранья,
Что я не в то ушел искусство: притворства, фальши и вранья.

А есть завидные примеры, что тормозами не визжат.
Но у меня мои химеры мои затворы сторожат.
Я говорю себе: доколе? Я говорю себе: пора!
Но и доныне в это поле не выгоняю трактора.

И зарастает поле сором, кому пригодное – бог весть,
То чудо-поле, на котором я мог бы истинно расцвесть.
Пока нас ждут сухие плахи, судьба смеется, как бандит.
Лишь смертный час глухие страхи в момент ухода победит.

И то отринется моленье, что береженых бережет.
И будет только сожаленье, что несвободой обожжет.
Я исповедуюсь кому-то, я на земле оставлю гной.
Но поменять себя минуты уже не будет ни одной.

Какое горькое прощанье, не как рождественский пирог.
И пусть, звуча как завещанье, прологом станет эпилог.
На то имея основанья, себя мы как-то не клянем,
Хотя свои завоеванья копили страхи день за днем.

Вы знали гея-футболиста? Знаком вам летчик-трансвестит?
Когда проиграна конкиста, и Бог, пожалуй, загрустит.
Так под покровом небосвода и завершится день сурка,
В котором жизнь как несвобода в цене не очень высока.

2017