Майор Ржевский. Либава. Июнь 1941

Приближался полдень. Шел шестой день войны и четвертый день окружения.
Вчера пошли на прорыв основные силы. Майор Кожевников с остатками 56-го стрелкового полка и артиллеристами 23-й  береговой батареи пробивался по прибрежной дороге. Вторую колонну, прорывавшуюся на восток, возглавил полковник Бобович со своим штабом и сводными частями 67-й стрелковой дивизии.  Замыкали ее пограничники, отдельные команды, рабочие отряды.

Ржевский с морскими пехотинцами, списанными с поврежденных кораблей, и с рабочим батальоном судоремонтного завода «Тосмаре» занял позиции у фортов и вдоль канала, прикрывая прорыв. Немецкие минометы методично лупили по северной стороне канала.
Ржевский вспоминал утро, вспоминал последние месяцы перед войной.
Как только  «Виениба»  с семьями командиров и ранеными с рассветом вышел в море, над ним повисли два "Мессершмитта", поливая транспорт огнем. Потом начала бить артиллерия, которую корректировали летчики. Судно с красными крестами окуталось дымом. Самолеты расстреливали из пулеметов людей в воде. Майор подумал, как он был прав, в первый же день войны отправив жену поездом. На следующий день немцы перерезали железную дорогу, и Либава оказалась в кольце.

Суждено ли им увидеться? Шансов вырваться мало - слишком плотно кольцо окружения. Попадать в плен нельзя - он уже был репрессирован в 1937, как бывший царский офицер, но тогда ему "повезло" - половина вычищенных из армии командиров была просто уволена, и как считал сам Ржевский, не всегда несправедливо: были среди них и нечистые на руку интенданты, и любители крепко выпить на службе, и те, кого убрали для профилактики: финны, немцы, прибалты, венгры. Кто знает, как бы они повели себя в будущей войне с европейскими странами? А что она будет, и подтолкнут к ней Германию с союзниками, майор не сомневался после Испании.

Полтора года он учительствовал на селе, недалеко от Ржева, вотчины предков. Работа даже нравилась: школяры были боевые, умные, схватывали на лету. И Ржевский учил, учил... Учил по вспышке и звуку выстрела рассчитывать расстояние до огневой точки, чтобы накрывать ее с первого-второго залпа, без утомительной пристрелки со взятием цели в вилку; учил определять пройденный путь по времени, по количеству шагов, находить расстояние до недоступного объекта по засеченным азимутам и измеренной шагами базе. И школяры впитывали математику и физику, как губка - знали, что пригодится.

Потом пришел Берия, Ежова расстреляли, а командиров начали разыскивать и возвращать в части, даже из лагерей - армия росла, и училища не справлялись с выпуском лейтенантов. Об армейских вакансиях в должностях старших командиров и говорить было нечего. Предложили вернуться и Ржевскому. Он отправил подросшего сына в пехотное училище (теперь дорога туда была ему открыта) и вернулся в армию.
В 1940 получил назначение в вошедшую в состав СССР Латвию, в 67-ю стрелковую дивизию, растянутую по побережью в районе Либавы, в порту которой уже базировались подводные лодки и новенькие торпедные катера - зализанные дюралевые красавцы с авиамоторами, которые, как поговаривали, даже проектировались не морскими КБ, а самим Туполевым в ЦАГИ.

С комдивом Ржевскому повезло, им стал в 1941 его старый знакомый еще по революционному Петрограду, конногвардейский унтер-офицер, а перед войной уже генерал-майор Н. А. Дедаев. Жаль комдива! Если бы не его чутье, дивизии уже могло бы не быть. Это он дал приказ вывести в ночь на субботу состав дивизии в полевые лагеря и рассредоточиться. Утром 22 июня немецкие Юнкерсы отбомбились по пустым казармам и ангарам. А уже 24 июня комдив был смертельно ранен на КП, на развалинах Гризупского форта в Зеленой роще, но оборону организовать успел, и контратаки проводил, и связь с береговыми батареями наладил.

Солнце начинало слепить глаза, постепенно выкатываясь к югу. Вчера из-за этого артиллеристы, как посетовал начальник артиллерии дивизии полковник Корнеев, потеряли два наблюдательных пункта со стереотрубами - с северного берега канала блики оптики в полдень выдавали их немцам на южной стороне. Ржевский посоветовал полковнику закрыть оптику стаканчиками из черной бумаги, пробив в донышке дыроколом побольше дырок: светосила, конечно, упадет раза в два-три, но в полдень это не страшно, а бликовать с такой штуковиной ни труба, ни бинокль не будут. Корнеев удивился, но обещал попробовать.

Успел, не успел полковник? Надо помочь ему, хотя бы чем-то отвлечь внимание немецких наблюдателей. Ржевский подозвал лейтенанта:
- Найди крышек от сгущенки - у них размер и блеск подходящие, набей попарно на доски или фанерки небольшие, пусть ребята повесят где-нибудь, где наших позиций нет: на тонкие ветки к вершине поближе, чтобы ветром туда-сюда шевелило, на чердак, где рваную кровлю покачивает. Пусть немцы думают, что там артиллерийские  наблюдатели работают, биноклями крутят, пусть снаряды да мины на них тратят. а то меня достали уже эти минометчики.
- Товарищ майор, да где ж я тут гвозди и фанеру найду?
- Городской?
- Москвич!
- Заметно. Скомандуй старшине из деревенских. Он лишних вопросов задавать не будет, если гвоздей не найдет, веревкой привяжет к доске от снарядного ящика, а сгущенкой еще и свой взвод накормит! Учись вертеться, сынок! Это война, а не училище. Да! сгущенка у морпехов быть должна, чтоб вы лишнего не бегали. Скажешь, майор приказал.
- А... сколько?
- Ну, ты прикинь, сколько нужно, чтобы у немцев голова кругом пошла?
- Десяток. А лучше полтора.
- Соображаешь! Действуй!
Лейтенант убежал.

Ржевский оглянулся на тылы - как там? Два краснофлотца, ходившие не иначе как на склад военно-морской базы за продуктами, тащили в чистом поле велосипед. "Лентяи! Вместо того, чтобы вещмешки на себе тащить, они колеса организовали. Нарвутся ведь, шалопаи молодые!" И точно: со стороны немцев застучал пулемет, рядом с морпехами рвануло несколько мелких минометных мин. Моряки залегли, но потом поднялись и рывком добежали до траншеи. Сделана она была добротно, в полный профиль: Дедаев, прошедший Империалистическую и Гражданскую, новым уставам не доверял и лежачие стрелковые ячейки не одобрял. Ржевский тоже считал, что нормальная защита от артиллерии и танков - только окопы полного профиля, соединенные траншеями. Этому и неоперившихся лейтенантиков-первогодков учил.

- Краснофлотцы, ко мне! Целы? В руку навылет? К санитару, пусть перевяжет, и в медсанбат. Нормальную перевязку сделают - возвращайся в строй: нам до ночи продержаться надо. Отстанешь от части - попадешь к немцам.
Раненый ушел.
- Ну, а ты, старший матрос? Так, кажется, на флоте одна лычка на погоне?
- Так точно: Николай Репин, старший матрос.
- Ты почему своему товарищу не запретил велосипед тащить? По такой цели только ленивый не пальнет. Самого не задело?
- Нет, товарищ майор! Но пока лежали, мина перед самым носом в песок ушла и не взорвалась. Думал, всё уже...
- Откуда родом?
- Село Пулково, Слуцкий район, под Ленинградом.
- Знаю, Юденича там бил.
- Так, может быть, мы с мальчишками и ваши пули по полям находили? От трехлинейки, но старого образца, длинные и тупоносые, мельхиоровые, блестящие?
- Может, и наши! Были такие! - усмехнулся Ржевский.
- Разрешите идти?
- Свободен. Будьте готовы к прорыву: патроны, консервы, вода обязательно - фляга, а то и две. СВТ поменяй на трехлинейку - она надежнее, ни в грязи, ни в песке не откажет.

Ржевский прислушался: немцы перенесли огонь в тылы, круша деревья и чердаки. Судя по длительности канонады, им никак не удавалось уничтожить "корректировщиков". А вот Корнеев по засеченным немецким батареям и сам работал, и на 27-ю береговую батарею координаты передал.

Немцы на мотоциклах вырвались на пирс, строча из пулеметов. Морпехи пытались сдержать их огнем из своих самозарядных "Свет", пехота поддержала пулеметами. У пирса оставались два торпедных катера с командиром базы и штабом. Катера под командой командира отряда капитан-лейтенанта Осипова дружно отвалили от причала, сметая насевших фашистов очередями своих крупнокалиберных ДШК.
"Классно стреляют!" - подумал Ржевский. Он хорошо помнил довоенную историю со стрельбой по конусу. Приехавшие на базу летчики начали задирать катерников:
- Вы уж хотя бы пару дырок сделайте, чтобы нам пальцем не ковырять!
Пулеметчик вспылил:
- Ну, смотрите, летуны! Ловить замучаетесь! - и на учениях с первой очереди на виду у всех перерубил трос, на котором летчики тащили цель-конус. Правда, сами катерники конус и выловили, а уж на каких условиях отдали его летчикам - то Ржевскому было неведомо.

***

Ночью с 27-й батареи прислали связного:
- Уходим со взрывом батареи и мостов.
Майор дал команду. В траншее зашевелились, стали накидывать на спину "сидоры", винтовки. Минут через пятнадцать на батарее загрохотало, встало яркое зарево. Рвануло на мостах через канал - саперы сработали чисто.
Колонна пехотинцев, моряков, части рабочих-добровольцев с судостроительного завода двинулась в направлении на восток. Вскоре присоединились артиллеристы с оставшимися орудиями, потянулись оставшиеся тыловики на телегах. Понятно было, что на север, к Риге, уже не пробиться - в зоне основного прорыва немцы сосредоточили слишком много войск и наверняка уже прочесывали местность.
__________________

На фото: торпедный катер типа Г-5 у причала

Продолжение http://www.stihi.ru/2017/01/17/293