Гробовщик

Словно в маках вечерело небо,
Было с тишью благостно в крови.
У клироса отстояв молебен,
Садом брёл я… но, застыв у вербы,
На окне вновь взгляд остановил.

Вновь глядел в окно, встав у ограды:
В стружке свежевыстроганный гроб,
Мотылёк кружился над лампадой,
И вдохнув вечерний запах сада,
Гробовщик сидел, стирая пот.

Он, немного занавески сблизив,
Думами, как стружкой был обвит.
Как же много знает он о жизни,
И не понаслышке - о любви.

Он о настоящем знает счастье,
Отчего оно прочь рвётся с рук,
А даётся мерно так, с опаской,
Презирая дикость, ложь, и чванство,
В нас, сей грешный, замыкая круг.

Тень его была слегка понурой;
Словно в дрёме кучер у шинка.
Где-то всё ещё не спали куры,
Квохча на цыплячий тонкий гам.
Гробовщик заметно был не молод;
Впалость щёк морщинило лицо
От уклада жизни – ломового,
С лет, когда остался он вдовцом.
Впрочем, и что был он кузнецом –
Выдавало силу рук пудовых.

Рано овдовел он и в сыновьем,
Сызмальства им занимался дед.
Фрол носил до кузницы обед,
И любил глядеть как дед подковы
С жару доставал на белый свет.

Я стоял впотьмах, переминаясь,
Пересмешник тенькал, вдалеке
Под гармонь, и под хмельную радость,
Пели песни в сельском кабаке.

Ой ли ты поймёшь, читатель пылкий,
Особливо кто из горожан,
Что иные люди из глубинки,
Кто вовек из сёл не выезжал.

Вот и Фрол был сельским старожилом,
Всё делил с селом – любовь и боль,
Кровь иная в тамошних прожилках,
И душа иная - чище, что ль?!
Будучи ещё сопливый отрок,
Я уже всем сердцем был знаком,
Как лелеют лошадь и корову,
Брызгая в ковш тёплым молоком.

Как целуют листья белых вишен,
Что, шумя, даруют первый плод,
И как люди шепчутся с Всевышним,
Каждый раз входя на огород.

После смерти деда - Фрол кузнечил,
Кузня-то одна на восемь сёл.
Не гнушаясь, пас и гурт овечий,
Даже принимал коров отёл.

Что до жизни личной, то не тайна;
На селе всё люду на виду,
Первою женой была – Наталья,
Что гуляла с песнями в саду.

Отгуляли свадебку на Прялу*,
Фрол тогда был счастлив в первый раз,
А уж к Рождеству с каким-то малым
К городу Наталья подалась.

Ну и запил Фрол, и запил крепко,
Душу, как и кузню, снег обнёс.
С пьяну баял о петле, и ветке,
Задыхаясь от мужицких слёз.

Но весна всегда с любовью ходит,
Зажурчали первые ручьи,
И увидел как-то Фрол с подводы
Женщину, что шла чрез огороды,
Видная такая, но из чьих?

Ох же, и обдали сердце кровью
Бабы той зелёные глаза!
Что темнить? И не певуч на слово,
В тот же вечер под вишнёвым кровом
Он о чувствах Анне рассказал.

 Свадьбу отыграли чин по чину,
Всем селом им справили избу.
В нём она лелеяла мужчину,
Он же в ней любимую жену.

Были тишь, уют в избе опрятной,
Анна забеременела вскорь.
А беда уж хаживала рядом,
Фролу подло вновь готовя боль.

Ох, судьба, кому ты как даёшься…
Лучше бы порою в сердце нож.
Скрыло б горе первою порошей,
Коль упал под лиственную дрожь.

Анна померла, не разродившись,
Не закрыв влюблённые глаза.
За окном в снегу склонились вишни,
А в углу молчали образа.

Поползли по сёлам разнотолки,
Где глядел недобро даже поп,
Чёрной метой, мол, Фрол заколдован.
Ну а Фрол, под жалость да издёвки,
Ладить стал своей рукою гроб.

С той поры гробы он так и ладит,
В кузне уж никто не жёг огня.
Ни помолвок не было, ни свадеб.
Хоть и были бабы, кто привадить
Так желали «Фрола – бобыля».

Так вот и живёт один, столярит, 
Да при саде сторожем ночным. 
А по каждым средам ходит к Анне,
Носит, ей любимые, блины.

Знает он, что нет на свете чуда,
Что любовь сильней любых чудес.
Что - призванье – жить в подмогу людям,
Самому, неся, без стона, крест. 

Так не грезь о счастье, как о чуде;
Ешь, не раболепствуя, свой хлеб,
И тогда, запомни, счастлив будешь,
Тем, что ещё ранью солнце будит,
Просто тем, что нужен ты земле.

*На Прялу – по народному календарю, к 18 октября крестьяне заканчивали все работы, и женщины собирались прясть.